Филипп де Коммин - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Филипп де Коммин
• Издательство: Издательство НАУКА
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Филипп де Коммин родился в 1447 году и происходил из фламандского рода. На службу к Карлу Смелому поступил в 1464 году. В 1467 году он был посвящён в рыцари. В этом же году он выбился в ближайшее окружение Карла Смелого и стал его доверенным советником. В 1472 году Филипп де Коммин перешёл на сторону Людовика XI. Работу над мемуарами Коммин начал в 1489 году по просьбе архиепископа Вьеннского Анджело Като. Воспоминания Коммина делятся на 2 части: первая состоит из 6 книг и охватывает правление Карла Смелого и Людовика XI, вторая состоит из 2 книг и посвящена итальянскому походу Карла VIII.

---

Хотя другие утверждали, что, разбив авангард, они возьмут и короля, тем не менее все быстро согласились с тем, что следует подождать нашу армию на равнине, полагая, что тогда никто не сможет ускользнуть. Я узнал об этом совещании от них самих, когда вместе с маршалом де Жье впоследствии беседовал с ними. Таким образом, уверенные, что через день или чуть позже король перейдет горы и расположится в деревне Форново, они отошли к своему лагерю. Тем временем подошли и остальные их люди; и мы могли продвигаться лишь у них на виду – настолько узким было то место.

Спускаясь с гор, мы обозревали Ломбардскую равнину, одну из самых благодатных, красивых и густонаселенных в мире. И хотя она считается равниной, ездить по ней тяжело, поскольку она вся изрыта оврагами, как и Фландрия, и даже больше; но земля ее лучше и плодороднее, и дает она как добрую пшеницу, так и хорошее вино и фрукты; при этом они никогда не оставляют земли под паром. Из-за сильного голода и тягот, что мы претерпели в пути по выходе из Лукки, нам доставляло истинное удовольствие любоваться этой равниной. При спуске артиллерия доставляла чрезвычайные хлопоты – настолько дорога была крутой и неудобной. С высоты было видно войско противника со множеством палаток и шатров, казавшееся очень большим, каким оно и было на самом деле; венецианцы выполнили то, о чем они через меня сообщили королю, сказав, что с герцогом Миланским они поставят 40 тысяч человек; ибо если там и не было столько, то недоставало немногого, ибо собралось 35 тысяч солдат, четыре пятых из которых принадлежали Святому Марку [547]. Там было около 2600 кавалеристов в доспехах, и при каждом из них конный арбалетчик и другие вооруженные люди, так что на одного кавалериста приходилось четыре конника [548]. А стратиотов и легких конников насчитывалось пять тысяч, остальные же были пехотинцами, и они расположились в хорошо укрепленном и защищенном сильной артиллерией месте.

Глава IX

Король спустился с гор около полудня и расположился в деревне Форново; и это был пятый день июля 1495 года, воскресенье. Мы нашли там большое количество хлеба, вина и фуража для лошадей. Народ повсюду встречал нас радушно (и никто из добропорядочных людей не причинял ему зла) и приносил пищу: маленькие очень черные хлебцы, весьма дорогие, вино, на три четверти разбавленное водой, и немного фруктов; все это доставляло радость армии.

Я кое-что купил, но велел испробовать все в моем присутствии, ибо было подозрение, что эти припасы оставлены, дабы отравить наше войско, так что поначалу никто к ним не прикасался. А два швейцарца погибли, попив воды; их схватил озноб, и они умерли в канаве, что вызвало у людей еще большие опасения. Но еще до полуночи все начали есть, сначала лошади, а затем и люди, и чувствовали себя хорошо. По этому случаю следует сказать о честности итальянцев, ибо мы нигде не обнаружили яда; но если бы они пожелали к нему прибегнуть, то в этом походе мы с большим трудом смогли бы уберечь себя.

Мы прибыли, как Вы слышали, в воскресенье в полдень; король спешился и выпил воды, многие из знатных людей съели по куску хлеба; полагаю, что в этот час ничего съестного уж больше не осталось, поскольку местный хлеб мы еще не осмеливались есть.

Сразу же после обеда к самому войску подскочило несколько стратиотов, вызвав у нас переполох; ибо наши люди их еще не видели. Вся армия в полном порядке приготовилась к бою, разделившись на три части: авангард, средние войска и арьергард; от одного строя до другого не было и полета ядра, так что они легко могли прийти друг другу на помощь. Но тревога оказалась напрасной, и все разошлись; однако до наступления ночи тревоги возникали еще раз или два. У нас палаток и шатров было мало, и наш лагерь раскинулся в их сторону, поэтому достаточно было и 20 стратиотов, чтобы поднять панику, тем более что они не отходили от края нашего лагеря, скрываясь в расположенном там леске.

Мы находились в долине между двумя небольшими холмами, и по ней протекала река, которую можно было перейти вброд, если не было паводков, что в этом краю случаются быстро и неожиданно, но длятся недолго; такие речки называются потоками. Долина была каменистой, усеянной большими камнями, что мешало лошадям; а в ширину она была около четверти лье. На одном из холмов, что справа, расположились наши враги, и нам нужно было пройти мимо них по другой стороне реки; до их войска было, кажется, пол-лье. Был и другой путь – подняться на левый холм, ибо в тот момент мы находились на их стороне реки [549], но такое движение выглядело бы как отступление.

За два дня до того мне было сказано, чтобы я переговорил с ними (ибо и самые мудрые начали испытывать тревогу) и кого-нибудь взял с собой, дабы произвести подсчеты и разузнать положение их дел. Я весьма неохотно взялся за это (к тому же я не мог идти без охранной грамоты), но ответил, что имею добрую договоренность с проведиторами, достигнутую после отъезда из Венеции в тот вечер, когда я прибыл в Падую, и что уверен в их согласии вступить со мной в переговоры на полпути от одного войска к другому; но сказал также, что, предложив им прийти на встречу, я лишь придам им смелости и что вообще мне слишком поздно это поручили.

В то воскресенье, о котором идет речь, я написал проведиторам (одного звали мессир Лука Пизани, а другого – мессир Марко Тревизано) и попросил их, чтобы один из них пришел переговорить со мной в безопасное место, как они мне предложили сделать при отъезде из Падуи, о чем выше было сказано. Они ответили, что сделали бы это с большей охотой, если бы мы не начали войну против герцога Миланского, но тем не менее один из них или оба – как уж они решат – придет в определенное место на полпути между нами. Этот ответ я получил в воскресенье вечером, но никто из доверенных лиц короля его не оценил. Я же боялся брать на себя слишком много, чтоб не сочли трусостью то, что я тороплюсь с переговорами, и в тот вечер не стал ими заниматься, хотя охотно помог бы королю и всей нашей армии выйти из тяжелого положения, если бы смог это сделать, не навлекая на себя опасности.

Около полуночи кардинал Сен-Мало, перед этим разговаривавший с королем, (а мой шатер был рядом с королевским), сказал мне, что утром король выступает и что он пройдет вдоль лагеря противника, даст по нему несколько артиллерийских залпов, чтобы ошеломить врага, и, не останавливаясь, двинется дальше. Я уверен, что это было предложение самого кардинала, человека, ничего не разумеющего в таких вещах и слишком неопытного, чтобы судить о них; королю следовало бы собрать на совет самых мудрых людей и капитанов, но за время обратного похода я лишь трижды видел, как собирался совет, после чего поступали наперекор принятым решениям. Я сказал кардиналу, что если подойти к их войску на столь близкое расстояние, чтобы можно было открыть огонь, то немыслимо избежать схватки, и что ни тем, ни другим не удастся удержаться и не вступить в бой, и что это решение идет вразрез с начатыми мной переговорами.

Мне было совсем не по душе присоединяться к такому решению, но мое положение с начала царствования этого короля было таково, что я не осмеливался противоречить, чтобы те, кого он наделил властью, не сделались моими врагами; а ведь он, наделяя властью, не знал никакой меры.

В эту ночь еще дважды поднималась тревога, и все потому, что против стратиотов не приняли мер, какие следует принимать против легкой конницы; ведь 20 пеших кавалеристов со своими лучниками всегда бы остановили две сотни стратиотов, но дело это было для нас еще новым. Той ночью разразилась на диво сильная гроза, и гром и молнии были такими, что и передать невозможно; казалось, будто разверзлись твердь и небеса, знаменуя пришествие страшных бед. Ведь мы находились у подножия высоких гор, летом, в жаркую пору; и хотя гроза – явление природное, все равно было страшно, тем более когда ощущаешь себя в опасности перед лицом столь многочисленного противника, обойти которого не было никакой возможности, и оставалось лишь принять сражение, располагая небольшим числом людей. Ведь у нас имелось – худых ли, хороших – не более девяти тысяч человек, из которых две тысячи составляли королевская свита и слуги знатных людей в армии. А пажей, обозную прислугу и прочих подобных людей я совсем не принимаю в расчет.

Глава X

В понедельник утром, около семи часов, в шестой день июля 1495 года, король сел на лошадь и несколько раз велел позвать меня. Я подошел к нему; он был при полном вооружении, на самой красивой лошади, какую мне только приходилось видеть в своей жизни; звали ее Савойя. Некоторые говорили, что это была лошадь де Бресса, подаренная ему герцогом Карлом Савойским; она была вороной, всего с одним глазом и не очень крупная, под стать росту седока. И казалось, что это совсем другой человек, а не тот юноша, каким создала его природа, если судить по его внешнему виду и нраву; ведь он и по сей день говорит очень робко (ибо воспитан был в большом страхе) и роста невысокого, но эта лошадь придала ему величие; и лицо у него стало внушительным, и цвет его приятным, а речь – уверенной и мудрой. И я подумал, вспомнив о брате Джироламо, что тот сказал правду, что руководить королем будет сам господь и что в пути его ждут трудности, из которых он выйдет, сохранив свою честь.