Александр Дюма - Графиня де Монсоро

• Название: Графиня де Монсоро
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-7287-0014-4

---

Диана поняла Бюсси не хуже, чем если бы он высказал словами все, что кипело в его душе, а может быть, его взгляд был красноречивее всяких слов.

— Итак, — сказала она, краснея, — вы меня поняли, не правда ли? Ну что ж, мой друг, мой брат, ведь вы хотели заслужить оба эти имени, и я отдаю их вам. Итак, мой друг, итак, мой брат, можете ли вы мне чем-нибудь помочь?

— Но герцог Анжуйский! Герцог Анжуйский! — лепетал старик, которого все еще слепила молния грозившего ему высочайшего гнева.

— Я не из тех, кто боится гнева принцев, сеньор Огюстен, — ответил молодой человек, — и либо я сильно ошибаюсь, либо нам нечего страшиться этого гнева; коли вы того пожелаете, господин барон, то я сделаю вас таким близким другом герцога Анжуйского, что это он будет вас защищать от графа де Монсоро, ибо подлинная опасность, поверьте мне, исходит от графа, опасность неизвестная, но несомненная, невидимая и, быть может, неотвратимая.

— Однако, ежели герцог узнает, что Диана жива, — все погибло, — возразил старый барон.

— Ну, коли так, — сказал Бюсси, — я вижу: что бы я ни сказал, все равно вы прежде всего и скорее, чем мне, поверите господину де Монсоро. Не будем больше об этом говорить; вы отказываетесь от моего предложения, господин барон, вы отталкиваете всемогущую руку, которую я готов призвать вам на помощь; бросайтесь же в объятия человека, который так прекрасно оправдал ваше доверие. Я уже сказал: мой долг выполнен, и мне больше нечего здесь делать. Прощайте, сеньор Огюстен, прощайте, сударыня, больше вы меня не увидите, я ухожу. Прощайте!

— Ну, а я? — воскликнула Диана, схватив его за руку. — Разве я колебалась хотя бы на секунду? Разве я изменила свое отношение к нему? Нет. На коленях умоляю вас, господин де Бюсси, не покидайте меня, не покидайте меня!

Бюсси сжал стиснутые в мольбе прекрасные руки, и весь гнев разом слетел с него, как под жаркой улыбкой майского солнца с гребня скалы внезапно слетает снеговая шапка.

— В добрый час, сударыня! — сказал Бюсси. — Я принимаю святую миссию, которую вы на меня возлагаете, и через три дня, ибо мне требуется время, чтобы добраться до принца — он, по слухам, нынче совершает вместе с королем паломничество к Шартрской Богоматери, — не позже чем через три дня мы снова увидимся, или я недостоин носить имя Бюсси.

И, подойдя к Диане, опьяняя ее страстным дыханием и пламенным взглядом, он тихо добавил:

— Мы с вами в союзе против Монсоро, помните же, что это не он вернул вам отца, и не предавайте меня.

И, пожав на прощание руку барону, Бюсси устремился из комнаты.

XXVI О ТОМ, КАК БРАТ ГОРАНФЛО ПРОСНУЛСЯ И КАКОЙ ПРИЕМ БЫЛ ОКАЗАН ЕМУ В МОНАСТЫРЕ

Мы оставили нашего друга Шико в ту минуту, когда он восхищенно любовался братом Горанфло, который беспробудно спал, сотрясая воздух громозвучным храпом. Шико знаком предложил хозяину гостиницы выйти и унести свечу, а кроме того, он попросил мэтра Бономе ни в коем случае не проговориться почтенному монаху, что его сотрапезник выходил в десять часов вечера и вернулся только в три часа пополуночи.

Поскольку мэтру Бономе было ясно, что, какие бы отношения ни связывали шута и монаха, расплачивается всегда шут, он питал к шуту великое почтение, а к монаху относился довольно пренебрежительно. Поэтому он обещал Шико никому не заикаться насчет событий прошедшей ночи и удалился, как ему и было предложено, оставив обоих друзей в темноте.

Вскоре Шико заметил одну особенность, которая привела его в восторг: брат Горанфло не только храпел, но и говорил. Его бессвязные речи были порождением не терзаемой угрызениями совести, как вы могли бы подумать, а перегруженного пищей желудка. Если бы слова, выпаливаемые братом Горанфло во сне, присоединить одно к другому, мы получили бы необычайный букет из изысканных цветов духовного красноречия и чертополоха застольной мудрости.

Шико тем временем понял, что в кромешной тьме ему чрезвычайно трудно будет выполнить свою задачу и восстановить статус-кво, так чтобы его собутыльник, проснувшись, ничего не заподозрил. И в самом деле, передвигаясь в темноте, он, Шико, может неосторожно наступить на одну из четырех конечностей Горанфло, раскинутых в неизвестных ему направлениях, и тогда боль вырвет монаха из мертвой спячки.

Чтобы немного осветить комнату, Шико подул на угли в очаге.

При этом звуке Горанфло перестал храпеть и пробормотал:

— Братие! Вот лютый ветер: се дуновение Господне, дыхание Всевышнего, оно меня вдохновляет.

И тут же снова захрапел.

Шико выждал минуту, пока сон опять не завладеет монахом, затем осторожно начал его распеленывать.

— Бр-р-р-р! — зарычал Горанфло. — Какой холод! Виноград не вызреет при таком холоде.

Шико прервал свое занятие на середине, выждал несколько минут, потом опять принялся за работу.

— Вы знаете мое усердие, братие, — забормотал монах, — я все отдам за святую церковь и за его светлость герцога де Гиза.

— Каналья! — сказал Шико.

— Таково и мое мнение, — немедленно отозвался Горанфло, — с другой стороны, несомненно…

— Что несомненно? — спросил Шико, приподнимая монаха, чтобы надеть на него рясу.

— Несомненно, что человек сильнее вина; брат Горанфло боролся с вином, как Иаков с ангелом, и брат Горанфло победил вино.

Шико пожал плечами.

Это несвоевременное движение привело к тому, что Горанфло открыл один глаз и увидел над собой улыбающегося Шико, который в неверном свете углей очага показался ему мертвенно-бледным и зловещим.

— Ах, только не надо призраков, не надо домовых! — запротестовал монах, словно объясняясь с каким-то хорошо знакомым чертом, который нарушил условия подписанного между ними договора.

— Он мертвецки пьян, — заключил Шико, окончательно облачив брата Горанфло в рясу и накидывая ему на голову капюшон.

— В добрый час! — проворчал монах. — Наконец-то ключарь догадался закрыть двери на хоры, и больше не дует.

— Теперь можешь просыпаться, — сказал Шико. — Мне все равно.

— Господь внял моей молитве, — бормотал Горанфло, — и мерзопакостный аквилон, который он наслал, чтоб померзли виноградники, превратился в сладчайший зефир.

— Аминь! — сказал Шико.

Придав возможно большую правдоподобность нагромождению пустых бутылок и грязных тарелок на столе, он соорудил себе подушку из салфеток и простыню из скатерти, улегся на пол бок о бок с Горанфло и заснул.

Солнечным лучам, упавшим на глаза монаха, и доносившемуся из кухни хриплому голосу трактирщика, который подгонял своих поварят, удалось пробиться сквозь густые пары, окутывавшие сознание Горанфло.

Монах приподнялся и с помощью обеих рук утвердился на той части тела, которой предусмотрительная природа предназначила быть центром тяжести человека.

Не без труда завершив свои усилия, Горанфло воззрился на красноречивый натюрморт из пустой посуды на столе; Шико лежал, грациозно изогнув руку с таким расчетом, чтобы из-под этой руки иметь возможность обозревать комнату, и не упускал из виду ни одного движения монаха. Время от времени гасконец притворно храпел, и делал это так естественно, что с блеском подтверждал свой талант подражателя, о котором мы уже говорили.

— Белый день! — воскликнул монах. — Проклятье! Белый день! Похоже, я всю ночь здесь провалялся.

Затем он собрался с мыслями:

— А как же аббатство! Ой-ой-ой!

И стал судорожно подпоясываться шнурком — труд, который Шико не счел нужным взять на себя.

— Недаром, — продолжал Горанфло, — у меня был страшный сон: мне снилось, что я покойник и завернут в саван, а саван-то весь в пятнах крови.

Горанфло не сильно ошибался.

Ночью, в полудреме, он принял скатерть, в которую был завернут, за саван, а винные пятна на ней — за кровь.

— К счастью, это был сон, — успокоил он себя, снова озираясь вокруг.

На этот раз глаза монаха остановились на Шико: тот, почувствовав на себе взгляд, захрапел с удвоенной силой.

— Как он великолепен, этот пьяница, — продолжал Горанфло, с завистью глядя на товарища. — И, наверное, счастлив, — добавил он, — раз спит так крепко. Ах, побыл бы он в моей шкуре!

И монах испустил вздох, который, слившись с храпом Шико, образовал такой мощный звук, что, несомненно, разбудил бы гасконца, если бы тот действительно спал.

— А что если растолкать его и посоветоваться? — подумал вслух Горанфло. — Ведь он мудрый советчик.

Тут Шико утроил свои старания, и его храп, достигавший органного звучания, поднялся до раскатов грома.

— Нет, не надо, — сам себе возразил Горанфло, — он будет чересчур задаваться. Я и без его помощи сумею что-нибудь соврать. Но что бы я ни соврал, — продолжал монах, — мне не миновать монастырской темницы. Дело не в темнице, а в том, что придется сидеть на хлебе и воде. Ах, хоть бы деньги у меня были, тогда бы я подкупил брата тюремщика.