Николай Мордвинов - Дневники

• Название: Дневники
• Автор: Николай Мордвинов
• Издательство: Всероссийское театральное общество
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

В книгу включены дневники известного артиста Николая Дмитриевича Мордвинова и воспоминания о нем.

---

14/II

Третий и четвертый акты.

Кажется, нашел третий акт.

Леший — мечтатель. Прелестный интеллигент. Прекрасный мечтатель, сильный своим отвлеченным стремлением. К добру! Сильный своей мечтой, очень сильный, а так как многого не видит, то уязвимый и ранимый. Ну… спасет он 5–7 десятин лесу, ну, посадит столько же нового, молодого. Ну, купит еще столько же на последние деньги, а громадное бедствие… оно сотрет его своим размером. Обломают ему крылья купцы, как задушат и его мечту. Не выход!

Но безумным поем мы славу…

Сохранить его в мечте, и ее прелести и должным образом отнестись к нему. Вот сложная и увлекательная задача!

Интеллигент. Дворянин. Помещик. Один из беспокойных и безобидных чудаков.

Может быть, сильно акцентированное «а» и «и», а если вместо «о» — «уо»?

«Я сделаюсь героем» — сделаю действительно ценное.

«Полюблю другую» — очевидно, придет другая, хотя ее не вижу.

«Пусть горят леса» — что же делать? Тут я, видимо, ничего не смогу, но я сделаю все от меня зависящее — насажу новые…

Третий акт.

В разговоре с Соней — весь в своей неудаче с лесом, разрыв с Соней.

А с Ел[еной] Ан[дреевной] как с виновницей всех его несчастий. Ради нее гибнет его мечта, ее примером исковеркана Соня — погибло его счастье. Почти не обращает внимания на Ел. Ан., весь в себе, зажав виски, не желая разговаривать…

16/XI

Репетиция четвертого акта

[…] К каждому цепляется и говорит грубости, потому что действительно зол и на всех, и на себя, и потому что сейчас идет переоценка ценностей. Не ковыряется в себе, а переоценивает все. Как же быть дальше? Я буду «героем», то есть сейчас я дрянь, а буду достойным того, чтобы меня считали хорошим по заслугам.

«Жертва Сони» — замужество за Желтухиным?

Леший ошибся в Жорже, Ел[ене] Ан[дреевне], Соне, то есть в самом дорогом и важном, то есть в своих оценках людей, то есть в себе.

Кончил все счеты с Соней и решил с чистой душой расстаться с профессором. Он как бы прощается, но Серебряков его задерживает.

А что, если так:

Сделка профессора с купцами не состоялась.

Значит, он внял советам Лешего.

Значит, он, профессор, — порядочный человек.

Значит, я — свинья.

Значит, надо извиниться.

Это мне кажется вернее.

По-моему, у Ив[ана] Ив[ановича] Орловского в рассказе проглядывает нечто роднящее его поступок с раскаянием Никиты из «Власти тьмы». В этом русская широта и русская неустроенная совесть; примерно к этому же идет и Ф[едор] И[ванович]. Проиграл 5 тысяч, не потому что в азарте, а от безвыходного состояния; могло быть опять «чик-чик», и вдруг в подсознании родилось, что «пора перебеситься», нужно чалить к естественному, настоящему, ненаносному, к дому, семейной жизни, к детям.

А Леший, мне кажется, помирившись с профессором, думая, что и с ним он неправ, с течением времени все больше и больше убеждается, упорно к нему тут приглядываясь, что это дутая, пустая личность, профессор… и не возьмет его «ни бекасинник, ни 9 номер, и если сам господь бог скажет ему: будь человеком — все равно не получится». Отсюда и вырастает его монолог.

Да, все делают не то, что надо, все неустроенны.

17/XI

(ИЗ ДНЕВНИКА РОЛИ ЛИРА)

Вульф собрала участников спектакля…

Я предложил — снять все шумы дождя, ветра, грома и в девятой картине оставить только одну музыку Хачатуряна и один взрыв, а то картина зашумлена. И. С. [Анисимова-Вульф] хочет завтра проверить на монтировке.

А в последней картине — мое глубокое убеждение — только сокращениями ничего не сделаешь. Идет развязывание акта, все узлы трагедии, каждый кусок имеет свое начало, развитие, конец… а их много, большинство играется с полной отдачей, ответственностью, и все же… Ошибка, мне кажется, заключается в том, что роли и вся сцена не нанизаны на одну главную, сквозную, и потому распадаются на части. Можно сокращать и дальше, но ощущение такое, что и дальше картина будет распадаться на ряд фрагментов, коль скоро не будет насажена на один ведущий стержень.

18/XI

«ЛИР»

А что, если:

Девятая картина — попробую сегодня провести все начало, как заклинание, про себя. И «вырваться» только на «А… я ошибся… позор!»

Одиннадцатая картина, «…людей неблагодарных», и как вывод отсюда — «лей, ливень…» Это именно и сбило на миг его со здравого смысла, а не удар грома, как я стал играть в последнее время.

Двенадцатая картина. «Задерните полог…» — не оттого, что спать хочу, а оттого, чтобы отгородиться от беспокоящего его мира призраков…

Буду играть с собой, со своими образами. В репетиции дома что-то получилось заманчивое и во многом верное. Попробую…

23/XI

«ЛЕШИЙ»

Третий акт.

Финал — прямо-таки финал Чацкого.

Вчитываюсь в роль, в этот изумительный текст, который во многом обогатил нашего Леонова, и все больше и больше начинаю слышать в музыке речи Лешего не простого интеллигента, а потомственного, большой, давней культуры человека, думающего оригинально, самостоятельно. Да, это из лучших представителей нашей родной интеллигенции, что кончилась со смертью старшего поколения наших великих интеллигентов.

Он внушает к себе доверие. Он знал, что не герой, но поверил, что отрастит крылья орла, и как-то верится ему. Начинаешь верить под конец роли, что он будет искать все более и более кардинальные решения вопросов.

Он, очевидно, хорошо держится.

У него хорошие, думающие, выразительные руки.

25/XI

Репетируем отдельные сцены[493]. С Соней сцена идет, как сказал Плятт, «слушается». А вот выход после финальной сцены Войницкого… Я не знаю, что делать. Предложил искать фокус, благодаря которому прошло бы впечатление от предыдущей сцены и достало времени переключить интерес зала на следующую сцену… без этого… идти дальше невозможно, даже в случае, если бы Войницкого играл беспомощный актер.

Я заметил, что Серебряков, рекламируя себя как человека непрактичного, тем не менее продает лес за 4 тысячи, когда Леший уверен, что продаст он его за 2–3 тысячи.

Право на монолог надо заиметь и автору и актеру. Я вспомнил слова Прута[494] относительно «Маскарада», когда он сказал, что моноложная форма-де отжила. Да, она ни к чему, если человек не доведен до необходимости говорить — говорить, и высказываться, и доказывать, когда человеку невыносимо молчать, когда он не может не говорить.

29/XI

Репетиция второго акта.

Профессору доктор — ласково, внимательно и непреклонно:

— Непонятно, почему Соня так говорит с Лешим?

Просто ей хочется быть с ним и очень [она] боится ошибки. А самое главное, она влюблена и ей 20 лет. Тут и любовь, и желание показаться более сведущей, умней, образованней, и злость на себя, что не очень это получается, и многое другое.

Философия всех действующих лиц: «Худой мир лучше доброй ссоры».

Что же касается женщин… Каковы они в представлении Лешего? Очевидно, они еще мельче.

А к чему приходят действующие лица?

Ну, Леший пойдет своей дорогой, и она у него не из легких. Впереди много будет петлять.

Серебряков — подомнет окончательно Е. А.

Е. А. — сдастся и будет несчастная женщина.

Юленька — поработит Ф. И. и будет наживать.

Ф. И. — сдастся и будет украдкой выпивать.

И. И. — как сыр в масле.

Дядин — примерно то же.

1/XII

Репетиция второго акта.

Я думаю, что Серебрякову не надо играть старость. Он в общем здоров, его не устраивает жизнь в деревне, нет поклонения, нет охающих женщин вокруг, здесь он равный со всеми, и его часто не замечают. Вот он и хандрит и требует к себе внимания, хотя бы и так уродливо.

Соня: или то, или другое — неправда. Если вы скажете леса — значит, вам должно быть противно с нами, если же вы любите меня, значит, леса — простое фразерство.

Сложность Сони будет сложной, если Шапошникова не будет рассуждать как женщина своего возраста, да еще женщина нашей эпохи, когда голова очень трезва. Надо думать не по своей логике, а по логике 20-летней институтки начала века. Все мы воспитанием философским, да и доверчивостью не очень можем похвалиться. В простоте души редко что говорим. А Соня «умные» дневники пишет.

— Давайте, скажем серьезно, ведь, если бы мы не знали, что это Чехов, мы бы попросили автора переписать это место! — сказала Шапошникова.

— Вот именно! Даже не дали бы себе труда разобраться, и уже предложили бы править. Но это все-таки Чехов, и надо нам поверить ему и разобраться.

8/XII

Репетиция первого акта.

Не получилась у меня вторая часть монолога. Продолжение иронической интонации Войницкого — как начало монолога — вышло, а дальше, когда надо «от себя», сбилось.