Александр Дюма - Графиня де Монсоро

• Название: Графиня де Монсоро
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-7287-0014-4

---

Слушая эти указания, Горанфло не произнес ни слова, но по его глазам и чуть заметным кивкам головы можно было понять, что он полностью их одобряет.

— Ну а теперь, — сказал Шико, видя, что ему удалось добиться своего, — несите сардины, мэтр Бономе, давайте сюда тунца. У нас нынче великий пост, как справедливо нам разъяснил наш набожный брат Горанфло, и я не хочу оскоромиться. Постойте, не забудьте принести еще пару бутылок вашего замечательного романейского вина урожая тысяча пятьсот шестьдесят первого года.

Ароматы этих яств, вызывающие в памяти блюда провансальской кухни, столь милые сердцу подлинных гурманов, начали разливаться по комнате и заметно затуманили сознание монаха. У него потекли слюнки, глаза засверкали, но он все еще держался и даже сделал попытку подняться из-за стола.

— Куда вы? — спросил Шико. — Неужели вы способны покинуть меня в час битвы?

— Так надо, брат мой, — ответил Горанфло, возводя глаза к небу, чтобы обратить внимание Всевышнего на жертву, которую он приносит.

— Выступать с речью натощак весьма неосмотрительно с вашей стороны.

— Эт-то поч-чему? — пробормотал монах.

— Потому что вам откажут легкие, брат мой. — Гален сказал: “Pulmo hominis facile deficit” — “Легкие человека слабы и легко отказывают”.

— Увы, да, — сказал Горанфло. — Я не раз испытал это на себе; будь у меня крепкие легкие, мои слова поражали бы как молния.

— Вот видите.

— К счастью, — продолжал Горанфло, падая на стул, — к счастью, у меня есть священное рвение.

— Да, но одного рвения еще недостаточно. На вашем месте я бы попробовал бы сии сардины и проглотил бы несколько капелек сего нектара.

— Одну-единственную сардинку, — сказал Горанфло, — и один стакан, не больше.

Шико положил на тарелку монаха сардину и передал ему вторую бутылку.

Горанфло съел сардину и выпил стакан вина.

— Ну как? — поинтересовался Шико, который старательно накладывал кушанья на тарелку монаха и, подливая ему вина в стакан, сам оставался совершенно трезвым. — Ну как?

— И правда, я чувствую, что сил у меня прибавилось.

— Клянусь святым чревом! Если вы идете произносить речь, еще недостаточно чувствовать, что у вас прибавилось сил, вы должны быть в полной силе. И на вашем месте, — продолжал гасконец, — чтобы войти в полную силу, я съел бы два плавничка нашего карпа; либо, если вы не будете плотно закусывать, от вас будет пахнуть вином. Merum sobrio male olet[11].

— Ах, черт побери, — сказал Горанфло, — вы правы, об этом я и не подумал.

Тут как раз принесли курицу, снятую с вертела. Шико отрезал одну ножку, которую он окрестил “плавником”, и монах с жадностью ее обглодал.

— Разрази меня гром, — сказал Горанфло, — вот вкуснейшая рыба!

Шико отрезал второй “плавник” и положил его на тарелку монаха, сам же деликатно обсасывал крылышко.

— Что за чудесное вино, — сказал он, откупоривая третью бутылку.

Однажды растревожив, однажды разогрев, однажды разбудив глубины своего необъятного желудка, Горанфло уже не в силах был остановиться: он сожрал оставшееся крылышко, обглодал до костей всю курицу и позвал Бономе.

— Мэтр Клод, — сказал он, — я сильно голоден, не найдется ли у вас какой-нибудь яичницы с салом?

— Конечно, найдется, — вмешался Шико, — она даже заказана. Не правда ли, Бономе?

— Несомненно, — подтвердил трактирщик, который взял себе за правило никогда не противоречить посетителям, если они увеличивают свои заказы, а следовательно, и свои расходы.

— Ну, так несите ее, давайте ее сюда, мэтр! — потребовал монах.

— Через пять минут, — сказал хозяин гостиницы и, повинуясь взгляду Шико, побежал жарить яичницу.

— Ах, — вздохнул Горанфло, опуская на стол свой огромный кулак с зажатой в нем вилкой, — вот мне и полегчало.

— В самом деле?

— И если бы яичница была уже здесь, я проглотил бы ее разом, одним глотком, как это вино.

Он одним махом осушил полный стакан, почав уже третью бутылку, и в его глазах засверкали счастливые искорки.

— Так, стало быть, вам нездоровилось?

— Я был глуп, дружище, — ответил Горанфло. — Эта проклятая речь мне в печенки въелась, последние три дня я только о ней и думал.

— Должно быть, великолепная речь, — заметил Шико.

— Блестящая.

— Скажите мне что-нибудь из нее, пока нет яичницы.

— Ни в коем случае! — обиделся Горанфло. — Проповедь за столом! Где ты это видывал, господин дурак? Может быть, при дворе короля, твоего хозяина?

— При дворе короля Генриха, да хранит его Бог, произносят прекрасные речи, — сказал Шико, приподнимая шляпу.

— И о чем они, эти речи? — поинтересовался Горанфло.

— О добродетели, — ответил Шико.

— Ну да! — воскликнул монах, откидываясь на стуле. — Вот еще нашелся добродетельный распутник, твой король Генрих Третий.

— Я не знаю, добродетелен он или нет, — возразил гасконец, — но при его дворе мне ни разу не приходилось видеть ничего такого, что заставило бы меня покраснеть.

— Черт побери! Я уверен, что уже давно разучился краснеть, господин греховодник, — сказал монах.

— Какой же я греховодник? — возмутился Шико. — Да я олицетворенное воздержание, воплощенное целомудрие, без меня не обходится ни одно шествие, ни один пост.

— Да, шествия и посты твоего Сарданапала, твоего Навуходоносора, твоего Ирода. Корыстные шествия, показные посты. К счастью, все уже начинают разбираться в твоем короле Генрихе, дьявол его побери!

И Горанфло вместо речи запел во всю глотку:

Король, чтоб раздобыть деньжат,
В лохмотья вырядиться рад;
Он лицемер.
И покаяний, и постов,
И бичеваний нам готов
Подать пример.
Но изучил его Париж,
И вместо денег ему шиш
Сулит любой.
Он просит в долг — ему в ответ
Везде дают один совет:
“Ступай с сумой!”

— Браво! — закричал Шико. — Браво! — Затем тихо добавил: — Добро, он запел — значит, заговорит.

В эту минуту вошел мэтр Бономе, он нес знаменитую яичницу и две новые бутылки.

— Тащи ее сюда, — крикнул монах, блестя глазами и ухмыляясь во весь рот.

— Но, мой друг, — сказал Шико, — вы не забыли, что вам нужно произносить речь?

— Она у меня здесь, — сказал монах, стуча кулаком по своему лбу, на который со щек уже наплывал огненный румянец.

— В половине десятого, — напомнил Шико.

— Я солгал, — признался Горанфло. — Omnis homo mendax confiteor[12].

— В котором же часу на самом деле?

— В десять часов.

— В десять часов? По-моему, монастырь закрывается в девять.

— Ну и на здоровье, пускай себе закрывается, — произнес монах, разглядывая пламя свечи через стакан, наполненный рубиновым вином, — пусть закрывается, у меня есть ключ.

— Ключ от монастыря? — удивился Шико. — Вам доверили ключ от монастыря?

— Он у меня в кармане, — и Горанфло похлопал себя по бедру, — вот здесь.

— Не может быть, — возразил Шико. — Я отбывал покаяние в трех монастырях; я знаю — ключ от аббатства не доверяют простому монаху.

— Вот он, — с торжеством в голосе заявил Горанфло, откидываясь на стуле и показывая Шико какую-то монету.

— Смотри-ка, деньги! — воскликнул тот. — А, понимаю. Вы подкупили монастырского привратника, и он в любой час ночи пропускает вас, несчастный грешник.

Горанфло растянул рот до ушей в блаженной и добродушной улыбке пьяного человека.

— Sufficit![13] — пробормотал он.

И неверной рукой понес монету по направлению к карману.

— Подождите, дайте сначала взглянуть, — остановил его Шико. — Смотри, какая забавная монетка.

— Это изображение еретика, — пояснил Горанфло. — А на месте сердца — дырка.

— Действительно, это тестон с изображением короля Беарнского. В самом деле, вот и дырка.

— Удар кинжалом! — воскликнул Горанфло. — Смерть еретику! Убийца еретика заранее причисляется к лику святых, я уступаю ему свое место в раю.

“Ага, — подумал Шико, — кое-что уже начинает проясняться, но этот болван еще недостаточно опьянел”.

И гасконец снова наполнил стакан монаха.

— Да, — сказал он, — смерть еретику и да здравствует месса!

— Да здравствует месса! — прорычал Горанфло и с размаху опрокинул стакан в свою глотку. — Да здравствует месса!

— Значит, — сказал Шико, который при виде тестона, зажатого в толстом кулаке монаха, вспомнил, как привратник осматривал руки у всех входивших в портик монастыря, — значит, вы предъявляете эту монетку привратнику, и… вы…

— И я вхожу.

— Свободно?

— Как вот это вино входит в мой желудок.

И монах пропустил очередной стаканчик доброго напитка.

— Черт побери! — Если ваше сравнение верно, то вы войдете, не касаясь дверей.