Вера Колочкова - Зов Сирены

• Название: Зов Сирены
• Автор: Вера Колочкова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90098-5

Берегитесь женщин, разбивающих сердца! Да, они красивы и соблазнительны, а их ласки прекрасны… Прекрасны и опасны, как песни Cирен. К сожалению, это не сразу понял Митя — положительный во всех отношениях парень, надежный и пылкий. Его новая любовь, Вика, как настоящая искусительница, коварна и безжалостна. Словно мифическая Cирена, она удерживает его в своих объятиях крепко и уверенно, обещает рай… Но не окажется ли ее рай адом? Или все же у Мити есть еще возможность спастись?..

---

— Ты только не ври ничего сейчас, Мить. Я знаю, что это правда. Ведь правда? Ну же, гляди мне в глаза.

Он и глянул. А куда было деваться? Глаза у Ксюхи были злыми, истерически обвиняющими. И в то же время будто приглашали с испугом — давай, оправдывайся, опровергай…

Не стал он ничего опровергать. И оправдываться не стал. Не смог. Сил уже не было врать.

— Да, Ксюш, это правда…

— Что?! Что ты сказал?

— Да. У меня есть другая женщина.

— Что?! Да ты… Ты… Знаешь, кто ты после этого?

— Знаю.

— А если знаешь, пошел вон отсюда. Прямо сейчас, немедленно. Тебе вещи помочь собрать?

— Не надо. Я сам.

Встал из‑за стола, ушел в спальню, распахнул дверцы платяного шкафа, начал выкидывать на кровать свою одежку. В голове — ни одной мысли, один сплошной ужас: что он делает? что?.. И краешком сознания — хорошо, что Маечки дома нет, увезли на выходные на дачу к теще. Объясни-ка ребенку, что происходит… А может, и плохо, что Маечки дома не оказалось. Может, он бы и не ушел…

— И ты вот так… Можешь так спокойно… Собраться и уйти?

Ксюха стояла в дверях, глядела на него с ужасом. Лицо ее дрожало каждой черточкой, казалось, даже зрачки в глазах дрожат.

— Где у нас чемодан, Ксюш, я не помню?

— Ка… какой чемодан?

— Ну, клетчатый такой, с которым мы в отпуск ездим? То есть ездили…

— Мить, ты не посмеешь. Остановись, Мить…

— Я уйду, Ксюша. Правда, так будет лучше. Ты права, я заврался, тебя измучил.

— Погоди. Давай поговорим. Пойдем на кухню.

— Нет. Я уже решил. Прости.

— Да когда ты успел решить?

— Неважно.

— Нет, важно! Важно! Не собирался ты уходить, я знаю. Если бы я не спросила, ты бы ни одного лишнего телодвижения не сделал.

— Но ведь ты спросила.

— И что?

— А я ответил. Правду ответил. Значит, другого выхода у нас с тобой нет.

— Выход всегда есть, Митя.

— Нет, Ксюш. Правда есть, а выхода нет. Да ты и сама все прекрасно понимаешь.

— Что, что я понимаю? Не хочу я ничего понимать! И знать не хочу никакой правды! Считай, что я у тебя вообще ничего не спрашивала!

— Ксюш, ну зачем ты…

— Зачем унижаюсь, да? Ну и что! Хочу и унижаюсь, мое дело! Да мне вообще наплевать… Тем более унижение унижению рознь, Митенька. Уж не думаешь ли ты, что я… Что ты в принципе можешь меня хоть чем-то унизить? Не много ли ты о себе возомнил, а?

— Тогда тем более… Зачем я тебе нужен — такой?

— Какой?

— Много о себе возомнивший. Возомнить о себе, я так понимаю, можно только самую капельку, и ту с твоего разрешения, да?

— Не уходи, Мить. Если уйдешь, ребенка больше никогда не увидишь.

— Не надо, Ксюш, пожалуйста. Вот этого не надо. Ты же знаешь, как я люблю Майку и никогда от нее не откажусь.

— Куда, куда ты пошел?!

— За чемоданом. Где у нас чемодан? Хотя какой чемодан, господи… Черт с ним, с чемоданом.

— Митя, не делай этого. Прошу тебя! Ты слышишь, я сама, сама прошу тебя, не делай этого! Это ты меня предал, ты мне изменил, а я… Я прошу тебя! Сама! Я прошу тебя! Я унижаюсь перед тобой, да! Думай как хочешь!

Она уже истерила навзрыд, без конца повторяя это «прошу тебя». Когда он шагнул в проем спальни, вдруг вцепилась в него, как кошка, и пришлось отрывать ее от себя силой, и собственный голос будто со стороны слышался, и дрожал высокими бабьими нотками:

— Ксюш, я не могу. Не могу жить и врать… Не могу, прости. Возьми себя в руки, Ксюш.

Если сказать, что он себя презирал тогда — значит, ничего не сказать. Он себя ненавидел. И жалкий бабий голос ненавидел, и влажные от напряжения ладони… И когда Ксюша вдруг с размаху залепила ему пощечину, потом другую, осознал вдруг, что это и в самом деле конец. Да, он уходит, уходит.

— Ненавижу тебя, ненавижу. Давно ненавижу! Я тебя никогда не любила, даже когда замуж за тебя выходила, понял? Я тебе врала всегда! А на самом деле…

— Я знаю, Ксюш. Я давно это понял.

— Да что ты вообще можешь знать и понимать?! Пошел вон из моей жизни, предатель! Ненавижу! Ребенка никогда больше не увидишь, я все для этого сделаю!

— Давай потом на эту тему поговорим, когда ты успокоишься. Когда мы оба успокоимся.

— Пошел вон, я сказала! Успокоится он, надо же! Как я теперь буду — одна? Ты об этом подумал? Сколько камней в мою сторону полетит, подумал? И что я своим родителям скажу? А подругам? А на работе? Ты хочешь, чтобы меня все жалели и презирали, да? Сволочь, сволочь…

Он выскочил из квартиры, сбежал по лестнице вниз, презирая себя за трусливую торопливость. Потом шагал по апрельским лужам к машине — в домашних шлепанцах. Да, это было в апреле… Это что же, полгода уже прошло? Как быстро… А кажется, будто вчера…

Митя не успел додумать последнюю мысль, потому что заверещал мобильник. Сердце сначала ухнуло, рвануло к горлу — ага! — потом снова заныло безнадегой, возвращаясь на привычное место. Нет, не то мобильное верещание, не ожидаемое. Не то, не то! Это Ксюша звонит, легка на помине. Принял вызов, проговорил осторожно:

— Да, Ксюш, привет. Как дела?

Нет, все-таки он сволочь. Как-то не так, наверное, надо разговаривать с женщиной, которую обидел. Не в той тональности. Тем более если эта женщина — мать твоего ребенка.

— Не твои заботы, как у меня дела, понял?

— Понял.

Ну вот, и впрямь сволочь. Обиделась. Хамит.

— Никитин, ты про ребенка совсем забыл, да? Тебе что, напоминать надо, что у тебя дочь есть, пяти лет от роду, Маечкой зовут?

— Нет, не забыл. Может, это ты забыла, как я просил тебя дать мне Майку на прошедшие выходные. А ты уперлась.

— Она не вещь, чтобы ее на выходные одалживать. Тем более ты бы все равно ее к родителям сбагрил.

— Ну почему — сбагрил? Некорректное выражение, Ксюш. Они ей не чужие, они ее любят, скучают страшно. И Майка их тоже любит.

— Она не Майка. Она Майя.

— Не придирайся, Ксюш… А в эти выходные как? Отпустишь Майку?

— А у тебя для ребенка только выходные по графику? А в остальные дни — никак?

— Так она же в садике… Нет, я могу, конечно. Могу после работы забрать, а утром…

— Не надо, Никитин. Я уж сама как-нибудь. Мне вообще от тебя ничего не надо, понял? Кстати… Это ты мне на карту деньги вчера скинул?

— Я, кто ж еще.

— Что значит — кто еще? Ты считаешь, больше некому, да? Никому я не нужна, брошенка разнесчастная? Ты так считаешь, да?

— Ксюш… Ну не придирайся к словам.

— А что мне, в благодарностях рассыпаться надо? Спасибо, что ты меня предал? Никогда не прощу тебе, никогда… Если б ты знал, как это больно… Невыносимо больно… Будто нож в спину воткнули.

— Прости, Ксюш. Поверь, мне тоже больно. Прости…

— Да тебе-то с какого перепугу больно! Тебе, я думаю, очень даже хорошо. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить! Это я умерла, а ты вполне живой и счастливый, радуешься жизни со своей кикиморой. Кстати, она не сожрала тебя, нет? Говорят, она та еще…

— Перестань, Ксюш. Не надо. Я в своих отношениях сам разберусь.

— Да пошел ты. Даже слушать тебя противно. Фу…

Сигнал отключения захлебнулся, будто еще раз наглядно продемонстрировал Ксюшино «фу». Нет, а чего звонила тогда? Странный какой-то разговор получился. Ни о чем. Разговор-выплеск. Ну, хоть выплеснула, и то хорошо…

Нет, ее можно понять, конечно. Или ему все-таки не понять? Не умещается внутри понимание, потому как места для него не осталось? Все душевное пространство Вике принадлежит? Вернее, у Вики в плену находится? Как же так получилось-то, господи… Как? Как?!

Нет, правда, все же у него нормально было. Обычная жизнь, как у всех. В институте любовь случилась, на пятом курсе поженились. Ксюша была невеста с приданым — отдельно от родителей жила, в своей квартире, доставшейся ей в наследство от бабушки. Вот все в один голос и твердили — счастливый ты, Митя, такую жену себе оторвал… Красавица, умница, хозяйственная. Ну да, не все было гладко, и ссорились, и мирились, и он со временем насобачился находить вполне приемлемые объяснения частым вспышкам Ксюхиного раздражения, и родители в их ссоры и перемирия совсем не вмешивались… Мама, правда, вздыхала часто, глядя на Ксюшу грустными умными глазами, но никогда свою грусть не комментировала. В общем, как-то все катилось-переплюхивалось изо дня в день… Пока не появилась в его жизни Вика. Вернее, пока не ворвалась.

Телефон в кулаке дрогнул, запел то самое, давно ожидаемое. Ну вот и свершилось. Наверное, он эту мелодию будет до конца дней помнить. И слова… Как яростно их выкрикивают на надрыве пара популярных певцов! «Но ведь она не твоя… Хоть с тобой она даже иногда… И бывает…» Тьфу! Глупые слова, пошлая вкрадчивая мелодия. Но Вика очень хотела, чтобы ее звонки были оформлены этой вкрадчивой яростью. А может, слова и не глупые, и мелодия вполне ничего себе. Может, это он глупо и пошло досадует на себя.