Тоска Ли - Царица Савская

• Название: Царица Савская
• Автор: Тоска Ли
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-14-9854-8

Ибо крепка, как смерть, любовь…

X век до Рождества Христова. Легенды рассказывают, что однажды царица пустыни отправилась на север с караваном сокровищ, чтобы своими глазами увидеть могущественного царя и испытать его загадками. Но истинная история царицы Савской и царя Соломона известна лишь им двоим…

Слава о богатствах Сабы и сиянии ее правительницы достигла ушей царя Соломона. Окруженный сотнями жен и наложниц, он мечтает о ней — женщине, чья мудрость равна ее красоте. Но царские жены и наложницы не смогли стерпеть того, что чужеземка отнимает у них возлюбленного. Ей пришлось бежать, но, уезжая от Соломона, царица Савская под сердцем уносила драгоценный дар…

Это самая грустная и самая романтическая история любви всех поколений!

---

— Кто посмел?

Он помотал головой, словно все еще отгонял мух.

— Банды постоянно в движении и изменении, даже по мере того, как расширяется царство израильтян. Повсюду люди, потерявшие свои места, и многие из них остались без дома после кампаний отца Соломона — те его враги, которых он не уничтожил. Мир за пределами Сабы строится на трудностях и сумятице. — Его взгляд стал серьезней. — Мы убили десятерых, прежде чем все закончилось.

— В следующий раз ты возьмешь с собой больше вооруженных людей. Позволь мне снять с тебя бремя хотя бы этих забот.

— Мы потеряли лишь пару мешков груза и нескольких верблюдов. Могло быть куда хуже. Но тебя, моя царица, может успокоить знание о том, что ты осталась загадкой для царя израильтян. Те долгие дни, что я провел там, он расспрашивал меня о твоем деде и твоем отце, бывшем верховным жрецом до тебя. И о твоей матери, о ее знаменитой красоте. Я сказал ему, что Саба — мир внутри мира, от узкого моря до внутренней пустыни, где выживают лишь Пустынные Волки. И что в Сабе не один храм, а множество, и много богов, над которыми главенствует Алмаках.

И все же после множества дней восхваления Сабы и моей царицы, когда я уже приготовился уезжать, он сказал, словно мы только что начали: «Ты рассказал мне все это, и все же: разве твоя царица не правит лишь дикими горами, бесплодной пустыней и рощей благовонных деревьев? К чему тогда так хвалить ее передо мной?» — Тамрин вскинул руки, словно показывая, что нельзя винить его за сказанное.

Я неотрывно глядела на Тамрина. После всего услышанного? Неужто этот царь сошел с ума? Хотя… Я отвернулась и покачала головой.

— Моя царица?

— Он испытывал тебя, — ответила я, снова глядя ему в лицо. — Хотел посмотреть, примешь ли ты сказанное или станешь на мою защиту, откроешь ли рот, чтобы говорить, или сомкнешь губы с понимающей улыбкой. Потому что любой ответ говорил ему, сколько было в твоих словах правды.

Как явно я теперь это видела! Царь устал от цветистых рассказов, в которых Тамрин был предельно искусен. Однако царя утомили рассказы, обернутые в шелк. И потому он притворился, что забыл о днях выдающихся восхвалений, и решил испытать посланца грубым словом. Так ребенок, которому много часов говорят улыбаться и вести себя хорошо, не выдерживает и показывает гостям язык. Я рассмеялась от этой мысли, прекрасно зная подобное ощущение.

Он устал, возможно, даже от лести, и так же, как я, не находил себе покоя от невозможности выйти за собственные границы, чтобы учиться новому.

Теперь Тамрин смотрел на меня с изумлением.

— Что такое? — спросила я.

— Моя царица, он сказал мне: «Когда ты скажешь ей это, после того как перечислишь, как долго и подробно ты восхвалял ее, наблюдай. Если царица хитра, она будет искать причины того, отчего я это сказал. Если она мудра, она рассмеется. Но если она глупа, то придет в ярость». И, клянусь Алмакахом, я вижу теперь его правоту и вижу, что моя царица так же мудра, как я считал и прежде. — Он упал передо мной на колени и поклонился.

Я доказала свою мудрость, но стоило ли мне считать себя польщенной?

Или же возмутиться тем, что он использовал моего же подданного, устраивая мне проверку?

Радости я не испытывала.

— Так он отправил ко мне моего же человека в качестве судьи, — сухо сказала я. — Об этом он тоже велел тебе рассказать? Как жаль, что свидетелями не стали мои придворные. Поднимайся.

Тамрин начал вставать, но застыл и снова рухнул в поклоне.

— Со мной играли. А теперь я показал себя дураком.

— Лучше уж ты, чем я. Разве ты стал бы рисковать своим караваном и самой жизнью на службе глупой царице?

— Но она не глупа, и теперь я буду служить ей до конца своих дней.

— Да. Потому что так велел тебе чужой царь. Вставай.

Он поднялся на ноги.

— Иди. Проведай своих верблюдов. Поешь, отдохни. Я избавлю тебя от этого бремени — необходимости говорить за нас обоих разными уголками рта. Могу лишь представить себе беседы, которые ты ведешь при этом в своей голове.

Он выдохнул и легонько покачал головой.

— Возвратись ко мне осенью.

Дерзость царя возмущала меня, и все же… заставляла задуматься. Надолго задуматься. Если Соломон, сидя на перекрестке путей, поймал в свои сети Финикию и Египет, то мне каким-то образом нужно было заманить его в собственную сеть.

В течение следующих месяцев я начала составлять в голове ответ, записывая по нескольку слов за раз, останавливаясь и начиная снова.

В ту осень я лично изложила все на папирусе.

Ты спросил, как возможно такое, что я ни в чем не нуждаюсь. Я же спрашиваю тебя: как возможно такое, что ты так зависишь от всех остальных? У нас, в Сабе, среди различных племен принято принижать себя и смеяться над нашим богатством. «Какое прекрасное животное!» — восклицает кто-то при виде редчайшего белого верблюда. «Ах, это? — говорит его хозяин. — Да это же просто коза, к тому же еще и не дойная». И потому будь уверен, что птица, летящая через твои границы от нас, летит от народа, чьи добродетели — гостеприимство и преуменьшение, те же качества, что заставляют нас отдавать наилучшие наши вещи и животных — вплоть до самого своего шатра — тем, кто всего лишь похвалит это. Мы говорим в ответ, что это лишь безделушка.

Но ты привык к совершенно иному, а потому я скажу тебе без смирения: Саба не нуждается в зерне других источников, помимо собственных оазисов. Ароматы богов растут в наших садах, потому что богам приятно растить их в садах Сабы, Нам не нужно чужое зерно и не нужен чужой бог. То же солнце, что сжигает урожай других народов, мягко греет нашу землю, а луна пробуждает во тьме посев. Золото для нас не столь ценно, как для соседей, — оно как песок пустыни, что набивается в сандалии, волосы и глаза. Наши шахты неистощимы, наши финиковые рощи обильны, нашим стадам нет числа.

Мы защищены от агрессоров, ни одна армия не может выступить против нас и выжить в песках, преодолеть границы скал и соленого моря. Сами боги создали нашу крепость, защищенную и закрытую, словно ваш потерянный рай, и оставили нам небольшие воротца, чтобы мы могли поделиться с миром своими товарами и получить от мира хвалу и прибыль. В моей столице не один рай, но два. Все было дано нам двойною мерой. Аромат нашей мирры божественен — он относит души фараонов и царей в мир иной и пропитывает воздух земли, на которой растет, отчего наш народ проживает все больше лет, а затем обретает бессмертие в смерти. Как может быть иначе? Все царство пропитано ароматом бога, каждый человек здесь жрец, даже насекомые поют гимны. Здесь земные удовольствия становятся божественными, и мы облечены знанием того, что служим богу самим своим дыханием.

Да, боги несправедливы, они подарили все блага мира лишь нам, и щедрой рукой. Но все же, торгуя поморю и на суше, мы едим лучшее со столов мира, мы носим лучший шелк, индиго и пурпур. Мы так утопаем в роскоши, что простой хлеб и финики, простая ткань сияют для нас новизной.

Ты спрашиваешь, как я могу не нуждаться. Вот мой ответ. Но истинный твой вопрос заключался не в том, как умеет народ не нуждаться ни в чем, а в том, как женщина может в тебе не нуждаться. И вот мой ответ: я плод своей земли. Я — Саба. В Египте есть их Нил, у нас же есть муссоны, наши каналы и дамбы, устройство которых нашим предкам нашептали сами боги. Так мы живем с начала времен, мы вечны и мы благословенны. Любую нашу войну, текущую или прошлую, ведем мы только с собой, ибо никто не сравнится с нами в страсти и в мести.

Так отчего же ты приказываешь мне, как вассалу, послать в твое царство своих послов? И призывал ли ты также послов моего отца, который был главным жрецом бога, восставшего выше гор, коснувшихся самого неба? Я Верховная Жрица, я Дочь Алмакаха, и смертные правители мне не указ.

А потому я пишу тебе не как царица и не как жрица. Я спрашиваю тебя: как можешь ты почитать одного бога превыше всех остальных, бога, лишенного имени и лица? Отчего мудрец называет его единственным богом и рискует вызвать злобу и зависть других богов — отчего твой бог просит тебя о подобном? И как можно чтить бога в храме, закрытом от неба каменной крышей?

Между нами не должно быть загадок. Я слышала от моего торговца, Тамрина, что мы кузены и оба происходим от общего предка, единственного, кто пережил потоп, Ноя, чьи сыновья расселились до края земли. Ты наверняка поймешь все, что я тебе написала, и наверняка ты знал о том, что я говорю. Оттого я доверяю свои слова ветру, надеясь услышать их эхо. Даже боги жаждут понимания.

Не знаю, почему я дописала последнюю фразу и кто повелел мне ее добавить: боги или стремление моего сердца.

Глава одиннадцатая

Я наблюдала за девушками, которые прислуживали мне в покоях. За тем, как они щебечут о своих мелких страстях: о самых красивых дворцовых рабах. О мелких чиновниках, что брали прислужниц в свои постели. О дарах, которые мне приносили и большую часть которых я отдавала им, о том, кто и откуда прислал эти дары.