Михаил Старицкий - Перед бурей

• Название: Перед бурей
• Автор: Михаил Старицкий
• Издательство: Дніпро
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

В романе М. Старицкого «Перед бурей», составляющем первую часть трилогии о Богдане Хмельницком, отражены события, которые предшествовали освободительной войне украинского народа за социальное и национальное освобождение (1648-1654). На широком фоне эпохи автор изображает быт тех времен, разгульную жизнь шляхты и бесправное, угнетенное положение крестьян и казачества, показывает военные приготовления запорожцев, их морской поход к берегам султанской Турции.

---

— Может, об море! Где тут земля! — захихикал дед, и ближайшие весело улыбнулись, беспечная отвага и удаль подымали бодрость во всех, а риск минуты доставлял едкое удовольствие.

Когда донесся с галеры до козаков треск мушкетов, то чайка была уже далеко в стороне, почти позади неприятельского судна.

— Уж теперь им не до нас! — громко произнес наказной. — Ударьте смелее в весла — и гайда против ветру!

Дружно всплеснули весла, раздался упругий толчок, один, другой, третий, — и чайка понеслась трепетно в лиловую мглу. Силуэт галеры тонул вдали, расплываясь в тумане колеблющимися очертаниями, а сумрак полз и закрывал отчаянных удальцов от преследований врага...

Прошло несколько времени. Ветер совсем упал. Море ласково закачало бежавшую по зыби ладью. Кругом стало тихо и мглисто.

— Ну, друзья, теперь уже миновала опасность... Поблагодарим господа! Хай кроет его ласка от бед наших спасителей братьев! — перекрестился Богдан широким крестом, а за ним обнажились набожно головы всех козаков и послышался сочувственный вздох.

— Смотрите, братцы, вон! — засуетился один козак и привстал даже на гребке.

Все оглянулись и увидели далеко впереди дрожавшее и расплывающееся кровавым светом в тумане пятно.

— Зажгли, ей-богу, зажгли галеру! — хлопнул он энергично в ладони. — Молодцы! Лыцари!

— Славно! Вот так потеха!— заволновались кругом.

— Значит, детки мои пока еще живы! — заметил радостно дед.

— Слушайте, братцы, — поднял голос Богдан, — весла отставь! Теперь поночи черта пухлого нас найти, да никакой безмозглый не погонится... а нашим орлам нужно дать знать, где мы. Так запалите кто паклю и на весле поднимите повыше!

Подняли наскоро слепленный факел, через небольшой промежуток времени зажгли и другой... А пожар на галере не потухал, зарево становилось все ярче и ярче; мигающий, кровавый свет освещал уже почти полгоризонта и отражался зловещим трепетом в поднебесье.

Наконец послышались невдалеке тихие всплески, и на темно-красных, сверкающих алыми бликами волнах показался челнок с двумя фигурами.

— Наши, наши! — посыпались навстречу им радостные возгласы. — Все, слава богу, целы!

И добрые молодцы вскоре были пересажены из душегубки на чайку при восторженных криках и объятиях атамана и друзей...

Почти целую ночь без устали гнали чайку козаки; сначала они забирали все в сторону от пылавшей галеры, служившей им теперь маяком, а потом поворотили прямо на север к предполагаемому Буджацкому берегу. Когда перед светом маяк совершенно исчез или, быть может, погас, Богдан приказал отдохнуть козакам, не смыкавшим три ночи глаз, и, поднявши парус да поставивши по сменам вартовых, улегся сам на свернутых канатах, подложив лантух с сухарями под голову.

Прошла ночь совершенно спокойно. К рассвету опять посвежел ветер, и парус снова принял грациозные формы; чайка понеслась со среднею скоростью, разрезывая и опережая угрюмые волны. Наступил рассвет. Проснулись ободренные сном козаки, а еще раньше — Богдан; он уже на рассвете был у каюты, но панна спала, и он, умилившись издали ее чудной красой, на цыпочках отошел от заветной двери наверх.

— Диду, как вы миркуете относительно этой панны, — обратился как-то робко и тихо к старцу Богдан. — Ведь ей все-таки неудобно быть между нами ни в женской, ни в турецкой одеже... и как-то ни личит, да и опасно — всякие встречи могут быть: еще пока бог донесет до берега, а там тоже по татарским степям пока доберемся до родной границы — всего может статься...

— А так, так, сынку, я и сам об этом подумывал, — уставился в помост дед, — перерядить бы ее в наше?

— Добре б, да где его на такую дытыну достанешь?

— Стой, сынку! — поднял голову дед, весело улыбнувшись. — Я между добычею галерною видел много детских уборов и турецких, и наших: должно быть, собачьи неверы для своих хлопцев везли.

— Расчудесно! — восторженно потер руками Богдан. — Вот так хлопец будет, просто чудо!

Вскоре было найдено между рухлядью несколько подходящих пар и обуви, и одежды, и даже шапок; все это взял с собою Богдан и, незаметно спустившись к каюте, передал в двери панне, сообщив ей, что для удобства в пути и для безопасности лучше нарядиться в мужской костюм, тогда он-де представит ее товарыству и поручит его защите.

Когда запорожцы сидели за утренним сниданком и уписывали сухари с салом, Рябошапка сделал батьку атаману знак, и Богдан, спустившись вниз, не замедлил ввести с собою молоденького джуру. Взглянули козаки на атамана-батька с этим хлопчиком и разинули рты от изумления: Марылька в новом наряде была обворожительно хороша и своим задорливым выражением вызывала даже на суровых лицах улыбку восторга.

— Панове товарыство, — выдвинул Богдан Марыльку немного вперед, — вот вам и дитя нашего дорогого... — оборвал он речь, спохватившись, и добавил, бросивши на всех многозначительный взгляд, — родственница покровителя нашего, канцлера Оссолинского... Любите же ее и жалуйте: раз спасли от смерти, так и доставьте отцу либо дядьку в невредимости.

— Головы положим, пане атамане, а не дадим и волосинке пропасть! — зашумели козаки.

— Я, пышное лыцарство, и мой отец, — поклонилась низко Марылька и вспыхнула вся ярким полымем, — будем век помнить вашу ласку, а для меня это время, что бог мне судил провесть с вами, и эта славная одежа будут найлучшими воспоминаниями в жизни.

— Слава джуре! Слава пышной козачке! — замахали шапками запорожцы, приветствуя своего нового товарища гостя.

— Разумная головка, славная дытынка! — погладил дед по шелковистым кудрям Марыльку. — Садись вот сюда, возле меня, — моим внуком будешь, — усадил он возле себя счастливую от приема паненку, — и не побрезгай нашим хлебом- солью... А что, детки, хорошего внука придбал? — обратился он к товарыству, добродушно покачивая головой.

— Писаного, что и толковать! — отозвались одни.

— Такого бы и вспрыснуть не грех, — улыбнулись лукаво другие.

— А что ж, коли след, так и след, — весело промолвил Богдан, кивнув на кашевара; несмотря на все желание скрыть свою трепетавшую радость, она пробивалась у него и в движениях, и в очах, и в улыбке. — Намучила ведь нас минувшая беда до знемоги, так можно козаку и подкрепиться чарчиной-другой... да и нашим славным люлешникам, что посветили и голомозым, и нам, нужно тоже, братцы, воздать честь.

— Слава, слава атаману-батьку! — воскликнули все и загалдели, оживленно жестикулируя и смеясь.

Выпили козаки по ковшу, по другому, закусили таранью да и закурили свои походные люльки.

— А ну, на весла, братцы! — скомандовал Богдан, становясь возле рулевого. — По моему расчету, должен быть скоро и берег, так нельзя доверять чайку одному ветру, а то, при тумане, может так шарахнуть о скалы, что и зубов не соберешь.

— И по-моему, вот-вот должен быть берег, — всматривался во мглу дед, — так, на меня, и парус убрать бы...

Время шло. Парус убрали. Гребцы осторожно гребли. Рулевой и Богдан зорко смотрели вперед. Дед со своим внуком стоял на носу и следил за волной.

— Стой! Берег! — крикнул неожиданно дед. — Волна пошла назад! Поворачивай впоперек и осторожно рушай!

Предостережение деда было в пору: через полчаса тщательных исследований дна и местности чайка наконец пристала к пустынному берегу; линия его, иззубренная обвалами, краснела и терялась в тумане; невдалеке, на плоской возвышенности, было разбросано несколько татарских саклей; некоторые ютились у самого моря.

— Смотри, не Хаджибей{100}ли? — пристально рассматривал дед этот поселок.

— Он и есть, — подтвердил Богдан, — не сгинула доля козачья! Лучшего места и придумать нельзя: и Очаков, и Кимбург позади, а до Аккермана{101} далеко... По Каяльнику так вверх и двинем... Уж коли бог на море помиловал, то суходолом доведет нас и до кошевого.

— Отчего не довести, доведет, — отозвался черномазый козак, — только коней чертма, вот что досадно.

— А собственные? — подмигнул дед. — «Пишкы немає замишкы».

— Да, — улыбнулся Богдан, — non habetur subaqua pichotarum debes![65]

— А, вот только, — почесал дед затылок, — где мы поденем войсковую добычу? Не зарыть ли где тут?

— Нет, диду, — ответил Богдан, — возьмем лучше с собой: нужно в Хаджибее купить одну или две арбы и коней, сколько найдется... Ступай-ка ты, брат Черномазый, ты ведь по- татарски добре маракуешь, возьми с собой еще кого для помощи, да переоденьтесь в басурманское, а то, как увидят христианскую одежду, так всполошаться и знать дадут.

— Я мигом, — почесал усердно грудь и спину козак, — а ну-ка, Рябошапко, — обратился он к одному из товарищей, — отыщи нам важнецкую сбрую!