Ларри Розенберг - Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым

• Название: Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым
• Автор: Ларри Розенберг
• Издательство: ООО ИД «София»,
• Жанр: Буддизм
• Год: 2005

В книге Ларри Розенберга "Жизнь в свете смерти" излагается буддийская точка зрения на старение и смерть. Описанный здесь подход поможет взглянуть на эти пугающие явления осознанно и преодолеть привычный страх перед ними. Опираясь на буддийский текст "Пять предметов для размышления", Ларри Розенберг показывает, как, сближаясь со старением и смертью, человек достигает освобождения.

---

Когда я приехал в Корею и остановился в главном храме мастера Сюн Сан в Сеуле, то сразу же заболел. Меня кормили рисом, супом, овощами и маринованной капустой даже на завтрак. Мой организм плохо переваривал такую пищу. Первые несколько недель у меня был понос. Потом мне стало лучше. Когда через некоторое время я отправился в затворничество в горный монастырь, понос начался снова. Я упал духом и даже испугался. То же самое было со мной в Мексике, но длилось недолго. У меня не было денег, я не знал, какую медицинскую помощь смогу здесь получить, и уже стал сомневаться в благополучном исходе болезни. Хуже всего было то, что я стольким пожертвовал из–за этой поездки, а теперь не мог заниматься тем, ради чего прибыл, — духовной практикой. Моя поездка оказалась напрасной потерей времени.

Монах, к которому я, к счастью, обратился со своей бедой, был девяностошестилетним Мастером по имени Хай Ам Суним. Это был маленький сухощавый человечек. Ноги уже не служили ему. На встречу со мной его вынесли слуги. Но в глазах его был прежний блеск, и чувство юмора ему не изменяло. Он сразу же понял, в чем моя проблема, и в нескольких словах указал, что мне делать.

Он сделал упор на энергию, которой я запасся для духовной практики. «Ты должен спросить: «Что есть я?» — сказал он громким, зычным голосом, как это делал Сюн Сан. — Но если ты способен всего лишь спросить, — тут он перешел на тоненький болезненный голосок, — «Что есть я?» — это не страшно. Спрашивай так, как умеешь. Если ты болен, медитируй, как это делают больные. Когда ты будешь здоров, то снова заговоришь, как лев».

Замечание Хая Ам Сунима полезно как больным, так и здоровым людям, занимающимся духовной практикой. Догэн говорил примерно то же самое своему повару: если у тебя нет каких–то ингредиентов — не беспокойся, работай с теми, что у тебя есть. В любой конкретный момент мы практикуем в конкретных условиях, и одно из них — состояние нашего здоровья. Нет смысла жалеть о том, что дела обстоят так, а не иначе. Тот, кто сравнивает, причиняет себе страдания. Достаточно воспользоваться теми ингредиентами, которые у нас под рукой, не беспокоясь, что все могло бы быть иначе. Даже предсмертный слабый вздох человека ничем не хуже всех остальных вздохов. Слабая энергия не хуже любой другой.

Годы спустя я снова столкнулся с болезнью, гораздо более серьезной, поскольку я к тому времени уже долго занимался духовной практикой и практиковал медитацию по системе випашьяны — так, как это принято в тайской лесной традиции. Дзен–буддизм занимается крупными вопросами, большой энергией, и не обращает внимания на мелочи. Медитация по системе випашьяны начинается с концентрации на мелких ощущениях. Медитирующий сосредоточивается на ведане до тех пор, пока сама эта практика не станет источником глубоких мыслей.

И снова все происходило при необычных обстоятельствах. Я приехал в Таиланд, чтобы заняться духовной практикой под руководством знаменитого учителя Аджаан Маха Боова, ученика Аджаан Муна, возродившего тайскую лесную традицию. Это было так не похоже на коллективную практику, которой я занимался, изучая дзен–буддизм! Мы собирались в зале, чтобы поесть и заняться пением, но медитировали в основном в лесу, в так называемых кути — маленьких бамбуковых хижинах, соединенных длинными тропинками. Медитирующие пребывали в кути в одиночестве. Мы находились рядом с маленькой деревней, на расстоянии ночного переезда на поезде от Бангкока, вдали от других городов.

Не забывайте, что я вырос в Бруклине. Местные жители называют эту практику тайской лесной традицией, но я называю ее тайской традицией джунглей. Лес для меня — это то место, куда можно поехать на пикник, где самые страшные звери — муравьи, а самая страшная беда, которая может приключиться, — гроза с дождем. Здесь я попал в настоящие тропические джунгли со змеями и другими гадкими существами, которые снуют у вас под ногами, — в том числе и многочисленными крысами, которые любят составлять компанию медитирующим в сезон дождей. Рассказывают, что некоторые монахи, медитируя во время вечерних прогулок, встречали даже тигров. Тигры, вероятно, уже вымерли, но крысы, насекомые, змеи и птенцы диких птиц окружали меня в изобилии.

Конечно, я знал, что могу заболеть, привез с собой фильтр для воды и разные лекарства, но уже через несколько дней разболелся настолько, что мой корейский опыт выглядел по сравнению с нынешним легким приключением. У меня начались лихорадка, сильный понос и рвота. В еде мне попался камушек, и я сломал об него зуб. Тайские монахи обычно ходят по деревням, прося пищи, и едят то, что им подадут. Вообще–то я вегетарианец, но в этот раз мне пришлось есть и курицу, и рыбу. Еда, в общем, неплохая, но меня от нее почему–то тошнило.

Я сильно упал духом. Уже во второй раз я приехал с горячим желанием посвятить все время медитации, а вместо этого лежал пластом или бегал в туалет во время приступов поноса и рвоты. Меня охватил ужас. Мы жили в первобытных условиях, и я чувствовал себя совершенно больным.

Маха Боова первым обратил внимание на мое состояние. Вид у него был расслабленный и радостный. Казалось, ничто его не тревожило. «Послушай, — сказал он, — ты выпил все свои лекарства и все наши лекарства. Пора положиться на волю природы. Ты не умрешь. Если бы мы думали, что у тебя что–то серьезное, то нашли бы тебе самых хороших врачей. По–моему, все европейцы так болеют, когда в первый раз приезжают в Таиланд».

Вместо того чтобы поддаваться болезни и расслабляться, советовал он, лучше, несмотря ни на что, продолжать медитацию. Он посоветовал мне забыть о таких словах, как дизентерия, лихорадка и даже болезнь. Ощущения, которые я испытал, представляют собой материал для медитации, как и любые другие. Моя задача — пытаться концентрировать на них внимание в течение длительного времени. Именно из–за отсутствия концентрации у нас возникают трудности. Внезапно оказывается, что это ваша болезнь, ваши чувства, и вас начинает переполнять чувство жалости к самому себе. Но когда концентрация к нам возвращается, ощущения становятся всего лишь ощущениями. Учитель посоветовал мне работать с ними, чтобы познать их недолговечную природу. Неприятные ощущения и настроения, которые им сопутствовали, оказались пусты, ни одно из них не было серьезным.

Я сказал ему, что мне очень трудно сидеть. Он ответил, что положение тела не так важно, как концентрация внимания. По возможности я должен сидеть или, в крайнем случае, лежать в кровати.

«Послушай меня, — сказал Аджаан Маха Боова, — наверное, ты упал духом. Ты хотел бы поехать домой?» «Да», — признался я. «Ты можешь это сделать, — ответил он, — пожить здесь неделю, а потом вернуться в Штаты и рассказывать всем о героической неделе, которую ты провел в тайском лесном монастыре. Но что ты сможешь сделать за эту неделю? В любом случае болезнь не остановить. Но если ты будешь продолжать медитацию, то принесешь пользу своему уму». Он имел в виду не только мыслящую часть нашего тела, а ту более обширную область, которая открывается у нас во время медитации.

Я не думаю, что смог бы ежесекундно медитировать над своей болезнью без помощи Маха Боова, без его спокойной поддержки. Но благодаря ему мне это оказалось по силам, и, скажу вам, это был потрясающий опыт. Мое тело буквально разваливалось на части. Большую часть времени я проводил в кровати, но мой мозг все равно пребывал в состоянии блаженства. Даже когда меня рвало и я для этого выбегал из хижины, меня все равно охватывало чувство радости.

В Корее я, может быть, и не стал бы медитировать так глубоко, но здесь, в Таиланде, при поддержке Аджаан Маха Боова я на это решился. Опыт, сам по себе незабываемый, имел для меня, по словам Аджаан Маха Боовы, и другие полезные последствия. «Мы не знаем, что будет, когда придет время умирать, — сказал он, — и навыки, которые ты приобретаешь сейчас, помогут тебе достойно встретить смерть».

Среди моих учеников — даже тех, кто имеет за плечами большой опыт медитации и несколько раз уходил в затворничество, — не так много медитирующих во время болезни. Когда эти люди выздоравливают, я спрашиваю у них: «Вы медитировали, пока болели?» Они смотрят на меня удивленными глазами: «Конечно, нет». Они валяются в кровати, смотрят телевизор, читают. Медитация ассоциируется у них с сидячим положением. Поскольку во время болезни они не могли сидеть, то не занимались духовной практикой.

Маха Боова доказал мне, что болезнь дает великолепную возможность для духовной практики и прекрасно демонстрирует непрочность нашего тела.

Медитация над физическими ощущениями, их ежесекундное сознавание — наилучший способ справиться с болезнью. Я считаю, что это своего рода лекарство. Наш мозг и тело тесно связаны. И когда человек начинает думать о последствиях своей болезни, о том, что она — признак старения и приближающейся смерти, это неизбежно вызывает у него напряжение. Такая реакция не дает энергии струиться свободно и мешает естественному самоизлечению. Поэтому медитация во время болезни помогает человеку выздороветь.