Александр Дюма - Графиня де Монсоро

• Название: Графиня де Монсоро
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-7287-0014-4

---

Шико, который находился неподалеку от троицы, как он называл трех братьев, и мог все видеть и слышать, заметил, как в слабом свете лампады, висящей над хорами, блеснул позолоченный резной ларец.

“Вот оно что! — догадался Шико. — По-видимому, здесь собираются кого-то посвятить в сан. Мне просто посчастливилось. Я давно мечтаю поглядеть на эту церемонию”.

Тем временем десятка два монахов, головы которых были закрыты огромными капюшонами, вышли из дверей склепа и заняли места в нефе.

Лишь один из них поднялся вслед за графом де Монсоро на хоры и то ли сел на скамью справа от Гизов, то ли встал на ее приступку.

Снова появился мальчик-певчий, почтительно выслушал какие-то распоряжения кардинала и исчез.

Герцог де Гиз, обведя взглядом сборище, в пять раз менее многочисленное, чем предыдущее, и, по всей вероятности, бывшее собранием избранных, удостоверился, что все ждут его слов, и ждут с нетерпением.

— Друзья, — начал он, — время драгоценно, и я хочу взять быка за рога. Вы только что слышали, ибо я полагаю, что все вы участвовали в первом собрании, — вы только что слышали, говорю я, как в речах некоторых членов католической Лиги звучали жалобы той части нашего сообщества, которая обвиняет в холодности и даже в недоброжелательстве одного из наших старшин, принца, ближе всех стоящего к трону. Настало время отнестись к этому принцу со всем уважением, которое ему положено, и по справедливости оценить его заслуги. Вы, кто всем сердцем стремитесь выполнить первую задачу святой Лиги, вы сами все услышите и сами сможете судить, заслуживают ли ваши вожди упреков в равнодушии и бездеятельности, прозвучавших в речи одного из выступавших здесь братьев лигистов, которому мы не сочли нужным раскрыть нашу тайну, — я говорю о брате Горанфло.

При этом имени, которое герцог де Гиз произнес пренебрежительным тоном, свидетельствующим, что воинствующий монах не пришелся ему по душе, Шико в своей исповедальне не мог удержаться от смеха; его смех, хотя и был беззвучным, тем не менее явно был направлен против сильных мира сего.

— Братья мои, — продолжал герцог, — принц, содействие которого нам обещали, принц, от которого мы едва смели ожидать даже не присутствия на наших собраниях, но хотя бы одобрения наших целей, этот принц — здесь.

Любопытные взоры всех собравшихся обратились на монаха, стоявшего на приступке скамьи справа от трех лотарингских принцев.

— Ваше высочество, — сказал герцог де Гиз, обращаясь к предмету всеобщего внимания, — мне кажется, Господь проявил свою волю, ибо если вы согласились к нам присоединиться, значит, все, что мы делаем, мы делаем во благо. Теперь молю вас: сбросьте капюшон, пусть верные члены Союза своими глазами увидят, как вы держите обещание, которое им дали от вашего имени, обещание столь лестное, что они и поверить ему не смели.

Таинственная личность, которую Генрих де Гиз таким образом представил собранию, поднесла руку к капюшону, отбросила его на плечи, и Шико, полагавший, что под рясою скрывается какой-то еще неизвестный ему лотарингский принц, с удивлением узрел голову герцога Анжуйского; герцог был так бледен, что при погребальном свете лампады походил на мраморную статую.

“Ого! — удивился Шико. — Наш брат герцог Анжуйский. Стало быть, он все еще пытается выиграть трон, ставя на карту чужие головы”.

— Да здравствует его высочество герцог Анжуйский! — закричали все присутствующие.

Франсуа побледнел еще больше.

— Ничего не бойтесь, ваше высочество, — сказал Генрих де Гиз. — Эта часовня звуконепроницаема, и двери ее плотно закрыты.

“Счастливая предосторожность”,— отметил Шико.

— Братья мои, — сказал граф де Монсоро, — его высочество желает обратиться к собранию с несколькими словами.

— Да, да, пусть говорит, — раздались голоса, — мы слушаем.

Три лотарингских принца повернулись к герцогу Анжуйскому и отвесили ему поклон. Герцог оперся обеими руками о ручки скамьи, казалось, он может упасть.

— Господа, — начал он голосом таким слабым и дрожащим, что первые слова его речи с трудом можно было разобрать, — господа, я верю, что Всевышний, который часто кажется нам глухим и равнодушным к земным делам, напротив, неотступно следит за нами своим всевидящим оком и напускает на себя видимость бесстрастия и безразличия лишь для того, чтобы однажды ударом молнии раз и навсегда положить конец беспорядку, порожденному безумным честолюбием сынов человеческих.

Начало речи принца было, как и его характер, довольно темным, и все ждали, пока его высочество прояснит свои мысли и даст возможность либо рукоплескать им, либо осудить их.

Герцог продолжал более уверенным голосом:

— И я, я тоже посмотрел на сей мир и, не будучи в силах охватить его весь моим слабым взглядом, остановил взор на Франции. Что же узрел я в нашем королевстве? Основание святой Христовой веры потрясено, истинные служители Божьи рассеяны и гонимы. Тогда я исследовал глубины пропасти, которая разверзлась уже двадцать лет назад по вине еретиков, подрывающих основы веры под тем предлогом, что им ведом более надежный путь к спасению, и душу мою, подобно душе пророка, затопила скорбь.

Одобрительный шепот пробежал по толпе слушателей. Герцог высказал сочувствие к страданиям церкви — за этим можно было увидеть объявление войны тем, кто заставляет эту церковь страдать.

— И когда я глубоко скорбел душой, — продолжал герцог, — до меня дошел слух, что несколько благородных и набожных дворян, хранителей обычаев наших предков, пытаются укрепить пошатнувшийся алтарь. Я оглянулся вокруг, и мне показалось, что я уже присутствую на Страшном суде и Бог уже отделил агнцев от козлищ. На одной стороне были отщепенцы, и я с ужасом отшатнулся от них; на другой — стояли праведники, и я поспешил броситься им в объятья. И вот я здесь, братья мои!

“Аминь!” — шепотом заключил Шико.

Но это была напрасная предосторожность, он смело мог бы высказаться во весь голос — его слова все равно потонули бы в вихре рукоплесканий и криков “Браво!”, взметнувшемся до самых сводов часовни.

Три лотарингских принца призвали к тишине и дали собранию время успокоиться; затем кардинал, находившийся ближе остальных к герцогу, сделал еще шаг в его сторону и спросил:

— Вы пришли к нам по доброй воле, принц?

— По доброй воле, сударь.

— Кто открыл вам святую тайну?

— Мой друг, ревностный слуга веры, граф де Монсоро.

— Теперь, — заговорил в свою очередь герцог де Гиз, — теперь, когда ваше высочество примкнули к нам, соблаговолите рассказать, что вы намерены совершить во благо святой Лиги.

— Я намерен преданно служить католической вере, апостольской и римской, и выполнять все, что она от меня потребует, — ответил новообращенный.

“Батюшки мои! — еще больше удивился Шико. — Вот глупые люди, клянусь душой: они прячутся, чтобы говорить подобные вещи. Почему они просто-напросто не изложат свои намерения Генриху Третьему, моему высокочтимому королю? Все это ему очень понравится. Шествия, умерщвление плоти, искоренение ереси, как в Риме, вязанки хвороста и аутодафе, как во Фландрии и Испании. Может быть, это единственное средство заставить моего доброго короля обзавестись детишками. Черт побери! Этот милейший герцог Анжуйский до того меня растрогал, что хочется вылезти из исповедальни и в свой черед представиться всем присутствующим. Продолжай, достойный братец его величества, продолжай, благородный прохвост!”

И герцог Анжуйский, словно услышав это поощрение, действительно продолжил.

— Однако, — сказал он, — защита святой веры не единственная цель, которую благородные дворяне должны ставить перед собой. Что до меня, то я предвижу и другую.

“Вот как! — пробормотал Шико. — Ведь я тоже благородный дворянин, стало быть, и меня это касается не меньше, чем других. Говори, герцог Анжуйский, говори!”

— Ваше высочество, вашим словам внемлют с самым глубоким вниманием, — заявил кардинал де Гиз.

— И когда мы слушаем вас, в наших сердцах бьется надежда, — добавил герцог Майенский.

— Я готов объясниться, — сказал герцог Анжуйский, с тревогой всматриваясь в темные глубины часовни, словно желая удостовериться, что его слова будут услышаны только людьми, достойными доверия.

Граф де Монсоро понял опасения принца и успокоил его улыбкой и многозначительным взглядом.

— Итак, когда дворянин воздаст все должное Богу, — продолжил герцог Анжуйский, невольно понизив голос, — он обращается мыслями к…

“Черт возьми, — выдохнул Шико, — к своему королю, это ясно”.

— …к своему отечеству, и он спрашивает себя, действительно ли его родина живет в почете и достатке, которые ей полагаются по праву? Ибо благородный дворянин получает свои привилегии сначала от Бога, а потом от страны, в которой он рожден.