Николай Мордвинов - Дневники

• Название: Дневники
• Автор: Николай Мордвинов
• Издательство: Всероссийское театральное общество
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

В книгу включены дневники известного артиста Николая Дмитриевича Мордвинова и воспоминания о нем.

---

§ 5. Я понял, что то, чем я живу в роли, а я полюбил Алпатова, я отдал ему много времени, сна, души, я наградил его самым лучшим, что я имею и о чем думаю, и уверен, что это лучшее, не плохое, не контрреволюционное, не старомодное, как любовь к жене, верность этой любви — не старомодна, как беззаветная преданность делу своей Родины — современна, как честность не приоритет времени 20-х годов и пр. и т. д., — я хотел говорить об этом во всю силу своих легких и души. Но… чем громче и сильнее мне об этом хотелось говорить, тем мельче мишеней я видел перед собою. Когда противник силен, тогда гнев законен, когда он — слизь, ее достаточно растереть подошвой сапога, походя. Укрупнение шло, я наживал и гнев и любовь, а поводы к этому у меня отнимались и отнимались, и я остался… одинок. Это в дни директив к съезду! Что же, и это просчет мой и постановщика, принимаю и этот упрек, но вот играть то, к чему я должен был прийти на основе этого анализа, я не хочу и не буду.

Что мне делать — не знаю, хотя от этого и не легче…

6/III

«ОТЕЛЛО»

Сегодня отдохнул, буду играть.

Сегодня попробую дополнить сцену с платком следующим образом:

«Дай мне платок!»

Делал — брал от нее платок, не глядя, проверял на ощупь (на вытянутой руке в сторону), то же самое перед собою… «Он!..» Прижимал к груди, ласкал, гладил его, прижимал к губам, целовал со звуком «а-а-а!», поднимал вверх, чтобы полюбоваться, и вдруг: «Не тот!»

Сейчас хочу добавить:

Отбросил его вверх и, поймав, с остервенением бросил в сторону Дездемоны…

Попробовал — получилось хорошо, мне нравится.

Находки:

Третий акт:

Перед «с вами я пойду…»

В пантомиме нашлось место, где я прошу прощения за грубость, и очень хорошо это выразилось — легким наклоном головы к ней и мелким постукиванием ладони о ладонь, тыльной стороной, прижатой к груди.

Четвертый акт:

«Прочел я…» (с Лодовико и Дездемоной).

К Лодовико вежливо и тихо, к Дездемоне — резко и непочтительно, громко и без дипломатии.

Сегодня в зале было очень тихо, народ был внимателен, и потому резким возгласом прозвучало возмущение кого-то из зрителей в адрес Яго и Отелло, доверившегося ему и решившего задушить Дездемону.

25/III

«ОТЕЛЛО»

Последний.

Договорился с дирекцией, что на апрель и май спектакля не назначают, чтобы сделать значительный перерыв, тем более, что с июня гастроли, а затем отпуск, а с осени — пересмотреть спектакль […] и потом с новыми силами и изредка давать его, чтобы сохранить для репертуара на основной сцене.

1/IV

[…] Я постарался сделать так, чтобы ни один спектакль, который я играю, не прошел для меня даром; но я знаю, что сделал бы в том же Отелло больше, работай я параллельно и над другими ролями. В таком случае возможно обогащение и той и другой роли. Я могу делать еще и еще, я знаю, что могу сказать моему зрителю еще многое из того, что не успел сказать и что сказать мне надо.

Может быть, это нескромно, но мне кажется, что моя жадность — признак моей силы и молодости, потенции. Художник именно тогда художник, когда он рвется выразить то, что ему выразить надо, хочется, и без чего он чувствует себя неудовлетворенным.

6/IV

«МАСКАРАД»

Играл пустой.

Душа лишь откликалась на те места в роли, где орать хочется от злобы, безвыходности… […]

Кое-что нашлось в последней картине, а все остальное…

20/IV

Сдача «АЛПАТОВА»

Спектакль шел прилично, кое-что даже хорошо. Я играл весь спектакль явно хуже и неровно. Но зал реагировал горячо.

Актеры не зашли, поздравляли через О. К., поздравляли и ее.

Зашел Плятт: ритм спектакля сделал свое дело и помог тебе выявить себя.

…Крон: Я принимаю образ целиком и работу расцениваю как великолепную. Единственно, что мне не хватает, — это экспозиции на образ, мне хочется пожить Алпатовым и посмотреть на него до событий, а вообще это замечательная работа.

Аграненко[428] сказал, что если гражданская тема должна существовать, то вот она рождена и «я ее горячий пропагандист и защитник».

В 11 часов ночи звонил Зорин[429]:

Если бы вы слышали, что говорят о вас… говорят так, что сегодня присутствовали на событии, когда гражданская линия в театре зазвучала так, что она волнует, будоражит мысль. Они радуются тому, что явились свидетелями огромного актерского события. Великолепная работа… У меня огромное удовлетворение, что за все мучения, которые я вам причинил, вы получите заслуженное, мой дорогой. И что бы там дальше ни было, какие бы решения ни были, я рад, что вас видела самая сложная Москва. Я слышал мнения и от квалифицированной публики и от простых рабочих…

Если из всего этого сотая доля сказана мне в соответствии с истиной… А я клянусь жизнью, что ничего не преувеличил.

5/V

«АЛПАТОВ»

Народу в зале процентов 25. Директора обещали «организовать зал», но сами не пришли на спектакль.

Слушали очень хорошо, внимательно, взволнованно. Отзывы до меня доходят хорошие… Первый акт долго раскручивается, второй — интереснее, третий — хорош. […]

Завадский нашел, что у меня «много тонких и хороших находок, после того как он не видел спектакль». Нашел, что «Михайлов и Вульф верно развивали его мысль».

11/VI

«МАСКАРАД» (БАКУ)

[…] Сегодня получился крупный кусок:

«Постойте! Я сяду вместо вас!»

Стало понятно, что Арбенин спасает князя от неминуемой катастрофы.

На этом спектакле было много находок. Хорошее наполнение. Безраздельная власть над залом. Делал, что хотел. Стоял столько, сколько хотел. Паузу держал так долго, как сегодня надо было, не опуская напряжения. Срывался, летел, опять замирал… это было самому приятно, и зал отвечал полным подчинением и признанием. Сильно реагировал на юмор и на драматическое напряжение.

18/VI

«МАСКАРАД»

Последний.

Сегодня с утра и вечером духота.

В театре вместе со скрипом стульев слышен шум программ, газет — обмахиваются…

Все двери в зале и на сцене открыты, и все равно сердце заходится.

Но… надо оставить хорошую память о себе.

И опять надо «на полную выкладку».

А «полная» — не получилась… Играл плохо. Не понимал, что делаю… кислородный голод, что ли… Душа не откликалась ни на что, ровно ее нет. Как ни старался — отказала. Устал.

22/VI

УДОМЛЯ

Люблю я это озеро.

Какой-то удивительный покой входит в душу. Такое умиротворение!.. Только сейчас понял, до чего же я устал…

Эпическое, былинное озеро… вот-вот проснутся богатыри, покачают головой и скажут, до чего же вы суетные люди стали!

На душе покой, величественно, и нервы скоро уложатся на место, и сердце перестанет скулить и ныть. Давить бы скорее перестало…

14/X

«АЛПАТОВ»

Весною вся природа поет о пробуждении жизни, о любимой, о любви.

Так сутками напролет, не смолкая, восторженно призывает в свидетели своего счастья, жить и любить, соловей.

Славили любовь и до Петрарки.

Пели любовь древнейшие народы Египта, Персии, Индии, Восток и Запад — все времена и все народы…

И вдруг — в нашу чудесную весну, в пору пробуждающейся новой жизни, в самую молодую и самую мощную весну, самую светлую и сознательную пору человечества — найдется такой чинуша от искусства, болтун и фразер с холодными руками и холодным сердцем, насядет на шею широкого душою, талантливого и сильного поэта любви, дружбы, семьи… и заставит его петь им изобретенную тракторно-станочную песнь, расценив подлинную любовь… как нечто второстепенное, нет, как анахронизм, как пережиток старого.

…В данном случае мне захотелось заговорить на эту тему и не от имени образа Алпатова, а от себя.

Алпатов и не думал о любви так подробно, не высказывался так развернуто, но он нес в душе что-то такое (и гораздо большее, может быть), что свойственно цельной натуре. Он жил, он думал, он чувствовал и из этого выводил свои критерии. Он истинно стремился к лучшему для всех, потому что он — настоящий.

«Люби сам, это первое дело, ну не всех», — говорил он. С этим и прошел он через всю жизнь, сберегая «свою честь», как говорит о нем лучезарная его помощница и подруга, подлинная русская женщина — его жена.

Белинский: «Идея истекает из разума, но живое рождает не разум, а любовь».

Я вчера был в Вахтанговском театре.

Рядовой спектакль «Одна»[430], но насколько он выше нашего рядового спектакля «Алпатова», как организовано дело, как чисто у них — просто зависть съедает.

Мы мало пользуемся великим материалом, который предоставляет нам Шекспир. Еще в процессе репетиций кое-что набираем, иногда даем это хорошее на спектакле — иногда сознательно, давая себе отчет, что делаешь, иногда интуитивно, но вдохновенно, непроизвольно, а чаще подменяем большое, трудное — удобным, привычным и механическим. И тем уходим сами и за собой уводим зрителя от проникновения в тайны человеческого духа, от постижения огромных духовных ценностей.