Андрей Воронин - Мишень для Слепого

• Название: Мишень для Слепого
• Автор: Андрей Воронин
• Жанр: Боевик
• Год: 1998
• ISBN: 985-437-173-5

Давняя афера КГБ с фальшивой валютой грозит обернуться для ФСК провалом агентурной сети.

ФСБ подключает к делу своего секретного агента Глеба Сиверова по кличке Слепой.

Следы преступников выводят Слепого на генерала ФСК, выступающего в роли.., кидалы.

---

Генерал Лоркипанидзе отбросил со лба прядь седых волос, и Сиверов увидел неровный, словно зигзаг молнии, шрам. От того ли ранения шрам, от другого ли, генерал не пояснил. Но именно показанный шрам и придал его рассказу максимальную убедительность.

– Ты, наверное, не поверишь, Глеб, я даже не вспомнил о вещмешке с деньгами, который перед боем повесил на станину орудия. Первые два дня после ранения с меня хватало уже того, что я остался жив. Тогда я понял, насколько реальна смерть. У тебя перед глазами меркнет свет, и даже боли не успеваешь почувствовать.

Вернее, она возникает как эхо, когда уже не слышишь самого крика, но до твоих ушей долетает отраженный звук. И вот на третий день к нам в палату вошел врач и вручил мне вещмешок, сказав, что мои ребята отыскали меня и попросили передать мои личные вещи. Это произошло так буднично и, наверное, делалось с такими невинными лицами, что никто из медперсонала и не догадался заглянуть вовнутрь. Когда я развязал тесемки, то ощутил ужас. Все деньги лежали на месте, а я даже не представлял, что мне теперь с ними делать. Кто-то спрашивал меня, не найдется ли в вещмешке бутылочки спирта или чего перекусить. А я словно язык проглотил – смотрел на деньги и не мог вымолвить слова. Затем вытащил несколько пачек червонцев, положил их на подоконник и сказал: «Берите, кому надо». Деньги, естественно, разошлись по рукам, и мы зажили, как короли. Не правда, Глеб, когда говорят, что в те времена все находилось под неусыпным контролем. Мы в госпитале жили припеваючи целую неделю, когда наконец ко мне не пришли. Вот так и произошло мое первое знакомство с органами. Не скажу, что очень приятное. Денег у меня к тому времени оставалось около половины мешка, мы их разве что не таскали в туалет и не клеили на стены. И тогда-то мне задали тот самый вопрос, который я должен был задать себе, лишь только увидел деньги в подземном хранилище немецкого банка: какого черта там делали новые советские деньги? Думаю, ты не знаешь, Глеб, что и под оккупацией на нашей территории ходили те же самые советские деньги, что и до войны, причем ходили официально и никто их не изымал из обращения – красные червонцы с портретом Ленина.

– Ерунда да и только! – не удержался Сиверов.

– Я тоже так думал. Но потом мне объяснили, да и сам я парень был сообразительный, вроде тебя. Немцы не изымали деньги, потому что рассчитывались ими с населением за продовольствие. А к красным бумажкам советский человек привык, знал, если что, он их и после освобождения в дело пустить сумеет. На государственном уровне немцам не сложно было изготовить искусные подделки, которые практически невозможно было отличить от настоящих денег. Они напечатали их еще до войны. Получалось очень удобно: рейхсмарки могли вернуться в Германию и подорвать экономику, фальшивые же рубли являлись беспроигрышным вариантом.

Даже попав в руки советских войск – как это случилось у меня на глазах, – они вливались в советскую экономику, а значит, подрывали ее. И вот тогда, Глеб, я потерял всякое уважение к деньгам, потому что они икона, не больше.

– Икона – это тоже немало.

– Да, Глеб, икона, но не сам Бог.

Слушая генерала Лоркипанидзе, Сиверов смотрел на уже почти погасшие угли, над которыми аппетитно дымилось пропеченное мясо. Амвросий Отарович поставил на стол большую плоскую тарелку, и Глеб переложил в нес шашлыки. Рюмку, поставленную перед ним генералом, он сразу же отодвинул в сторону.

– Я пить не буду.

Амвросий Отарович усмехнулся:

– Это хорошо.

– Думаю, вы не обидитесь на меня?

– За что?

– Я пренебрегаю вашим гостеприимством.

– Быть гостеприимным – не значит быть настойчивым. Если не пьешь, значит, собираешься сегодня же уехать. А ехать тебе не к кому, кроме как к Ирине.

Сиверов подумал: «А ведь он прав! Теперь мне, кроме как к жене, возвращаться не к кому. Теперь даже неважно, люблю ли я ее по-прежнему, люблю ли больше, чем раньше, или разлюбил вовсе. Она ждет от меня ребенка, а значит, я в долгу перед ней».

Генерал не спеша ел мясо, а Сиверов торопился.

Лоркипанидзе хитро посматривал па него из-под кустистых седых бровей.

– По-моему, ты теперь относишься к жизни немного иначе, чем прежде.

– Как именно?

– Дорожишь ею, что ли… Наверное, у тебя есть кое-какие новости, которые ты не хочешь сообщить старику?

У Глеба имелась одна-единственная новость – они с Ириной ждут ребенка. Но он сам еще не успел свыкнуться с нею, не успел вжиться в свою новую роль. И поэтому посчитал, что посвящать Амвросия Отаровича в сугубо личные секреты не стоит.

– Вы уж извините меня, дошел до ручки, – честно признался Глеб. – Стало совсем невмоготу, поговорить не с кем.

– Лукавишь, – Лоркипанидзе налил себе полрюмки коньяка и, смакуя, выпил. – Ты поговорить можешь с Ириной, но всего ей сказать не можешь.

Глеб растерянно смотрел на Амвросия Отаровича.

– Так я же и вам почти ничего не сказал!

– Все дело в том, Глеб, что не обязательно говорить, хватит того, что со мной ты можешь и помолчать.

Амвросий Отарович поднялся из-за стола, открыл дверь сарая, прилегавшего к навесу, шагнул в его прохладную глубину. Потом вновь появился перед Глебом, с тремя крупными спелыми яблоками, к их кожуре прилипли обломки тонкой древесной стружки.

– Должен же ты увезти от меня какой-нибудь гостинец. Ну-ка, быстрее возвращайся к Ирине и не вздумай огорчать ее! – и, предваряя все возражения Глеба, добавил:

– Езжай сейчас же! Еще не хватало, чтобы она из-за тебя, дурака, на меня обиделась.

Когда в машине Сиверов положил яблоки на сиденье рядом с собой, то салон тут же наполнился тонким ароматом летнего сада – тем запахом, который уже давно был пролистан календарем, но он сохранился в сарае на даче старого генерала, будто время там текло в другом измерении, чем во всем остальном мире. Все спешили жить, а Амвросий Отарович не спешил. Не спешил он потому, что умел наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. Глеб сообразил, именно это роднило его самого с генералом Лоркипанидзе – умение управлять течением времени. То спрессовывать его, когда приходится ждать, в периоды же активных действий растягивать до бесконечности.

* * *

Сиверов почти не ощущал скорости, с какой несся его БМВ по Москве. Лишь пару раз он бросил короткий взгляд на стрелку спидометра, убеждаясь, что она застыла на отметке чуть больше ста тридцати километров в час. Чтобы свести к минимуму риск быть остановленным гаишниками, он мчался в крайнем левом ряду, зная, что выковырять оттуда машину, даже нарушающую правила дорожного движения, сложно, и обычно инспектора закрывают на таких нарушителей глаза.

Еще не совсем смерклось, когда Глеб Сиверов припарковал автомобиль возле дома в Беринговом проезде.

Он взбежал по лестнице, остановился, боясь лишь одного – не угадать, каким взглядом встретит его Ирина.

Он не знал, что Быстрицкая уже долго сидела у окна, борясь с желанием закурить. Она вертела в пальцах незажженную сигарету, подносила ее к носу, пытаясь заменить для себя запах дыма запахом сушеного табака, и смотрела на то, как постепенно темнеет под начавшимся мелким дождем светлое пятно асфальта, оставленное машиной Глеба. Он не знал, что Ирина негромко вскрикнула, когда увидела его серебристый БМВ, въезжавший во двор. Она стремительно бросилась в спальню, сняла халат и улеглась на кровать, до пояса прикрывшись простыней и подложив под голову сложенные ладони.

Записка на стене в прихожей, десять раз прочитанная Ириной, висела на прежнем месте. Ирина не вышла мужу навстречу, когда он шагнул в квартиру, и Глеб забеспокоился: «Неужели обиделась настолько сильно? А я, дурак, не догадался купить цветы».

Записка, снятая со стены, исчезла в кармане куртки.

Глеб осторожно заглянул в спальню и замер. Он застал Ирину лежащей в той же самой позе, в которой оставил ее.

«Неужели она до сих пор спит?»

Сиверов посмотрел па свой хронометр. Прошло три с половиной часа после того, как он бесшумно закрыл за собой дверь. А ему показалось, миновала целая вечность. Он даже успел ощутить себя немного чужим в этой квартире. Сбросив ботинки в коридоре, Глеб на цыпочках пробрался в спальню, разделся и лег рядом с Ириной. Она – как показалось Сиверову, во сне – что-то прошептала и прижалась к нему. Ее рука вновь легла ему на грудь, как будто он и не уходил.

Он не знал, что Быстрицкая сейчас благодарит Бога за то, что Глеб вернулся, корит себя за пустые переживания. И если раньше она наверняка устроила бы мужу сцену, сперва вдоволь посмеявшись над ним, что он поверил, будто она спит, то теперь и мысли такой у нее в голове не появлялось.

«Он рядом, и больше ничего не надо. Пусть уходит, если считает нужным, пусть только обязательно возвращается».

Теперь для Ирины было не важно, нужна или не нужна она Глебу. Главное, он нужен ей, Сиверов некоторое время смотрел на потолок, расчерченный тенями, следил за тем, как в сумерках они меняют свои очертания, затем, сам не заметив как, крепко заснул.