Сергей Щепетов - След кроманьонца

• Название: След кроманьонца
• Автор: Сергей Щепетов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2005

Могущественные таинственные заказчики поручают трем друзьям разгадать тайну древних амулетов, что способны влиять на ход истории и делать своих носителей почти бессмертными. Путешественники по временам и мирам отправляются в прошлое, которое так похоже на наше.

Герои будут охотиться на мамонтов, бить китов с древними эскимосами, добывать руду в чудских копях, брести через пустыню в компании иудеев, вышедших из рабства, драться на поединках и участвовать в придворных интригах. И все это лишь для того, чтобы ответить на вопрос: как действует амулет. А впереди еще вторая половина тайны…

---

— Элл, Элл, ты не понимаешь! Обстоятельства… Это такая ситуация, что… И нет выхода… Я должен… Но Элл, Элл…

— Ч-черт! Ты успокоишься или…

В очередной раз оказавшись у нее за спиной, Воир вдруг положил ей на лицо мокрую ладонь и резко вздернул голову кверху. Она не стала ждать, что последует дальше: перерезание горла или сворачивание шеи. Мышцы сработали сами: ногой она вывернула из-под себя табуретку и ухнула вниз, на пол. Стукнулась ягодицами, прихватила рукой его стопу и резко надавила плечом на колено сбоку. Прием получился, но Воир был профессиональным танцором: он сумел извернуться и встать на колени.

— Элл!…

— Гад, сволочь!!!

Она вскочила, врезала ему ногой по ребрам, потом чуть подпрыгнула, чтобы сменить опорную ногу, и…

Мир взорвался: лязгнули зубы, стало больно, а потом темно.

«Ой-е-ей, голова! Ой, шея!! Больно-то как… Что-то такое уже было когда-то… Но не так же! О-о-ой… Это нокаут — чистая победа. О-о-ой! Я так тоже умею. А почему темно? И вообще?»

Результат обследования окружающего мира был неутешителен: она лежит по стойке «смирно», закатанная во что-то, наверное — в ковер. Возможно, в тот самый, что был в комнате Воира. «Гад, сволочь, педик несчастный, убью!!! Впрочем, это — потом». А лежит она, закатанная, в чем-то едущем. Везут ее, значит. Не на лошади поперек седла, а в повозке. В хорошей повозке, с рессорами, и колеса почти не стучат. Закатали ее не плотно: руки немножко шевелятся, рот и глаза свободны, только ничего не видно. «Интересно, а кинжал забрали? Он на шнурке висел, на шее — по животу шлепал, мешался. Конечно, забрали. Или нет?! Вот идиоты!»

Кое-как она протиснула руку к животу и обнаружила, что не только чехол, но и сам стилет на месте. Только бы не порезаться — хоть и вымыла лезвие, но кто знает, чем там его мазал Нойл. Оружие это колющее, резать им грубую плетенку чуть ли не в палец толщиной — одно мученье. Впрочем, ковер старый, протертый, а лезвие острое. Она начала было там, где удобнее — прямо перед лицом, но потом сообразила и стала пилить волокна вдоль бока — от плеча к ногам.

«Ковер, кажется, не обвязали, и верхний оборот лежит свободно — это еще одна удача. Какие-то они недотепы! Или очень спешат? — Элл осторожно высунулись. — Та-а-ак: ночь, город — наверное, окраина. Повозка открытая, но с дугами для крыши. Впереди двое, один сзади: стоит спиной, поясницей оперся о последнюю дугу, руки закинул — бдит, значит. Едут шустро: какие-то дома рядом мелькают, но ни фонарей, ни факелов. Видимость приличная — луна, наверное… Что делать-то?

Ну что делать — это ясно: всех раскидать, всех порезать, и домой к Ма, к папе. Только писать очень хочется: ой-е-ей, как хочется! Это героини романов никогда в туалет не ходят! Даже по-маленькому, не говоря уж… А я так не могу! Ч-черт! А плевать! А пускай!! Жизнь дороже!!! В конце концов… Да ну вас всех! — Она расслабила мышцы, и ногам стало горячо. — И наплевать! Зато как хорошо-то! Фу-у… Ну ребята, вы еще пожалеете! Сейчас я вам устрою! Сейчас я вам…»

Эллана лежала на дне повозки в пыльном ковре и накручивала, распаляла себя, пытаясь впасть в то знакомое, где-то даже любимое, состояние этакого бешенства, из которого только два выхода — победа или смерть! Тренер пытался отучить ее от этого при помощи оплеух и длинных нотаций: «Боец, который весит пятьдесят килограммов вместе с тапочками, не может, не должен впадать в состояние гарра — это для больших и сильных! Твое оружие — расчет и точность, ювелирная точность и безупречный расчет!» Он даже отцу жаловался, но Патиш сказал, что это у нее наследственное. Нет, она может удержаться, когда захочет… если захочет.

Желаемое состояние все не приходило, наоборот: накатывала обида и жалость к себе — вот она тут лежит, маленькая, мокрая… «Нет! Хватит! Ну гады!!!» Кинжал мешал выбираться, и пришлось зажать его зубами, на всякий случай оттянув губы. Элл чуть-чуть проползла в задок повозки и взяла кинжал в левую руку. Правую она подняла, провела между расставленных ног мужчины, прицелилась, выдохнула и… цапнула его мошонку и рванула вниз!

Человек вскрикнул, взмахнул руками и начал садиться. Эллана подалась вверх навстречу и боднула его головой в зад. Как был — скрючившись и держась руками запах, мужчина выпал на дорогу. Он еще, наверное, не долетел до земли, а Эллана уже повернулась и прыгнула вперед, на того, кто первым оглянулся.

Дальше был бред, безумие… Она не думала, не контролировала ситуацию — она дралась. Всем, чем могла, использовала все, что умела, все, что применять можно только на пороге смерти: целилась в горло, в глаза, в пах, ломала пальцы, рвала губы и ноздри. Ее тоже били, хватали, валили на землю. Она вырывалась, выскальзывала, выворачивалась, то теряла кинжал, то выхватывала его из чьей-то руки, прокусив запястье, опять теряла… Наверное, ее не хотели убивать, а удержать не могли.

Когда Эллана пришла в себя, то обнаружила, что несется по темной улице в полном одиночестве, и дальше бежать никаких сил уже нет. Кое-как она дотянула до ближайшего угла, прислонилась к стене, потом сползла по ней, царапая спину, и села на корточки. Под носом было мокро, она попыталась вытереться и обнаружила, что все еще сжимает в кулаке рукоятку кинжала Нойла — острый тонкий кончик был обломан.

Дыхание никак не восстанавливалось, в груди жгло и першило, даже слегка подташнивало. «Так, кажется, всегда бывает после большой пробежки, — успокоила себя Элл. — Не это главное! Лицо: левый глаз подбит и заплывает, носовой хрящ болтается, но, кажется, на сторону не свернут, из носа уже почти не течет, губа распухла, а волос, наверное, половину выдрали! Зато все зубы на месте — шатаются только».

Эллана встала, осмотрела себя и ужаснулась: «О боги Священной горы! Выше пояса остался только папин камушек на цепочке (уцелел!) и все! Лоскут вот один свисает, с пуговкой — как раз хватит прикрыть полсиськи… Штанины? Как же, жди — одна оторвана выше колена, а другая ниже. Что же делать?!»

Она растерянно огляделась по сторонам: «Хоть бы тряпку какую спереть… Ну да, ищи дураков — кто же оставит белье на ночь сушиться на улице? Да-а-а, попала… Что хоть за район-то? Где это я?»

Кроме каменных стен вокруг ничего не было видно, и, горько вздохнув, девушка побрела по улице, потом свернула на другую. В конце концов в просвет между домами удалось рассмотреть темный массив Священной горы: получилось, что она находится в противоположном конце города — где-то в районе Южных ворот, в одном из рабочих кварталов. «Ох-хо-хо: отсюда и днем-то не выбраться! — затосковала Эллана. — Но днем к тому же будут люди, а я…»

И она пошла. Время от времени из темноты слышались пьяные голоса, крики и говор людей — тогда она куда-нибудь сворачивала и двигалась дальше, ориентируясь по положению лунных теней.

Ночь явно перевалила за середину, когда, в очередной раз уклонившись от встречи с какой-то компанией, она вдруг обнаружила, что оказалась в тупике. А голоса приближались, и деваться было некуда. Эллана забилась в тень погуще и стала ждать.

Их человек шесть или семь, голоса громкие, возбужденные. Говорят на мусорном сленге — языке трущоб, в котором намешано всего понемногу, все падежи неправильно, окончания как попало, но понять можно.

— Во, дочапали наконец! Темно здесь, как у кое-кого в заднице! Давай, Мак, открывай, у тебя ключ!

— Какое «открывай»?! Я ни черта не вижу! Толстый, зажги факел, у тебя же остался!

— А идешь ты лесом, тяб-переяб! Нажрутся, как свиньи, и ключом в дырку попасть не могут!

— Я тебе сейчас попаду, харя!

— Тихо вы, твари! Тут кто-то есть. Малыш, ты что-нибудь видишь?

— Я всегда все вижу. Мак, иди сюда с ключом. Я тебя прицелю, ты разбежишься…

— Спорим, он промажет!

— А я говорю, что тут кто-то есть! Вон там! Толстый, тебе еще не надоели твои яйца? Нет? Тогда зажигай, пока не оторвали.

Зашипел, задымился факел, и тупик осветился неровным светом, задвигались тени на стенах.

— Ого, какая!

— Ну и страшна! Смотри, смотри, с ножиком!

— Интересно, зачем такой уродине ножик? Ха-ха, и так страшно!

— Слушай, да она голая! Во, во — сиськи торчат!

— Не-е, у ней штаны есть — панталончики, гы-гы!

Компания была пестрой — в том смысле, что цвет кожи у парней был от иссиня-черного до бледно-белого. Одеты тоже по-всякому — панталоны, штаны, рубашки, майки. Командовал, похоже, здоровенный коричневый детина в мятых брюках и рваной майке. Бицепсы его были необъятны, а зубы и белки глаз, казалось, светились.

Эллана смотрела на них с растерянностью и ужасом. Смысл слов до нее доходил, но понимать его она отказывалась. От обиды и беспомощности хотелось плакать.

— Эй, Хромой! Ты самый смелый — тащи девку сюда!

— Почему это сразу я? У ней ножик. И не девка она вовсе. Она, может, девкой была, когда ты еще и мальчиком не стал! Сам тащи!