Вячеслав Куликовский - В дни торжества сатаны

• Название: В дни торжества сатаны
• Автор: Вячеслав Куликовский
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016

Укрывшись со своими приверженцами на неведомом острове, американский миллиардер наблюдает апокалиптическую картину охватившего мир коммунистического безумия, кровавых революций, бунтов, голода и нищеты. Но безмятежную жизнь островитян вскоре нарушает появление русской красавицы и ее загадочного брата…

Антиутопия В. Куликовского «В дни торжества сатаны» продолжает в серии «Polaris» ряд публикаций фантастических и приключенческих произведений русской эмиграции.

---

Обедали в отличном настроении. Что же касается лично меня, то я должен констатировать, что ни один обед в жизни не показался мне более прекрасным. И, увы, я думаю, что Гопкинс и его стряпня здесь не при чем. Мне кажется, что если бы вместо тонких, изысканных блюд и отличного вина мне предложили походный рацион солдата и стакан простой воды — я чувствовал бы себя не хуже. Дело в том, видите ли, что против меня сидела мисс Мэри. Ее глаза при каждом удобном случае встречались с моими и… Милостивые государи, вы уже неоднократно выявляли вашу блестящую проницательность и я полагаю, что дальнейший объяснения совершенно излишни.

Словом — веселы были все, хотя и по различными причинам. Был необычайно весел даже Джордж. А это с ним, насколько я заметил, случается нечасто. Да, Джордж положительно сиял. Я на несколько мгновений даже задумался, стараясь угадать причину его веселости. Но потом мысленно махнул рукой. Не все ли мне равно? Если ему весело — тем лучше.

Между прочим — он великий мастер пить. Я это давно заметил. В этом отношении, пожалуй, с ним не сравняться не только мне, но даже Стивенсу.

После обеда мы перешли в мавританскую гостиную. Мисс Мэри и я заняли наши любимые места. Остальные расположились где попало. Джефферсон принес кофе, сигары и ликеры.

Мы лениво болтали о разных разностях, как вдруг снова вошел Джефферсон. Подойдя к Колльриджу, он вполголоса сказал ему что-то. Тот сейчас же поднялся и вышел. Это никого не удивило: коменданта по разным надобностям тревожили довольно часто. Разговор продолжался.

Минуты через три Колльридж вернулся. Лицо его сияло, а в поднятой вверх правой руке виднелся довольно большой, сложенный пополам листок.

— Прекрасные новости, господа, — с торжеством воскликнул он. — Прекрасные.

И, обратившись уже ко мне, прибавил:

— Я думаю, дорогой друг, что вы не могли ждать лучшего подарка ко дню своего рождения.

Милый Колльридж! Он не знал, что я получил уже такой подарок, перед которым все соблазны мира не стоят ломаного цента. Но слава Богу, что он не знал.

— Что такое, Колльридж?

Я старался придать своему голосу напряжение высшего интереса. Но он прозвучал, кажется, довольно равнодушно. Что могло порадовать меня после той великой радости, которую я обрел сегодня днем?

— Наша станция перехватила замечательную радио-грамму. Прочтите, мой друг. И хорошо было бы сделать это вслух. Новости чрезвычайно интересные для всех нас.

Он протянул мне листок.

Это была весьма пространная и весьма замечательная по своему содержанию радио-грамма. Передавалась она в копии из Сиднея и предназначалась «всем, всем, всем».

Я не буду приводить полного ее текста. Он был составлен по трафарету и от начала до конца пестрил выражениями знакомого всем и давно приевшегося лексикона.

Суть радио-граммы была в следующем: анархия, царившая в России со времени падения коммунистического режима, кончилась. Бесконечная смена бессильных партийных правительств, ведших к окончательной гибели раздираемую смутами страну, завершилась в ночь с седьмого на восьмое ноября провозглашением власти военного диктатора с вручением ему неограниченных полномочий.

Далее радио-грамма, разъясняя в панических выражениях всю неизмеримую опасность совершившихся событий, призывала всех к единению и к борьбе с черными силами реакции. Особенные надежды возлагались на красную армию и флот Китайской республики.

В заключение осторожно сообщалось о том, что после переворота в России начались восстания почти на всем континенте Европы, включая и Великобританские острова.

Вместо подписи стояло — СОНКВИРП. АЛЕКСАНДРИЯ.

В дешифровке это значило: совет народных комиссаров всемирного интернационального рабоче-крестьянского правительства.

— Что вы скажете на это, господа? — спросил я, окончив чтение.

— Что же сказать? — весь сияя, ответил Стивенс. — Случилось то, чего давно следовало ожидать: мир начинает освобождаться от безумия.

— Что касается меня, — заметил Колльридж, — я всегда полагал, что концом красного владычества может быть только монархия. Маятник, откачнувшийся слишком далеко влево, никогда не остановится посредине. Он перейдет мертвую точку и отклонится так же далеко вправо.

— Да, — задумчиво сказал я — законы механики неумолимы и непреложны: действие равно противодействию. И вы увидите, друзья мои, что поднявшаяся волна реакции зальет постепенно весь мир. Период хаоса и разрушения окончился. Начинается новая эра — эра творчества и созидания.

— Да, — услышал я слегка возбужденный голос мисс Мэри, — Высшее Существо, правящее вселенной, очнулось от Нирваны. И взоры Его прежде всего обратились на мою несчастную Родину.

Я с удивлением посмотрел на нее.

— Вы знакомы с этим учением браманистов, мисс Мэри?

— Почему же нет? — улыбнулась она. — Вы удивлены?

— Немного. Я не предполагал, что такая хорошенькая головка, как ваша, может интересоваться подобными вещами.

— О, в моей голове подобных сведений больше, чем вы можете предполагать. Правда, они очень отрывочны и бессистемны. Но все же…

— А что это за учение? — осведомилась миссис Стивенс. — К стыду своему должна сознаться, что я очень мало занималась философскими вопросами.

— Это очень интересная доктрина, — сказал я. — Дело в том, видите ли, что по учению браманистов вся вселенная есть не что иное, как воплотившаяся мысль Верховного Существа. Все, что мы видим, а равно и то, чего мы, по несовершенству своему, видеть не можем — есть отражение этой Верховной мысли. Божество мыслит — другими словами, оно творит. Однако, по недоступным нашему пониманию законам, и для Божества наступают периоды, в которые ослабевает напряжение Его мысли. Если можно так выразиться — Бог устает творить. Тогда Он погружается в Нирвану, в небытие, как бы в особый божественный, необходимый Ему для отдыха сон. И вот вселенная, предоставленная самой себе, теряет импульс к жизни. Мысли Божества дремлют, сила их не направлена больше к созиданию нового и поддержанию уже созданного. Биение пульса жизни вселенной, дошедшее в данном периоде до кульминационной точки, становится постепенно все слабее и, наконец, окончательно замирает. Начинается регресс мироздания.

Предоставленный самому себе, а может быть, даже и злому началу, мир начинает приходить в упадок. История нашей планеты насчитывает множество примеров такого упадка. Но каждый раз за таким периодом неизменно следует период подъема. По учению браманистов, момент начала возрождения совпадает с моментом пробуждения от Нирваны Верховного Существа, правящего вселенной.

— Боже, как это интересно! — воскликнула экспансивная миссис Стивенс. — Значит, по вашему мнению, Бог опять начинает вспоминать о нас и нашем ничтожном мире? Значит, все опять пойдет по-прежнему и все мы заживем, как жили раньше?

Все, не исключая и самой миссис Стивенс, рассмеялись.

— Увы, — сказал я — я ничего не могу обещать вам, миссис Стивенс. Это не мое мнение, а мнение последователей учения Брамы. Я сказал только, что, судя по радио-грамме, красный туман, заволакивавший мозги человечества в течение долгих лет, начинает как будто разбиваться. Если мы не без основания считаем красную эпоху человечества эпохой разрушения и упадка, то надо полагать, что совершающийся теперь в Европе перелом знаменует собою наступление эры возрождения. Вот и все, что я хотел сказать.

— Мне кажется, что вы ошибаетесь, мистер Гарвей, — медленно заговорил Джордж. Против обыкновения, он смотрел на меня в упор и в глазах его сверкали какие-то недобрые огоньки. — Да, мне кажется, что вы ошибаетесь. По моему мнению, то, что совершается сейчас в Европе, вовсе не перелом. Это просто рецидив, один из тех, которые бывали уже десятки раз. Припомните, сколько неудачных революций и реставраций было повсеместно на продолжении этих лет.

— Милый Джордж, — раздался вдруг как-то странно звенящий голос мисс Мэри, — в случаях, о которых ты говоришь, попытки не могли не окончиться неудачей.

— Ты думаешь? — саркастически спросил Джордж сестру. — Почему же?

— По очень простой причине, мой милый: старая истина гласит, что никогда не следует срывать недозрелый плод.

— А ты полагаешь, что сейчас этот плод уже дозрел? — Джордж говорил спокойно, но в голосе его слышались нотки сдерживаемого раздражения. Глаза его потемнели и из них вдруг высунулись две тонкие, острые колючки. Мисс Мэри спокойно скрестила свой взор со взором брата и, помолчав с мгновение, твердо сказала:

— Я полагаю, что плод не только дозрел, но даже перезрел. Когда над великим народом в течение долгого ряда лет проделывают безумные, кровавые опыты; когда все без исключения опыты эти кончаются неудачей; когда исключительно благодаря им на одну из величайших и богатейших стран обрушиваются неслыханные бедствия; когда житница Европы обращается в пустыню, а из почти двухсотмиллионного народа остается в живых не более четверти — я считаю, что плод пора срывать. И что, будучи сорван, он принесет надлежащую пользу.