Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

• Название: Возвращение красоты
• Автор: Дмитрий Шишкин
• Издательство: www.pravoslavnaya-proza.ru
• Жанр: Религия

Книга «Возвращение красоты» объединяет в себе циклы автобиографических рассказов и очерков, написанных в разные годы священником Димитрием Шишкиным. Автор искренне, глубоко и в то же время увлекательно рассказывает о своих духовных исканиях, о неутолимой жажде Бога, которая с самого детства побуждала его во всём находить отблески Божественной красоты, на многие годы отвергнутой и позабытой нашим народом.

Издание будет интересно не только православным читателям, но и всем, кому небезразличны вопросы веры и смысла жизни.

---

На Мангупе два полноводных источника: Женский и Мужской. Какой-нибудь бродяга в мистических отсветах костра вам обязательно расскажет, что в Женском вода мягкая, она жалеет и лечит, а в Мужском, наоборот, — жесткая, она обличает и дает силу воину… Отнесемся к этому поверью с почтением, но приведем и другую, более прозаическую, но не менее убедительную версию. Женский родник представляет собой длинное корыто, а мужской — торчащую из скалы трубу. Вот и все. Отсюда и названия. Но в общем-то — выбирайте версию сами. Это не суть.

Я не помню сейчас, при каких обстоятельствах я забрался тогда в монастырь на Женском, но забрался-таки и встретил человека, с которым как-то сразу нашел общий язык. Мы разговорились о чем-то увлекательном и пошли, разговаривая, и шли, пока не оказались на плато и где-то уже вдали от всех, причем в кромешной темноте, потому что как-то незаметно наступила ночь. Тогда мой новый знакомый достал из-за пазухи армейскую ракетницу и пальнул в небо. Красная ракета взвилась над Мангупом, и он огласился радостными, восторженными воплями.

Человека звали Серега Назим, или Нешуми. Ну, Серега — понятно, Назим — уж не знаю почему, а вот почему Нешуми — расскажу. Дело в том, что Серега был настоящий, матерый босяк, да к тому же еще и молчун, каких поискать. Ну не то чтобы совсем — когда надо, он говорил, как вы поняли, но там, где нужно было спрятаться, притаиться, зашифроваться, — Серега превращался в образцового Нешуми. Он поселился на Женском чуть ли не год назад. Оборудовал там одиночную небольшую пещерку, которая угнездилась в скале на высоте примерно метров трех. Вход этой пещеры Серега затянул тепличной пленкой, а вместо порога вмонтировал кизиловую палку, за которую нужно было схватиться, подпрыгнув, чтобы потом подтянуться и залезть внутрь.

И вот главное свойство, за которое Серый получил свою кличку: он умел обитать бесшумно и безвидно. Ведь где ни поселись человек на Мангупе, он тут же обязательно обзаведется жестяным звоном, стуком топора, дымом, топотом, дудочным воплем… созовет неизвестно кого и зачем, накликает смех, крики и женские визги, да так, что закончится это все непременно рейдом ОМОНа с заламыванием рук, погромом, керосином и победоносным сжиганием всего движимого и недвижимого босяцкого имущества. Честное слово, так на беду и бывало — забирались менты в средневековые, «охраняемые государством» крипты и сжигали там все дотла в качестве, так сказать, оперативной проработки.

Так вот. Серега был не таков. Не из тех, что доводят себя до публичной порки. Он умел быть в самом деле и в самом лучшем смысле, когда это было нужно, бесшумным.

Никакого «топора дровосека», никаких «дымов отечества» и уж тем более визгов и восторженных оров… Мало того — Серега ведь жил не на каком-нибудь необитаемом острове, а на Мангупе, где человеки ходят везде и спрятаться от них практически некуда. Так вот, приходит такой случайный или не случайный субъект в Женский монастырь, а там никаких тебе котелков и консервных банок, никаких веревок с трусами, поленниц и индейских дримкетчеров и ваканов[60]. Просто одна из пещер затянута пленкой, и все. Но чтобы туда попасть, нужно наступить на такой скальный неудобный и даже опасный наклонный выступ, на котором легко поскользнуться и… да ну его в баню!..

Словом, Серега радовал бродяжьи сердца Саньки Герика и Андрюхи Бороды, так что, проходя по нижней тропе, они непременно всякий раз одобрительно-приветственно кричали:

— Серега, не шуми!

Это означало: «Мы знаем, что ты там, и мы рады тебя приветствовать — такого замечательно-нешумного и сознательного человека».

Итак, была весна, тишина, и я поселился у Сереги в его тесноватой, но уютной пещере. У него там даже имелась печка, и поскольку еще весьма чувствительно, а по ночам прямо-таки пронзительно бывало холодно, то мы ее топили иногда, обычно впотьмах, прогревая пещеру на ночь. Здесь я впервые слушал, как тявкают по ночам косули, и смотрел какие-то сумасшедшие, тропических расцветок сны…

За водой нам приходилось ходить по тропе к Женскому роднику. Это хотя было и не слишком далеко, но все-таки дальше, чем, например, от телевизора до кухонного крана. Тропа шла в стороне от туристического «большака», особняком в живописном месте, вдоль скалы среди великолепных реликтовых сосен. Потом она сворачивала в сторону, и вот здесь был такой валун или даже скальный увал, с которого нужно было спрыгнуть, отправляясь за водой, и на который было довольно неудобно забираться, если идешь обратно, скажем, с двумя полными канистрами в руках.

Но я еще не сказал о «главном движущем рычаге» этого бесхитростного сюжета.

У Сереги каким-то чудом оставалась припасенная с осени драгоценная рассыпчатая горка травы, причем такой ядреной, что нам хватало двух косяков в день, что называется, за глаза. Один мы выкуривали с утреца, для прояснения перспектив, а другой — под вечер, для развеяния тоски.

И вот мы как-то дунули очередной самокрут, я взял канистры и отправился на родник за водой. Возвращаюсь обратно, останавливаюсь у валуна, собираюсь уже на него взбираться и вдруг как-то почти случайно… чуть в стороне заметил… почудилось, что ли… какие-то точно рисунки, штрихи, завитухи… Я отставил канистры и присмотрелся внимательнее. Точно. Рисунки на скале. Какой-то человечек, что ли… несет. Чашу… Вот это да!.. Может, босяки намалевали?.. Присматриваюсь пристальнее — да нет, не похоже. Слишком это все неприметно, не напоказ, с вековой благородной поблеклостью. Может быть, рядом еще что-то есть? Вот это да!!! Точно! За человечком еще группа людей… вроде как бегут. Э, да это они за ним гонятся! Целое панно… А вот какой-то могущественный покровитель поднял правую руку в знак приветствия, за ним какие-то птицы, загадочный космический узор, корабль странный… и чаша в руках беглеца! Какая-то таинственная история заключена в этом наскальном письме — я чувствую и все стараюсь мучительно его разгадать… Какой-то раздор, война… луки, копья и стрелы, монахи… Вот это да — послание из Средневековья. Как же его раньше не заметили?! Уф-ф… Вот это да!!!

Нет больше ни времени, ни воды, ни Серого. В голове туман и восторженный шум. Открытие века! Я не верю своим глазам, но нахожу на скале все новые и новые знаки и уже не сомневаюсь, что передо мной зашифрованное послание из прошлого.

Оторвался я от валуна только часа через два и сразу почти побежал, задыхаясь от волнения и спешки, «домой», чтобы поведать Серому о своем открытии…

Но Серый почему-то не разделил моего энтузиазма и не пожелал немедленно идти смотреть загадочные петроглифы.

«Может быть, он уже нашел… раньше… — думаю я, и смутная ревность гложет мне сердце. — Ну ничего, главное ведь не кто, а сам факт, что нашли… Пусть ученые разбираются…»

Но все-таки мы отправились смотреть рисунки… уже далеко после обеда, когда в голове рассеялся каннабисный дым и все стало так прозаично и скучно…

Известковый пыльный валун от легкого, мороснувшего на рассвете дождя, от стекавших и брызгавших капель покрылся тонкими затейливыми бороздками. Следующий дождь их смоет совсем, но уже и теперь понятно, что никаких средневековых рисунков нет, что хитрая обманщица Мари Хуана всего лишь рассказала мне одну из своих лукавых — и слава Богу, что безобидных на этот раз, — историй. Просто посмеялась… настроение такое было — игривое… Эх, Мари, Мари…

ТЬМА

Граф Армянский ходит налево! Не-е… Это совсем не то, о чем вы подумали… Во всем виноваты идиомы — такие словосочетания, которые вызывают устойчивые ассоциации. Ну, например… я не знаю… «Гол как сокол»…

Русский человек сразу поймет, о чем идет речь, и не подумает, что другие, кроме сокола, птицы летают, например, в подштанниках…

Но я объяснюсь…

Мы сидим в приятном сумраке мангупской кельи, душевно раскумарившись. Келья выдолблена в скале таким образом, что попасть в нее можно только справа и только по узкому скальному уступу. Внутренность кельи выбиралась в глубокой древности киркой и зубилом, которые оставили на потолке и стенах затейливые рубцы и борозды. Их переплетение напоминает какие-то таинственные письмена.

И вот буквально только что кто-то высказал догадку, что это и есть письмена, так что мы заняты теперь напряженным… не разгадыванием еще, нет, но вдумчивым осознанием привычного узора в новом качестве.

Несколько минут мы все сосредоточенно и молча вглядываемся в рубчатый потолок. Наконец кто-то изрекает уверенно, указуя перстом:

— Здесь написано: «Цой жив!».

И пока мы в древних, потемневших рубцах угадываем пророческие глаголы — я краем глаза, но совершенно отчетливо вижу, как один из нас — Граф — встает бесшумно, мелькает темным пятном в светлом дверном проеме и выходит… налево! А налево обрыв, вы понимаете — пятнадцать метров отвесной скалы. И все. Мы бросаемся гурьбой к дверному проему и смотрим куда-то в туман и вниз, потом по сторонам. Тишина…