Мария Дубинина - Джон Найтингейл. Истории о потустороннем.

• Название: Джон Найтингейл. Истории о потустороннем.
• Автор: Мария Дубинина
• Жанр: Детектив

Викторианская Англия. Время, когда сталкиваются научный прогресс и древние суеверия. Время, когда в море еще можно встретить «Летучего Голландца», а вера в сверхъестественное сильнее веры в торжество науки и разума. Это истории из личного дневника Джона Найтингейла, молодого доктора, против воли оказавшегося на тонкой грани между реальным миром и миром, полным древних тайн и пугающих явлений.

---

Что же изменилось? И сам я себе горько ответил — все. Трудно сказать, что именно осталось прежним. И все же неясная тревога не давала мне покоя.

— Сэр, просили Вам передать. Я принял из рук горничной кожаный кисет, но судя по ощущениям, лежал в нем отнюдь не табак.

— Кто передал?

— Мистер Коллинз. Я оттолкнул девушку в сторону и выбежал на крыльцо, однако Перси и след простыл. Я развязал шнурок и вытряхнул на ладонь содержимое мешочка. Это оказался маленький флакон с мутной бесцветной жидкостью. Первым моим порывом было выбросить эту дрянь, меня передергивало от одного только его вида, а прикосновение стекла к коже вызывало отвращение. Я догадывался, что вижу перед собой еще одно из изобретений отца, но не вытяжка из лекарственных трав, а нечто куда более мерзкое и опасное. Я не желал держать это в руках и вообще вносить в дом, но и выкинуть не мог — что-то во мне тому сопротивлялось. Никто из нас и не подозревал тогда, что близился финал этой запутанной истории. Итак, тревожное чувство, что лишало меня покоя и сна, стремительно нарастало. По совету невесты, я перебрался в гостиничный номер в городе, но это никак не облегчило моих мук, к тому же, находясь в одиночестве, оторванный от любимых людей, я в удвоенной мере ощущал чудовищный груз, давящий на мой рассудок и в большей степени на саму мою душу. Не выдержав и суток, я позорно бежал под крыло родного дома, гонимый первобытным страхом лишиться всего того, что делало меня мной.

Да, я безумно боялся, и мне не стыдно в том признаваться, ни тогда, ни сейчас, ни когда бы то ни было еще. Вряд ли кто из людей способен вообразить себе тот ужас, что обуревал меня при одной мысли о бригантине под истрёпанным парусом и ее проклятом капитане. Суша более не казалась мне надежной защитой от сил зла, с коими я столкнулся на просторах седого океана. Я понимал, что настанет день, когда я не смогу больше владеть собой и по доброй воле приду туда, где окончится мой земной путь. И вот этот день настал. Как обычно бывает со смертельно больными, утро перед роковым днем я встретил в необычно бодром расположении духа. Солнце, разбудившее меня, было особенно яркое для здешних мест и радовало глаз, пустошь, на которую выходили окна моей спальни, сияла красками, незаметными в пасмурную погоду. На миг мне почудилось, что я спал и видел дурной сон, но раскрытая тетрадь на письменном столе и пара резких горьких фраз, вписанных моей рукой, а также ненавистный стеклянный флакон рядом с нею существенно остудили мой пыл. И все же нельзя было не признать, что в череде беспросветных дней это утро выделялось наиболее выгодным образом.

— Боже милостивый! — воскликнула, едва завидев меня спускающимся в столовую, миссис Гроув, — Вы улыбаетесь! Я поприветствовал домоправительницу и широким уверенным шагом прошел в столовую. И первым, кого я увидел, был Перси Коллинз — благодаря дикой расцветки фиолетовому костюму он был бы виден даже из ближайшей деревни. Коллинз тоже заметил меня и отложил приборы в стороны:

— Доброе утро, Джон. Наша добрая хозяйка сказала, что ты не спустишься к завтраку. Настроение мое резко упало после того, как я понял, что для меня не приготовили приборов, меня просто не ждали.

— Что ж, я пришел, однако прошу вас, продолжайте, я позавтракаю на кухне. И сам удивился тому, как ядовито прозвучали мои слова. Похоже, дьявольское семя засело во мне глубже, чем кто-либо мог предположить. Я повернулся, чтобы уйти, и Агата, звякнув посудой, поднялась из-за стола:

— Нет! Не уходи, я распоряжусь, чтобы тебе принесли завтрак. Ее забота была, как всегда, трогательна и мила, но момент был утерян, утро утратило все свое очарование. Возле лестницы Агата нагнала меня:

— Как неловко вышло, прости, пожалуйста, — она остановилась в двух шагах позади меня. Я отчетливо слышал ее тяжелое дыхание и легко мог представить, как горят румянцем ее щеки и вздымается грудь. И все же я не обернулся:

— Ерунда. Право, не стоит извиняться. Я вернусь к себе и почитаю. Глаза ожгло огнем, и я отстраненно отметил, что готов заплакать. Как ребенок.

— Джон, посмотри на меня. Я нехотя повернулся и замер. Увиденное повергло меня в шок. На месте Агаты стояла скорбная фигура в глухом черном платье и шляпке с длинной траурной вуалью. Женщина прижимала к груди руки в черных перчатках, пальцы нервно мяли кружевной платок. С губ моих сорвался стон, когда я разглядел заплаканное лицо незнакомки. Голубые глаза ее были полны слез и смотрели на меня с печалью и упреком. Видение длилось всего несколько секунд, но не узнать в нем Агату было невозможно. Я ни разу не видел ее в трауре, и понимал, что это значит. Она снова станет вдовой. Сердце гулко стучало где-то в ушах, барабанной дробью сопровождая мои панические мысли. Я должен бежать, иначе причиню боль самым дорогим для меня людям. Вещи из шкафа летели на пол, я хотел собрать чемодан, но передумал, руки тряслись, и я ничего не мог сделать нормально. Периодически кто-нибудь из домашних стучал в дверь и, не получив ответа, уходил. Небо темнело буквально на глазах, так же, как темнел и помрачался мой разум.

Кроме барабанной дроби в голове я не слышал никого и ничего, пока по стеклу не застучали крупные дождевые капли. Глядя в окно на потоки воды, извергающиеся на землю, я принял окончательное решение. Я или сойду с ума или умру, третьего не дано, но прежде я должен узнать, в чем смысл всего, ради чего я рисковал и с чем боролся. Только он может дать мне ответ, и я сделаю так, как он хочет. В распахнутое окно влетели холодные брызги дождя, пронизывающий до костей ветер взметнул занавески. Я знал, что стена под окном оплетена сетью тонкий прочных веревок, что служили опорой для вьющихся по каменной кладке растений. Сейчас, в середине мая, зелени еще было мало, но меня интересовала не она. Я видно был безумен в тот момент, когда перелез через подоконник и, ухватившись за веревки, начал опаснейший спуск.

Порывы ветра пытались оторвать меня от стены и бросить оземь, ливень хлестал больнее кнута, и все же мне удалось невредимым добраться до земли. Не удержавшись на ногах от напряжения, я упал в грязь и только таким образом смог привести мысля в порядок. Стоит сказать, однако, что единственным, что занимало меня, было то, как незамеченным миновать пространство перед домом и выбраться на дорогу. Сумятица в моей голове достигла апогея. Я со стоном сжал пальцами виски. Свет горел в окнах гостиной и кухни — как раз там, где мне предстояло сейчас пройти, и я неминуемо был бы замечен. Очередной шквал ветра подтолкнул меня в спину, точно подсказывая направление. Я сделал несколько невольных шагов вперед, потом уже по своей воле обогнул восточное крыло и оказался в маленьком декоративном саду. За ним давно никто не ухаживал, и сад медленно, год за годом, сливался с примыкающей к нему пустошью. Именно туда я и направил свои стопы. Сложно описать, что испытывал я, бредя под проливным дождем и леденящим ветром по мрачной безрадостной равнине по колено в жидкой грязи. Наверное, я не чувствовал ничего, ни холода ни страха, только маниакальное желание двигаться вперед, туда, где меня ждали. Это может показаться странным, но каждый следующий шаг к цели давался мне все с большей легкостью, словно я освобождался от тяжкого груза. Из-за свинцовых туч, заслонивших от меня небо, было весьма сложно определить точное время, а часы остались лежать на прикроватной тумбе. Не знаю, почему, но меня не покидала уверенность, что я должен успеть к закату. Подвезти меня было некому — непогода оставила меня совершенно без попутчиков, отчего моя одинокая фигура посреди равнины выглядела особенно странно. Дождь прекратился внезапно, открывая моему взору пока еще маленькие и робкие островки синего неба. Солнце клонилось к горизонту, но в запасе у меня оставалось еще несколько часов.

Только поняв это, я впервые почувствовал укол страха. Несмотря на липнущую к телу насквозь мокрую одежду меня бросило в жар.

Что я делаю здесь? Зачем пришел на дикий морской берег, один и в преддверие ночи? Я верно и впрямь сошел с ума, раз поддался зову проклятой метки. Паника схватила меня за горло, дыхание вмиг перехватило. «Ты поймешь свое предназначение и придешь ко мне с радостью, как к доброму другу, — припомнил я слова Лео Гранта, услышанные мною во сне, — Я заключу тебя в объятия, и ты сразу почувствуешь наше единство. Ты был создан, чтобы стать моим продолжением, моей тенью». Я прикрыл глаза, но волнующееся темное море не желало исчезать, проникая даже сквозь опущенные веки. Что ж, раз моя история началась здесь, то пусть здесь и закончится. Я готов… Стоило мне только произнести мысленно эти два коротких слова, как ледяной шквал швырнул мне в лицо соленые брызги, и я, ослепленный и оглушенный ревом стихи, отчаянно потер глаза кулаками. За одну секунду пейзаж изменился. Со своего места я обозревал пространство на много миль вглубь залива, и ничто не могло приблизиться к берегу незамеченным. И все же вопреки законам природы на присмиревшей глади воды покачивался корабль, не узнать который было невозможно. На фоне кроваво-красного неба с прослойками сиреневых облаков призрачным светом горели огни Святого Эльма, быстрые и переменчивые, точно большие светлячки, перелетающие с мачты на мачту, с реи на рею. Это было по-своему красиво, насколько вообще может быть привлекательной смерть. Я спустился по узкой тропинке на усыпанный камнями пляж. Море только казалось спокойным, но стоило мне вторгнуться в его пределы, как тут же бурный поток едва не опрокинул меня. Под ноги то и дело попадались острые камешки и ракушки, мокрые брюки мешали идти, и я уже с дрожью представлял, что придется плыть, а ведь нас с «Каллисто» разделяло немалое расстояние. Опасения мои не оправдались, ибо от парусника отделилась шлюпка и медленно и ровно, ничуть не страдая от возмущенных волн, направилась ко мне. Я похолодел, насколько это было возможно по пояс в холодной воде. С ужасом следил я за высокой фигурой на носу шлюпки.