Ольга Михайлова - Ступени любви

• Название: Ступени любви
• Автор: Ольга Михайлова
• Жанр: Исторические любовные романы

Это просто роман о любви. Живой и человеческой. XV век. На родину, в городок Сан-Лоренцо, приезжает Амадео Лангирано — предупредить своих друзей о готовящемся заговоре…

---

— Я тоже так думала. А что в итоге? Я всегда любила его — ещё девчонкой. Видела его шашни, крутились эти деревенские потаскухи вокруг него, в штаны ему лезли, злилась я, но думала, подожди, Котяра, подрасту — я ещё устрою тебе! Из монастыря вернулась — видела, что закружил он вокруг меня, как кот возле прошутто, я-то куда покраше этих коров тосканских буду, с которыми он на сеновалах валялся, да и поумней не в пример, башку я ему вскружила, а теперь он, кот паскудный, опять в сторону?! Не женюсь, говорит! Не могу, мол. Врёт всё, жердина у него к животу липнет, с одного поцелуя дубеет, всё он может…

Амадео улыбнулся, заметив, что Северино закусил губу и пошёл красными пятнами, однако сословие монашествующих в лице епископа Раймондо сохраняло на лице достаточно безмятежное выражение. Он стоял, обняв своего нового родственника Амадео, и даже не поморщился. Было видно, что всё это кажется ему суетой, ничуть не занимает и мыслями его преосвященство уже в Риме, — ведёт богословские дебаты с епископом Манчини из Сиены — своим старым оппонентом.

Граф же Феличиано усмехнулся.

— Не слишком ли ты много знаешь, Чечилия, для своих семнадцати?

Смутить сестрицу не удалось. Она взвилась до небес.

— А ты вообще бы помалкивал, братец! — завизжала она. — Катарина говорила, что с тринадцати лет девок портить начал, а мне в упрёк ставит, что я в семнадцать понимаю, откуда у коровы телята!

Граф возмутился.

— Чушь!… В четырнадцать!… кажется… и не портил я девок… что там портить-то было, ты помнишь, Энрико?

— Да, — кивнул тот, — хуже они не становились.

— Кстати, Котяра! Мне Амадео кое в чём покаялся, — неожиданно вспомнил граф. — Помнишь тогда на запруде… Северино ещё обозвал нас бесстыжими, а мессир Лангирано выступил третейским судьёй меж нами и присудил победу мне.

Этот эпизод Энрико помнил уже годы. Он кивнул.

— И что?

— А то, что он просто отомстил тебе за поцелуй Изабеллы. Оказывается, победил ты.

— Какой ещё Изабеллы? — вмешалась Чечилия, уперев руки в бока.

Энрико Крочиато закусил губу и улыбнулся.

— Я это чувствовал! Амадео, как мог ты впустить в сердце ревность и зависть? Так отомстить счастливому сопернику… — Восстановление справедливости было приятно Котяре, но что толку было от того сегодня?

— Прости, Энрико.

— Господь с тобой. По счастью, я ничуть тебе не поверил. Но и ты, Чечилия, вздор несёшь. — Котяра повернулся к девице. — Девиц мы с твоим братцем не портили. Они от того только расцветали.

— Спать с девицами — грех сие есть блудный, — вынес определение по предикату суждения епископ.

— Мы не спали, — в один голос заявили Котяра и граф.

Чечилия зло прошипела.

— А ты вообще молчи, Котяра! Блудников и потаскунов ждёт ад!

— Ошибаешься, кисочка моя, неизреченно милосердие Господне, и смывает грехи наши покаяние, а я регулярно каюсь дружку моему Раймондо, вот он тут, соврать не даст, и он грехи мне отпускает. А отпущенные грехи и бесы в день Страшного Суда вспомнить не могут!

— Не отпущенные, а раскаянные! А ты, раскаявшись на словах, как пёс на свою же блевотину возвращаешься!

Богословская дискуссия грозила затянуться, и тут граф неожиданно перебил сестрицу.

— Уймись, бестия. Что ты визжишь-то, как поросёнок? Я правильно ли тебя понял? Ты, что, замуж за него хочешь?

Чечилия кивнула, даже притопнув для веса по полу изящной ножкой.

— Ты — Чентурионе. А он… — Феличиано усмехнулся, — ну, дворянство он какое-никакое раскопал, однако для тебя оно жидковато. Он куда как не нищий, но ты ему не по карману. И сама же говоришь, потаскун он блудный, gattо in gennaio, котяра мартовский. И верно сие. И всё равно под него хочешь? — уточнил Феличиано.

— Tanto va la gatta al lardo che ci lascia lo zampino! Не все коту масленица! — синьорина Чентурионе блеснула глазами, — угомонится. Сусло бродит — из чана выскакивает, перебродит — вино выходит. Его хочу.

Энрико всё это время вяло переминался с ноги на ногу и перестал улыбаться. Он понимал, что отношения с красоткой Чечилией рано или поздно закончатся, был внутренне готов к этому, но сейчас было тоскливо. Девчонка до крови оцарапала сердце и подлинно взбудоражила душу. С ней он чувствовал себя семнадцатилетним, возвращались первая робость и подавляемая страстность, а яркость чувств и обаяние девицы, её остроумие и живость привели к тому, что он, просто влип в неё, как в смолу, сдуру попался, как волк в капкан. Сердце стучало, голова кружилась, неимоверно напрягалась плоть. Теперь он понял, что маленькая плутовка была куда менее наивной, чем ему казалось, и нарочито кружила ему голову, но её прикосновения были так игривы и сладостны, наполняли его таким блаженством… Чечилия молодила и опьяняла, одурманивала и сводила с ума. Теперь всё кончалось.

— Ну, а ты что молчишь, Котяра? — обратился Чентурионе к помрачневшему, погружённому в свои мысли Крочиато.

Тот с трудом скрываемой злостью пожал плечами.

— А что я? Я знаю, что она — Чентурионе, а я — Крочиато. Графство мне не купить.

— А если отдам девку?

Энрико некоторое время смотрел в пол, потом смысл сказанного дошёл до него. Он выпрямился и посмотрел на Чентурионе как на сумасшедшего.

— Что? Ты… ты что? Ей пара Паллавичини… Ланди… А я кто?

— А что за разница? Знал я этих Паллавичини да Ланди… — Глаза графа на миг потемнели, — опять же, выйдет за Паллавичини — родит Паллавичини, выйдет за Ланди — приплод будет Ланди. Дому Чентурионе от неё пользы, как с козла молока. — Глаза графа неожиданно потеплели, он подмигнул Крочиато, — к тому же ты у нас теперь рыцарь потомственный, с пергаментами, не какой-нибудь побирушка-христарадник, такому не грех и с графьями породниться, — усмехнулся напоследок граф. — Да и права сестрица-то. Хватит шляться, Котяра, март твой кончился, — Феличиано ухмыльнулся. — Слово дал жениться — женись. И не бойся. Это не больно. Я вон уже дважды женат был — и жив… — он невесело усмехнулся.

Энрико никакого слова Чечилии не давал и жениться не обещал, но счёл в данных условиях глупым уточнять это обстоятельство. Пропустил он мимо ушей и насмешку Феличиано, хоть, что скрывать, мотался в Неаполь только затем, чтобы уровнять себя в глазах Чечилии с остальными мужчинами. Он грезил об этой девчонке по ночам, и истязал себя днями, и нежданные слова Чентурионе изумили и охмелили его. Он был другом Феличиано, но никогда и помыслить не мог, что тот может пренебречь возможностью завязать с помощью брака сестры полезные родственные связи в Парме или Пьяченце. Сам же он о графской родне и мечтать не мог. Его дети — племянники графа Чентурионе?… Как же это?

— Ты… серьёзно?

Граф кивнул, махнув рукой на сестрицу, давая понять, что этот отрезанный ломоть его не интересует и заговорил с Северино о Maledetto Volpone. Сожрал Горлопана. Надо поймать, не то весь курятник разворует, нечисть.

Ормани мрачно кивнул. Он и сам слышал утренние поношения Катарины и бесился.

Чечилия же подошла к Энрико. Она ликовала. Все получилось! Кот был пойман!

— Ты слышал? Посмей только отвертеться теперь!

Энрико, всё ещё не в силах поверить, что получил желаемое, с кошачьей жадностью глядя на свою Пармскую Ветчинку и поняв, что за хвост подвешен не будет, сверкнул глазами и промурлыкал, что приглашает её на охоту за трюфелями с поросёнком Корилло. Чечилия, с торжеством озирая пойманного Кота, с достоинством согласилась, и они исчезли, при этом Энрико забыл в тронном зале ошейник для поросёнка. Впрочем, он всё равно не понадобился, ибо они забыли и поросёнка.

Амадео внимательно оглядел графа. Поступок Феличиано можно было счесть опрометчивым, но и удивительно великодушным. На минуту в этом усталом и надломленном человеке промелькнул прежний Чино, бескорыстный, благородный, рыцарственный, епископ же Раймондо, проводив взглядом охотников за трюфелями, лениво осведомился, не повенчать ли их сегодня? Не ровен час…

Граф, задумавшись, кивнул, епископ направился в домовую церковь, а Феличиано велел позвать повара — распорядиться о свадебном застолье.

Глава 13

Мессир Лангирано и мессир Ормани вышли из зала, и тут Амадео заметил, что Северино выглядит так, словно его оглушили, плашмя ударив мечом по шлему. Лангирано постарался оказаться ближе к Ормани и проводил его в трапезную, заметив, что тот все ещё не может прийти в себя, разлил по стаканам вино, протянул Северино. Тот молча осушил стакан. Потрясение его проступило через несколько минут.

— Бог мой… Ты слышал, что она сказала?

— Про Котяру-то?

— Про… про жердину.

— А-а-а, — улыбнулся Амадео, — слышал. Ну, она права, ему тридцать. Давно женится пора. — Теперь, в свой медовый месяц, мессир Лангирано истинно считал, что глуп тот мужчина, который не хочет жениться.

Северино же снова изумился.