Франсуа VI Ларошфуко - Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры

• Название: Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры
• Автор: Франсуа VI Ларошфуко
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

В этой книге собраны сочинения трех великих французских моралистов XVII столетия — Ларошфуко, Паскаля, Лабрюйера, людей разной судьбы, разной социальной среды, разного мировоззрения. Объединяет их прежде всего сам жанр афоризма, в котором они выразили свою жизненную философию, свои размышления над миром и человеком.

Вступительная статья В. Бахмутского.

Примечания В. Бахмутского, Н. Малевича, М. Разумовской, Т. Хатисовой.

Перевод Э. Линецкой, Ю. Корнеева.

В настоящем томе воспроизведены гравюры французских художников XVII века.

---

В Пор-Рояле, который был тогда одним из центров французской культуры, Паскаль прожил остаток своей жизни (умер он в 1662 г.) Здесь были написаны его «Письма к провинциалу», полемическое сочинение, направленное против иезуитов. Здесь была начата и задумана главная книга жизни «Апология христианской религии», оставшаяся в виде связанных в пачки листов бумаги, на которых Паскаль записывал приходившие к нему мысли. Эти фрагменты были собраны после его смерти видным деятелем Пор-Рояля Николем и опубликованы под названием: «Мысли Паскаля о религии и некоторых других вопросах». В «Мыслях» отразилась духовная трагедия Паскаля, великого ученого, который разочаровался в науке и стремился найти высшую истину и смысл бытия в религиозной вере. Опыт ученого имел для «Мыслей» Паскаля такое же важное значение, как политический опыт Ларошфуко для его «Максим».

Научные труды Паскаля принадлежат великому подъему, который пережило естествознание в конце XVI и начале XVII века, и неотделимы от философской основы, на которой оно покоилось. Открытия в области физики и астрономии расшатали тот образ мироздания, что господствовал в античности и в средние века: образ завершенного в себе, замкнутого, внутренне гармоничного целого, где человек занимал твердо установленное и весьма почетное место. Теперь бесконечность, которая мыслилась как атрибут всемогущего бога, стала атрибутом сотворенного мира и возникло резкое несоответствие между масштабом человека и масштабами Вселенной. Человек перестал ощущать себя центром мироздания, он оказался лишь песчинкой, атомом на общем лоне сущего. Собственно богу в этом новом космосе не осталось места. «Не могу простить Декарту, — пишет Паскаль, — он очень хотел бы обойтись в своей философии без бога, но так и не обошелся, заставил его дать мирозданию щелчок… а потом бог стал ему ненадобен».

Новый, обезбоженный механистический космос резко расходился и с той натурфилософской, полурелигиозной, поэтической концепцией одухотворенной природы, которая господствовала в эпоху Возрождения, когда, по выражению Маркса, «материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку»[6].

Механистический материализм, не как собственно научная теория, а как духовная концепция жизни, не мог удовлетворить Паскаля. Наука не давала ответа на мучительно тревожившие его нравственные вопросы. А ведь именно эти вопросы стояли в центре внимания янсенистского учения, и суровая аскетическая атмосфера Пор-Рояля лишь усугубляла для Паскаля их остроту. Раздумья над политическими событиями, над современниками, углубленный самоанализ внушили Паскалю страстное желание решить для себя главный вопрос человеческого существования: «Как я должен жить, чтобы моя жизнь имела смысл?» В «Мыслях» отражены напряженные философские и нравственные искания их автора. «Я потратил много времени, — говорит Паскаль, — на изучение отвлеченных наук, но потерял к ним вкус — так мало дают они знаний. Потом я стал изучать человека и понял, что отвлеченные науки вообще чужды его натуре и что, занимаясь ими, я еще хуже понимаю, каково мое место в мире, чем те, кому они неведомы». Загадка человека терзает теперь Паскаля еще больше, чем загадка мироздания: проблема существования личности в мире, обретение или утрата ею смысла жизни, способность человека познать безграничную Вселенную, величие его и ничтожество. Очень выразителен в этом смысле фрагмент 72 «Мыслей», в котором говорится о несоизмеримости человека и Вселенной. Трагичен удел человеческий, ибо человек перестал ощущать себя микрокосмом, он «не более как атом и тень» и живет на грани двух бездн: «бездны бесконечности и бездны небытия», и не дано ему постичь конец сущего и его начало (ибо, «будучи небытием, мы не способны понять начало начал… будучи бытием кратковременным, не способны охватить бесконечность»). Не только мир, но и сам человек для самого себя — непостижимая тайна. Что такое человек? «Небытие в сравнении с бесконечностью, все сущее в сравнении с небытием, среднее между всем и ничем».

Трагическое мироощущение Паскаля связано не только с изменившейся картиной мироздания — оно имеет и свои общественные корни. В абсолютистской Франции человек перестал ощущать себя частью единого целого (отсюда у Паскаля острое чувство своей неповторимости, единственности, высокое личностное самосознание), само же целое стало для человека враждебной, отчужденной и несоизмеримой с ним силой. Человеческое существование писатель уподобляет галерам, где все в оковах, все приговорены к смерти и каждый, полный скорби и безнадежности, бессильный помочь другому, ждет, когда же наступит его черед.

В утверждении Паскаля о «срединном» положении человека в мироздании заключена скрытая полемика с мыслителями эпохи Возрождения. Итальянский гуманист XV века Пико делла Мирандола утверждал в «Рассуждении о достоинстве человека», что именно в силу своего «срединного положения» человек всемогущ: он обладает возможностью «обозреть все, что есть в мире», «владеть, чем пожелает», и «быть, чем захочет».

Когда же Паскаль говорит, что удел человека «середина» и «кто вне середины, тот вне человечества», он вкладывает в это другой смысл. Он имеет в виду противоречивость и двойственность природы человека и положения его в мире: «человек не ангел и не животное», он всегда между двумя противоположными полюсами; но срединная точка, которую он занимает в мире, неустойчива, она каждую секунду уходит из-под ног, и перед нами разверзается бездна. Сама «середина» есть сочетание противоположностей. «Что за химера человек, …какое чудовище, какой хаос, какое вместилище противоречий, какое чудо… судья всех вещей и бессмысленный червь земли, обладатель истины и клоака неуверенности и заблуждений, слава и отброс мироздания».

Парадоксальна не только природа человека, парадоксальна любая истина. Парадоксы Паскаля лишены всякого элемента игры, они всегда трагически серьезны. Мысль писателя повсюду обнаруживает противоречие, он знает, что любое правильное исходное положение может быть дополнено противоположным, столь же правильным. Эти противоречия принимают у него характер непримиримых, но взаимно связанных антиномий: добро и зло, дух и материя, разум и страсти, справедливость и сила, истина и заблуждение. Привести эти антиномии к некоему высшему синтезу, потребность в котором заложена в сердце каждого человека, не представляется Паскалю возможным. Вот почему, надо полагать, его сочинение осталось только в форме разрозненных фрагментов, — он не в силах был привести их в стройную логическую систему.

Единственной и реальной истиной нашего мира кажется Паскалю парадокс — напряженное отношение противоположных полюсов. Человек, чтобы оставаться человеком, должен стремиться к обеим крайностям, а не к одной из них, ибо когда он касается одной, то неминуемо впадает в противоположную. Так, «чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем больше уподобляется животному». Тщетны усилия тех, кто решил отказаться от страстей, и тех, кто решил им предаться: «разум по-прежнему клеймит страсти за их низость и несправедливость, нарушая покой тех, кто им предается, и страсти по-прежнему бушуют в тех, кто жаждет от них избавиться».

Человек в глазах Паскаля одновременно велик и ничтожен. Было бы неверно вычитать из фрагмента 72 мысль о бессилии человеческого разума. Скорее этот фрагмент говорит об обратном: величие человека в его способности мыслить, в этом его главное назначение. Паскаль неоднократно возвращается к этой идее. «Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он — тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить… достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо сознает, что расстается с жизнью и что слабее Вселенной, а она ничего не сознает» (фрагмент 347). Итак, величие и достоинство человека в его мысли, в его сознании. Но сила человеческого разума в способности ощутить собственные границы, «признать существование многих явлений, ему непостижимых», возвыситься над самим собой, так же как все величие человека — в способности превзойти собственные пределы, в вечном разладе с миром и с самим собой, в сознании своей слабости и ничтожества. Короче, все величие человека в его трагическом уделе. Поэтому все обращается в свою противоположность: сила становится слабостью, слабость — силой; порок превращается в добродетель, а добродетель оказывается источником зла. Стремление к славе суетно, оно порождено нашим тщеславием; для человека так невыносимо ощущение своего одиночества, своего трагического удела, что он беспрестанно ищет всякого рода развлечений и отвлечений, лишь бы не задумываться над самим собой, над тем, что он такое, откуда пришел, куда идет. Он отказывается от своего подлинного «я», стремится не быть, а казаться и готов умереть во имя любой безделицы. Он никогда не живет настоящим, обращает взоры к прошлому, которого уже нет, и к будущему, которое всегда проблематично. Но, с другой стороны, любовь к славе — самое неоспоримое доказательство высокого достоинства человека, ибо говорит о том, что превыше всего он ценит людской разум, и даже «почтеннейшее положение не радует его, если этот разум отказывает ему в почете». В вечной неудовлетворенности и заключено величие человека. «Он ничтожен, как вельможа, как низложенный король». В конце концов, «величие человека тем и велико, что он сознает свое ничтожество. Дерево своего ничтожества не сознает».