Марина Сванидзе - Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 1. 1913-1933

• Название: Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 1. 1913-1933
• Автор: Марина Сванидзе
• Издательство: Амфора
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00724-4

В основу книги лёг сценарий популярного телесериала «Исторические хроники с Николаем Сванидзе», посвященного российской истории XX века. Первая часть охватывает события с 1913-го по 1933 год. В центре каждой главы, повествующей о каком-либо одном годе, — как правило, известная, наиболее характерная для этого времени историческая личность.

---

Уполномоченный Совета труда и обороны и Наркомторга по Ленинграду пишет: "Мне крайне не хочется брать что-либо для отдельных продаж из Гатчины и Строгановского музея, так как я предполагаю, что эти два музея нам удастся продать целиком. Они должны будут пойти у нас в Америку".

Из дневника хранителя Гатчинского музея Балаевой: "Лежу, плохо с сердцем. Идет спешная работа по составлению списка экспорта".

Следующий в списке Павловск. Его предлагают за 40 миллионов рублей. От продажи под корень эти музеи спасло единственное соображение — на Западе может сложиться впечатление, неблагоприятное с точки зрения получения СССР дальнейших кредитов. Дело в том, что весь советский экспорт времен первой сталинской пятилетки и наполовину не покрывает закупки оборудования для нужд индустриализации.

Внешний долг увеличивается и требует новых кредитов. Советский экспорт напоминает ситуацию в домонгольской Руси. СССР вывозит лес, пушнину, лен и зерно. Ну, правда, еще нефть. С зерном ситуация особая. Разразившийся в начале 30-х годов мировой экономический кризис сбивает цены на хлеб. В этих условиях советское государство продолжает вывоз и продажу зерна по демпинговым ценам, то есть ниже низкого. Настойчивый экспорт зерна провоцирует чудовищный голод в СССР и продолжается, несмотря на этот голод. Продажа зерна дает мизерный процент валютной выручки. При этом половины зерна, проданного в 1932–1933 годах, хватило бы, чтобы накормить все голодающие районы.

В подобной экономической ситуации советское руководство не может рисковать западными кредитами и должно сохранять некоторое лицо перед Западом. Это спасло музеи, но только в определенной мере. В 1932 году из Александровского дворца в Царском Селе с детской половины ящиками и сундуками вывозят иконы, мебель, костюмы. Бильярд Александра III и бильярд Николая II забирают себе в Кремль. Сейчас в залах Александровского дворца декорации от фильма Глеба Панфилова "Романовы. Венценосная семья". Декорации любезно подарены музею. Павловск был продан наполовину. Уникальные гобелены из коврового кабинета теперь можно увидеть в Музее Поля Гетти в Лос-Анджелесе. Мебель — в Музее Галуста Гюльбенкяна в Лиссабоне.

С нефтяным магнатом и коллекционером Галустом Гюльбенкяном советская власть связана особыми отношениями еще с 1928 года. Тогда он вызвался помочь СССР, у которого были большие проблемы в торговле нефтью. Советский Нефтесиндикат удержался на мировом нефтяном рынке, Гюльбенкян получил с этого огромные дивиденды и плюс к этому полное доверие советских властей. Лично Сталину это человек должен был импонировать своей скрытностью. Продавая ему музейные шедевры, можно было быть уверенным в полной конфиденциальности сделки.

Галуст Гюльбенкян

В 1930 году Галуст Гюльбенкян почувствовал, что теперь как никогда близка к осуществлению его мечта о шедеврах Эрмитажа.

22 февраля 1931 года в ящик предложений посетителей в Эрмитаже рабочий Голованов опустил записку следующего содержания: берется какая-нибудь картина на выставку, всегда оставлена записка бывает: куда, зачем и почему ее нет. Теперь нет веласкесовского Лапы Иннокентия Х". Где он, что с ним? Консультанты не отвечают. Кое-кто из публики говорит, что ее продали!"

Автор записки рабочий Голованов даже оставил свой адрес: Тучков переулок, 12, квартира 8, Записка немедленно пересылается в ОГПУ с сопроводительным письмом заведующего Секретной частью Государственного Эрмитажа Кулиманина: "Ставлю вас в известность, что упомянутая в записке картина художника Веласкеса по распоряжению правительства снята с экспозиции и передана Госконторе. Антиквариат"".

Сегодня этот портрет в Риме в галерее Дориа Памфили.

15 апреля 1932 года директору Эрмитажа Леграну приходит документ из Наркомпроса: "Срочно выделить 2 картины художника Рембрандта: "Отречение Петра" и "Пейзаж с замком"".

Анна Андреевна Ахматова в это время пишет своему другу искусствоведу Николаю Харджиеву: "У нас все по-старому, только еще хуже. Вчера была в Эрмитаже — пустыня". Анна Ахматова многолетний посетитель Эрмитажа, ей есть с чем сравнивать.

У меня в руках путеводитель по Эрмитажу издания 1916 года. Входим в зал Рембрандта. По продаже Рембрандта 14 июня 1932 года принимается отдельное постановление Политбюро № 104П73/15. В зале Рембрандта 5 отделений. Смотрим в старый путеводитель. В первом отделении не хватает трех работ. Во втором отделении висело знаменитое "Отречение святого Петра", шедевр продан как раз по постановлению Политбюро. Вместе с ним продан портрет сына художника. В Нидерландах приобретение этих работ, естественно, воспринималось как государственное событие. Финансирование покупки происходит за счет госзайма, взятого у Пенсионного фонда голландских колониальных служащих. Из третьего отделения продано четыре работы, две получает упомянутый Галуст Гюльбенкян. Из четвертого отделения ушли еще две работы.

В путеводителе 1916 года отсутствует "Пейзаж с замком" кисти Рембрандта. Его приобретение было необыкновенной удачей Эрмитажа в первые послереволюционные годы. В мире всего 15 пейзажей Рембрандта. Наш, единственный, продан в 1932 году по решению Политбюро. Он теперь в Лувре. По особому списку ушли Боттичелли, Тьеполо, Рафаэль, Рубенс. "Предлагаю немедленно выдать картину художника Джорджоне, Юдифь"". Подпись — нарком просвещения Бубнов.

Если отвлечься от очевидной моральной оценки этих действий, то все вырученные от продажи шедевров деньги просто не соответствуют потребностям ускоренной индустриализации.

Прекращение распродажи музейных коллекций имеет чисто экономическое объяснение. Применение труда лагерных заключенных после массовых репрессий в течение всех 30-х годов позволило начать разработку новых и эксплуатацию старых золотоносных месторождений. Открылась новая статья экспорта. Про художественные ценности за их ненадобностью и неконкурентоспособностью власть забыла.

В январе 1932 года в квартире основателя Художественного театра Константина Сергеевича Станиславского раздался телефонный звонок. Звонил секретарь ЦИК СССР, член комиссии ЦК по руководству Большим и Художественным театрами, Авель Енукидзе. Енукидзе спросил Станиславского: "Может ли театр в течение месяца восстановить постановку пьесы Булгакова "Дни Турбиных"". — "Да-да, конечно", — ответил Станиславский. "Дни Турбиных" были запрещены в середине 1929 года.

М. А. Булгаков

28 марта 1930 года Булгаков написал письмо правительству СССР, то есть Сталину. Булгаков писал, что героя его пьесы "Дни Турбиных", Алексея Турбина, в газетных статьях называют "сукиным сыном", что, по мнению критики, от пьесы идет "вонь", что Мишка Булгаков, извините за выражение, "в залежалом мусоре шарит", что вся пресса СССР доказывает, что "произведения Булгакова в СССР не могут существовать". Булгаков написал Сталину: "Ныне я уничтожен". Попросил выдворить его за границу. Или дать ему работу в Художественном театре. Если нельзя режиссером, то статистом, если не статистом, то рабочим сцены. Через шесть дней после письма Булгакова Сталину застрелился Маяковский. На следующий день после похорон Маяковского Сталин позвонил Булгакову. Сталин сказал: "Вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?" Булгаков ответил, что ему кажется, что "русский писатель не может жить вне родины".

М. А. Булгаков

— Я тоже так думаю, — сказал Сталин. — Где вы хотите работать? В Художественном театре?

— Да, но мне отказали.

— А вы подайте заявление туда. Мне кажется, они согласятся.

На следующий день после звонка Сталина, когда Булгаков пришел во МХАТ, его встретили со словами: "Да боже ты мой! Да пожалуйста!"

Через паузу длительностью в полтора года по указанию Сталина во МХАТе возобновили "Дни Турбиных". В день премьеры весь проезд Художественного театра запружен народом. Лишний билетик спрашивают уже в начале Тверской. В том же 1932 году Тверскую переименуют в улицу Горького. Это будет сделано по личному указанию Сталина и при живом Горьком. Тогда же Художественному театру, родившемуся с именем Чехова, было дано имя Горького.

Сталин ходил на "Дни Турбиных" 15 раз, по другой информации — 17. Иногда один. Иногда компанию в ложе ему составляли Ворошилов, Каганович, Киров. Киров на "Турбиных" будет со Сталиным 29 ноября 1934 года, за два дня до смерти. В 1932 году на булгаковской пьесе со Сталиным замечена немолодая дама. Это Людмила Николаевна Сталь, член партии с 1898 года, давняя знакомая Сталина по партийной работе.

По одной из версий, именно дочь фабриканта и революционерка госпожа Сталь, бывшая на 7 лет старше Иосифа Джугашвили, явилась поводом для того, чтобы он избрал себе в 1912 году псевдоним Сталин и уже с ним вошел в историю. По другой версии, Людмила Сталь в свое время познакомила Сталина с дамой, которую потом ему будет напоминать булгаковская рыжеволосая Елена Васильевна Турбина. Но едва ли в этом была причина многочисленных приходов Сталина на "Дни Турбиных". Он ходит туда за другим. Именно в театре, глядя на интеллигентных, порядочных и наивных булгаковских героев, раз за разом Сталин испытывает глубочайшее удовлетворение от того, что они, такие духовно породистые, истреблены, уничтожены навсегда. Каждый раз в ложе МХАТа в темноте он торжествует свою победу над этими людьми, которых в 1932 году уже и в лагерях-то остается немного. Последние из этих Турбиных в то время, когда он сидит в театре, уже на Беломорканале. А там из всех радиоточек по всей стройке днем и ночью они слышат: "Канал строится по инициативе и заданию товарища Сталина!" Эти Турбины валят там сейчас лес без пил и без топоров. Пилы и топоры не выдают. Там обвязывают деревья веревками и бригадами их тянут — расшатывают в разные стороны, а потом валят.