Михайло Старицкий - Буря

• Название: Буря
• Автор: Михайло Старицкий
• Издательство: Дніпро
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

«Роман «Буря» — вторая часть трилогии «Богдан Хмельницкий». Изображенные в романе события относятся к началу войны украинского народа за социальное и национальное освобождение (1648–1654). В центре произведения — развернутые картины боев под Желтыми Водами и Корсунем, закончившиеся полной победой повстанцев.

---

— Несчастье, пане подстароста… Здесь уже ничья вина… — говорил он взволнованным голосом, указывая на распахнутые двери, — свидетелями все эти люди, что мы обставили его стражей со всех сторон, но сами черти помогают этому дьявольскому роду. Хмельницкий ушел, и стража вся разбежалась…

На другой день рано прибыли в Бужино сам коронный гетман, Конецпольский, Барабаш, Чарнецкий и множество панов, чтобы присутствовать при казни бунтаря и изменника, который так долго умел обманывать всех окружающих.

Расположившись в лучшей просторной избе, гетман, Конецпольский и остальное панство, прибывшее на это любопытное зрелище, поджидали с нетерпением Чаплинского и Кречовского, которые почему–то медлили и заставляли себя ждать.

— Я говорю панству, это такой дьявол, от которого давно пора бы было избавиться для блага всей отчизны, если бы только не особая милость к нему короля, — стучал раздраженно по столу пальцами Потоцкий. — Но теперь, когда мы его попытаем да отберем у него из рук эти знаменитые привилеи, — кривил он в ехидную улыбку свои тонкие губы, — тогда–то послушаем, что скажет нам на это открытие сейм!

— Сообщников у него много… быть может, он передал их кому–нибудь? — заметил с сомнением Конецпольский.

— О-о! Обшарим их! Вывернем всех с потрохами! — ярился все больше и больше Потоцкий. — Благодаря бога, мне приходилось бить их чаще, чем псарю собак! Не уйдет от меня ни один щенок! Однако отчего же не ведут его? — вскрикнул он резко, быстро поворачиваясь на стуле. — Где это пан подстароста? Почему заставляет нас ждать?

Среди слуг обнаружилось какое–то робкое замешательство.

— Где Чаплинский, говорю вам? — ударил по столу рукой Потоцкий и вскочил со стула. — Позвать сейчас сюда! Я ждать не привык!

Через несколько минут в комнату вошли Чаплинский и Кречовский. На Чаплинском не было лица; Кречовский выступал спокойнее.

— Теперь я вижу, что пан подстароста имел действительно слишком много дела с хлопами, — заговорил Потоцкий едким и злобным тоном, забрасывая голову назад, — если позволяет себе заставлять нас так долго ждать!

Чаплинский вспыхнул и произнес почтительным, заискивающим тоном, отвешивая низкий поклон:

— Тысячу раз прошу ясновельможное панство простить меня… но… — запнулся он, словно ему сжала судорога горло, — но… но… здесь вышла такая ужасная, непредвиденная неожиданность.

— Что? — взвизгнул Потоцкий, наскакивая на него.

— Хмельницкий убежал! — выпалил с отчаяньем Чаплинский, отступая невольно к дверям.

Если бы в это время бомба разорвалась среди комнаты, она не произвела бы такого эффекта, как эти слова Чаплинского.

XLII

— Хмельницкий бежал? — вскрикнули все разом, срываясь с места.

Чаплинский молчал.

— А, так вы мне ответите за него головою! — заревел Потоцкий.

— Но, ваша ясновельможность! На бога! Чем я виноват? — возопил Чаплинский. — Не я ли сам прискакал к вам сообщить о поимке пса и его тайных планах? Вчера, прискакавши сюда, чтобы сделать ему первый допрос, я узнал вдруг эту страшную новость. Ведь меня самого, ей–богу, всю ночь напролет лихорадка трясла. Бездельник может спрятаться где угодно. О господи, мы и теперь не в безопасности! У него столько сообщников, сколько в лесу листьев, да еще, уверяю вашу ясновельможность, тому может быть множество свидетелей, что ему помогает сам дьявол! О господи! Я и теперь трясусь, как осиновый лист, а при моей комплекции это угрожает мне смертью. Уж если кому достанется от этого пса, то никому иному, как мне!

— Отчизны это не касается! — перебил его, топая ногами, Потоцкий. — Кто стерег пленника?

— Я, ясновельможный гетман, — поклонился Кречовский и выступил спокойно вперед.

— А, так это пан выпустил пса, разбойника, изменника! Теперь мне все понятно. Недаром же пан придерживается православной схизмы. Вы… вы все изменники, предатели! — кричал он, и задыхался, и брызгал пеной. — Но за эту измену вы ответите мне как изменники отчизны, да, как изменники!

Крикам гетмана вторили крики и проклятия панов. В избе поднялись такой ад и сумбур, что трудно было расслышать слова.

— Прошу вашу ясновельможность выслушать меня, — заговорил Кречовский, переждав первый натиск Потоцкого. — Но если панство не верит мне, я попрошу спросить пана старшого, Барабаша, пусть скажет за меня сам, замечен ли я когда в каких–либо сношениях с мятежниками и в склонности к ним? Если я и русской восточной веры, то все же я шляхтич польский, а не низкий хам; если я и служу в войске реестровом, то и его милость пан Барабаш служит там же, да и множество других верных и преданных отчизне старшин. Наконец, если я и был на пиру у Хмельницкого, то там же был и пан Барабаш, и Пешта, и последний только предвосхитил мое намерение. Да, наконец, если бы я выпустил Хмельницкого, то неужели б и я не ушел с ним, а остался бы здесь, чтобы подвергаться вполне справедливому гневу вашей ясновельможности?

— Так, так, — поднял наконец голос и Барабаш, сконфуженный и растерянный после случившегося с ним происшествия, — полковник Кречовский — верный рыцарь и в бунтах не был замечен ни разу.

— Но если так, — продолжал уже несколько смягченным тоном Потоцкий, окидывая Кречовского полупрезрительным взглядом, — неужели у вас не достало ни сил, ни уменья, чтобы уберечь связанного козака?

— Все, что только находится в человеческой власти, было сделано, ваша ясновельможность. На пленнике были кандалы; полсотни реестровых окружало хату; но в этом краю все кишит мятежом и изменой. Я не могу ручаться даже за своих собственных людей; стража разбежалась.

— Хорошо, — перебил его Потоцкий, — виновника мы отыщем; но отобрали ли вы у него хоть эти привилеи?

— К несчастью, мы не поспели этого сделать до приезда вашей ясновельможности.

— Предатели! Безумцы! Что вы наделали?! — схватил себя за жидкие волосы Потоцкий.

Кругом все замолчали. Не стало слышно ни криков, ни проклятий, ни хвастливых речей. Наступило какое–то зловещее, гнетущее затишье.

— Если пес увезет эти привилеи к хану, то наделает нам немало хлопот, — заметил первый Чарнецкий.

— Надо угасить огонь, пока он не возгорелся, — покачал Барабаш своею седою головой. — У Хмельницкого тысячи приятелей. Он хитер и умен, как сам дьявол. О, это уже я испытал, к несчастью, на самом себе! Если ему только удастся пробраться на Запорожье… о, тогда он взбудоражит и поднимет их всех, как ветер придорожную пыль!

— Присоединяюсь к мнению пана полковника, — поклонился смиренно Кречовский. — Я знаю их и вижу, что кругом затевается что–то недоброе.

— Но мы их всех успокоим! — крикнул резко и надменно Потоцкий. — Погоню за ними! Я их вытащу из этого проклятого гнезда! Пане подстароста! — повернулся он вдруг круто к Чаплинскому, который стоял растерянный, испуганный, ожидая ежеминутного появления Хмельницкого. — Пан возьмет с собою пятьсот моих жолнеров из коронных хоругвей и отправится в Сечь, с условием привезти мне собаку живым или мертвым. На сборы два дня!

Лицо Чаплинского покрылось сначала бураковым румянцем, а вслед за тем побледнело, как полотно.

— Но, ваша ясновельможность, — заговорил он жалобно и несмело, — подобное путешествие… при моем возрасте… в такую погоду… Притом Хмельницкий… Пан гетман знает, что Хмельницкий более всех зол на меня…

— Поэтому я и выбрал пана. Надеюсь, что ему будет более всех приятно поймать хлопа и укоротить ему и руки, и язык!

— О, всеконечно! — вскрикнул шумно Чаплинский. — Но как останется без меня староство… в такое тревожное время?.. Не лучше ль…

— Как ваш прямой начальник, я повелеваю вам немедленно исполнить приказ пана гетмана! — вспыхнул Конецпольский.

— Слушаю и с величайшею радостью готовлюсь исполнить панское повеление, — попробовал было отделаться еще раз Чаплинский, — но я просил бы вельможное панство обратить внимание на следующее обстоятельство: весь гнев Хмельницкого возгорелся из–за моей жены. Если в мое отсутствие мятежная шайка ворвется в город, несчастная женщина…

— Это еще что за наглость? — даже побагровел Потоцкий. — Тут дело идет о государственной опасности, а мы будем беречь украденную красавицу?

— Простите, я, конечно… Но жена всякому человеку…

— Да пан, видно, просто боится этого хлопа? — прервал его презрительно гетман.

— О, брунь боже! — вспыхнул Чаплинский. — Он бегает от меня, как мышь от кота.

И, поклонившись всем присутствующим, Чаплинский произнес с важностью:

— Все будет так, как желает вельможное панство.

Уже подстароста отъехал версты три от Бужина, а бессильное бешенство все еще не оставляло его.

«Ехать на Сечь в самую пасть к этому разъяренному зверю, благодарю за милость, вельможные паны! — бормотал он про себя, тяжело отдуваясь. — Да я бы позволил наплевать себе в рожу самой последней жидовке, если бы пожелал стать похожим на бабочку, летящую в огонь! Сто тысяч чертей вам в глотку! Если вы не жалеете меня, то и мне нечего беспокоиться о вас, хотя бы вас всех на одной осине Хмель перевешал! В Сечь — и пятьсот жолнеров! Гм… недурно! Да их там, этих бешеных разбойников, припадет по сто на душу! Пусть едут себе дураки, охотники до геройских побед, а мне мое собственное сало дороже всех лавровых венков! — горячился он все больше. — И это все за усердную службу? Только не так я глуп, чтобы удалось вам меня на аркане гонять! Только вспомнить тот взгляд, каким он меня провожал в сейме… бр… даже сейчас мороз по спине идет, вздрогнул Чаплинский и чуть не вскрикнул громко, услышав за собой какой–то страшный шум. — Два дня на сборы, ну, через два дня я буду уже далеко!»