Григорий Филановский - Дерево на улице

• Название: Дерево на улице
• Автор: Григорий Филановский
• Жанр: Научная Фантастика

---

— С каким деревом?

— Обыкновенным. Большим, старым. Растет себе дерево на улице. Триста лет. Никто, понятно, его не трогает, теперь особенно. А в нем уже четверть века тот самый камень. Это мне дед передал. Сегодня днем я удостоверился: порядок. Но камень дьявольский уже оттуда не вытянешь — как врос. Не беда: придется все спалить.

— Как?

— Очень просто. Ликвидировать. А то еще какой-нибудь болван обнаружит ненароком. Возьмут задаром — мне только такой обиды ко всему недостает…

— Ты не имеешь права так делать — жечь! Понял?

— Почему это? Камень, считай, теперь — мой, а дерево — ничье.

— И камень не твой, и дерево — мое, понял? Не дам тебе их, понял? — Она сжала кулачки и с яростью смотрела на Мита. Он отвернулся, пошел, но она выросла перед ним:

— Я не отпущу тебя, понял?!

Он ускорил шаг, но она не отставала. Он схватил ее за руки:

— Чего ты от меня хочешь, малая?

Она не вырывалась, но твердила:

— Бей, калечь и меня. Тебе, наверное, ничего не стоит…

Он отпустил Лиду, неторопливо зашагал по улице, она рядом.

Лида смутно чувствовала, что он так или иначе пройдет мимо того дерева, мимо камня, «звездного» камня, и старалась запомнить маршрут, и не могла не запомнить в эту ночь. И он понимал, что не следует шагать туда, но какой-то бес толкал его пройти опять неподалеку от дерева и постараться не выдать себя…

Становилось сумрачнее и прохладнее; словно урывками налетал откуда-то холодный ветер. Огни сделали ночной город волшебно-цветным. Улицы отчетливы, но, кажется, немудрено заблудиться во времени, выйти невзначай в послезавтра или в детский час. Расходятся люди в сон, тают парочки, сникают желтые окна, и только машины никак не могут угомониться, по инерции мчатся, тоже — в сон.

Тише, тише. Каждый выкрик стреляет; что-то выбалтывает фонтан; пересвистываются поезда. Еще тише. Поневоле заглушаешь шаги. Можно совсем остановиться, и город все равно будет идти навстречу. Ненужно раскинулись витрины. Горбунья колдует в аптеке. Доживают ночь вчерашние газеты. Из окна в окно продета музыка — кому она?..

У какого-то дома Лидия круто остановилась, стала вслух читать начертанное на мемориальной доске. Мит проворчал:

— Что с того? Никто спасиба не сказал…

Свернул на новые кварталы, нарочито — подальше от дерева. На чуть влажном асфальте томятся опавшие лепестки, и явственно слышен цветочный запах. Тьма загустела в недостроенных коробках домов. На пустырях лаяли псы. У подъездов пустые скорлупки детских колясок. В редких окошках неяркий свет — зеленый, багряный. Повернули обратно. Другим маршрутом.

— Здесь не пройдем, слышишь, Мит, запретная зона.

Молча свернул. Постовые внешне безразлично провожают глазами. Запутанные улочки старого города. Лида сделала несколько шагов в какие-то ворота:

— Идем. Ты что, боишься?

Мит нехотя последовал за ней:

— Живешь тут?

— Не я, тетя. Сейчас бы постучаться: «Тетя, пусти, я проголодалась, замерзла и — не одна».

— Ну и что?

— Ничего. Тетя всегда считала меня не совсем нормальной.

Повела проходными дворами к обрыву, с которого видны смутные крыши, а под ними еще и фонари — лестницей, и полоска речки. Снова бульвар, шелест листьев, разлет редких машин. Загляделась девушка в афиши, ой! — он исчез! Как сквозь землю…

— Мит! — пробежала. — Ты куда?.. Мит! Иди, что скажу…

Его не было, как не бывало. Добрела до скамейки, зябко сжалась, сквозь сонные слезки ехали дома. Очнулась — голова у него на плече.

— Пошутил я. — Он впервые за их знакомство просто улыбался. — А ты считала, и взаправду удрал — поджигатель? Это успеется.

Он приподнялся, поцеловал ее и еще раз; навзничь лег на скамью, спрятав голову Лиде на колени. Расплываются звезды, их слишком много, и чудится, все прибывает и прибывает, небо делается тесным, серебряным, тяжелым…

Нахально, деловито, удивительно щебетали птицы, напропалую гоняя по желто-розовой напирающей заре. Как из другого, завтрашнего мира, выплыл поливальщик: затанцевали миллионы радужных горошин… Люди выбегали на улицы, будто каждый будил десяток других. Мит и Лида еще спросонок держались за руки, пока это не стало невозможно. Еле дождались открытия кафе. Потом грызли карамель в скверике на Каменной площади.

— Лид, понимаешь, я проиграл. Может, если б не ты, мне б казалось, что все проиграл. Да я и так уже почти ни на что не надеюсь в жизни… Дождик будет… Гляди, Лидушка, правда, — сильное дерево?..

Ощутила, что — оно и что открыл ей.

— Чудесное. Ему триста лет. Оно помнит, как этот сквер был темным лесом, — начала сочинять, почти как Лаун. — И там, где оно чуть не прислонилось к решетке сквера, пролегала звериная тропа. Потом у этого дерева распинали неверных… А оно все росло, и корни выпирали из земли, и ствол мужал, а ветви даже зимой не казались ни тонкими, как руки подростков, ни старчески немощными. А ныне оно охраняет тайны птичьих гнезд. И…

— Слышь: оно твое, пусть будет твоим. А камень действительно врос, что ли. Дед упоминал: незаметное дупло. Я нащупал, вытянул ложный сучок, но камень как приварен!.. Хотя — мне ж это ни к чему…

Ветер вовсю шумел листвой, небо темнело на глазах, в сквере было еще сухо, но кругом на улицах разворачивалось пестрое кружение прохожих и что-то шлепалось и мельтешилось в кронах деревьев.

Перед Лидой и Митом возник в строгом костюме…

— Лаун! Вот не рассчитывал, что придете… Сюда…

— А я поверил, на все сто. Идемте со мной, Мит. Туб и в самом деле оперативен…

Они вышли из сквера, как в мираж — к новенькой, омытой новизной стальной красавице, крепкой, ладной, послушной. Той, что, как водится, немного не такая, как в мечте, потому что выпорхнула из будущего, чтобы можно было коснуться в настоящем…

Мит глядел то на Лауна, то на Лиду:

— Это неправда… Подстроено. Это чтобы меня — в ловушку. Едем к вам, Лаун, я не поверю, пока…

Он почти втолкнул их в машину, сумасшедшим ходом — к дому Лауна.

— Открывайте дверь!

В комнате ужасно пустынно. Книги — пачками, перевязанные, в чемоданах, готовые в печальный путь. Разве что несколько уцелело на полках случайные, или те, без которых вовсе невмоготу…

— Ага! — Мит перепрыгнул через связки. — За мной. Я не останусь в долгу!..

Теперь он вел машину не торопясь, торжественно. Капли залепили стекла, можно было представить, что машина летит куда-то в космос.

— А прелесть у меня машинка!

Втроем пробежали в скверик. Прильнули к мокрой коре.

— Он, он… Да, имитация такого узора исключена… Но звездочки сделались цветными, как тогда, прикоснувшись к живому… Да, да, он, «звездный»… Я ведь столько раз проходил мимо этого дерева. Теперь мне кажется, я интуитивно любил и этот сквер, и это вечное дерево…

— Ладно. Квиты? Вы меня тут подождите. Пять минут, ладно? — кинулся Мит к машине, задержавшись на мгновение взглядом на Лиде.

Она подождала, пока машина отъехала, потянулась к Лауну, дотронулась губами до его лба.

— Я ушла, ушла. К вам я еще приду, ждите…

Лаун один рядом с деревом, боится подойти поближе: а вдруг настанет горестное пробуждение…

— Лида где? — Мит не знал, куда девать большущий букет роз.

— Ушла.

— Надолго?

— Не знаю. Наверное, скоро не вернется. — Лаун смотрел не на Мита, а на дерево; старое дерево, которое скоро начнет ронять золотые листья, а потом терпеливо ждать новой весны…

— Обиделась? Почему? А как ее найти? Хотя бы дом, где живет ее тетка… Нет, вряд ли, эта ночь у меня вообще как в тумане… Но вы-то ее увидите? Небось прибежит к «звездному» камню. И я вам напишу, ладно?

— Да, она обещала зайти. Как-нибудь зайти…

— Ну, счастливо, Лаун; хотя счастливым сделали вы меня, и мне счастливо. Машина — чудо, на ней запросто можно врезаться в завтра.

Летит машина. И поезд отстал, и, кажется, скоро сама тяжелая планета останется позади…

Лаун же, напротив, все больше ощущает земное притяжение. Человеку в душе представляется порой, что он проживет если не вечно, то лет сто, не, меньше. А до ста еще — ух сколько… Но в возрасте, близком к пенсионному, становится понятно, что смерть может молниеносно прийти вечером, ночью, завтра утром.

При такой думе человек иногда вспоминает не столько себя, сколько то, что, перейдя смертный рубеж, сохранится. Лаун тоже завел тетрадь, которую держит на видном месте, на пустоватом столе в углу осиротелой комнаты. На обложке надпись: «Лиде. Если она навестит, а я не смогу вручить лично».

В тетради записи. Сперва краткие.

«Письмо от Мита, доволен».

«Лида! Мит хочет тебя повидать. Прошло пять месяцев — он не забыл. Ответь…»

«Он как будто меня считает виноватым или скрывающим тебя».

«Лида, нехорошо, когда приходят слишком поздно…»

Далее записи пространнее и отвлеченнее.