Стивен Сейлор - Империя. Роман об имперском Риме

• Название: Империя. Роман об имперском Риме
• Автор: Стивен Сейлор
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-12052-5

Идут годы, сменяются столетия, а Рим стоит. Пережив страшные пожары, безумства Калигулы, помпезный расцвет времен Нерона, преодолев террор Домициана, благоденствуя в эпоху «хороших» императоров, римское государство продолжает развиваться, прирастая новыми провинциями и осваивая новые области мысли. И на протяжении всей истории Древнего Рима разворачивается линия рода Пинариев: один из них был предсказателем-авгуром, другой принял христианство, третий избрал стезю ваятеля, преображая облик Вечного города, – и каждого хранил волшебный талисман, фасинум, передаваемый от отца к сыну из поколения в поколение.

Продолжение романа «Рим» знаменитого американского писателя-историка Стивена Сейлора дарит новую встречу с яркими потомками героев предыдущей книги, которые по-своему перекраивают судьбу Римской империи, во многом определяя развитие современной цивилизации.

Впервые на русском языке!

---

Август объявил гадание завершенным. Магистр был потрясен:

– Семь стервятников! Значительно меньше, конечно, поставленного Ромулом рекорда, но на одного больше, чем увидел Рем! Есть ли здесь сомневающиеся в благоприятности ауспиции? Нет? Отлично, тогда объявляю, что в сей день Тиберий Клавдий Нерон Германик показал себя истинным авгуром, которого признали его коллеги, а главное – сам Юпитер. Мудро пользуйся, юноша, навыками и властью жреческого служения во благо Риму и с величайшим почтением к богам.

Церемония закончилась. Луций и Клавдий приняли поздравления от авгуров, после чего вся коллегия потянулась в императорскую резиденцию. Пир, следовавший за посвящением новых авгуров, обычно проходил в частном доме, но на сей раз роль хозяина играл Август. Он явно задался целью напомнить всем о своем родстве с Клавдием. О том же, что Луций Пинарий его кузен, даже не упоминалось.

В ходе недолгого шествия мимо ряда красивейших в городе зданий Луций, шагавший рядом с Клавдием, выразил восхищение его авгурством:

– Очень смело с твоей стороны! Я бы никогда не дерзнул выбрать гадание по птицам. Предпочел обойтись молниями, которые надежнее. И поступил разумно, – во всяком случае, мне так показалось, ибо гадание по молнии обычно уважают больше. Но ты затмил меня, Клавдий!

Клавдий поджал губы, кивнул и что-то задумчиво промычал. Голова у него резко дернулась в сторону.

– Да, пожалуй, – произнес он, – хотя ты правильно говоришь: гадание по молниям ценится превыше других. Как по-твоему, почему? – Испытание осталось позади, и заикание мгновенно прошло.

– Магистр учил нас, что гром и молния исходят непосредственно от Юпитера, – ответил Луций.

– Да, но птицы – его посланники, так почему же мы ценим гадание по ним ниже? Нет, как по мне, толкование молний производит большее впечатление благодаря тому, что смертным не под силу подделать вспышку, тогда как птиц можно выпустить в определенном месте и в нужное время.

Луций нахмурился:

– Не хочешь ли ты сказать, что появление стервятников подстроено?

– О, разумеется, не в случае с Ромулом или двоюродным дедом. Но что касается меня – как знать? – Клавдий пожал плечами. – Мои недостатки очевидны, и царственный дед не нашел для меня занятия выше авгурства. Я слишком неловок, чтобы снискать воинскую славу. Ты видел, как я уронил литуус, а если бы это был меч на поле боя? И я слишком явно заикаюсь, чтобы произносить яркие речи в с-с-сенате. – Он сардонически усмехнулся. И не нарочно ли запнулся? – Тебе не кажется, что хватило бы и трех стервятников? Дед вечно переусердствует! Почему, Луций, по-твоему, когда в коллегии открылись две вакансии, он разрешил тебе соискательство?

– Я знаю, отец сделал все возможное, чтобы выдвинуть меня и заручиться расположением императора. Однако он удивился, когда преуспел, с учетом моего юного возраста…

– Ха! Дед одобрил твое членство в коллегии только по одной причине: он хотел сделать авгуром меня и специально подбирал еще одного кандидата-сверстника, чтоб это не слишком бросалось в глаза. Ты стал прорицателем благодаря своим годам, Луций, а не вопреки им! Но важнее всего, кузен Луций, что наши испытания позади и теперь мы авгуры. Пожизненно! А что за штука у тебя на шее? – Клавдий заметил амулет, который выскользнул из трабеи и сверкнул золотом поверх пурпурной шерстяной ткани.

– Семейный талисман.

– Откуда он? Что означает?

– Да мне и неведомо, – признал Луций с некоторой досадой. Грамотей Клавдий так глубоко раскопал историю собственной семьи, что мог объяснить даже самые темные предания пращуров.

Клавдий остановился, взял амулет в руки и пристально рассмотрел.

В ходе совместного обучения Луций уже замечал подобный блеск в глазах друга: возбуждение заядлого историка при виде загадки.

– Я думаю, Луций… да, п-п-полагаю, что имею н-некоторое представление о происхождении вещицы. Надо бы предпринять кое-какие изыскания…

– Идемте же, друзья мои авгуры, – позвал поравнявшийся с ними отец Луция. – Мы почти пришли. – Он, как и его сын, ни разу не бывал в императорской резиденции и разрумянился от волнения.

Сперва они вошли во внутренний дворик, который оказался не пышнее, чем в любом доме умеренного достатка, разве что в центре были выставлены напоказ славные реликвии: на деревянном постаменте красовалось личное боевое оснащение императора – доспехи, меч, топор, шлем и щит.

– Смотри, как блестят! – шепнул Луций. – Как будто только что начистили!

– Полагаю, так и есть. Наверняка имеется раб, который ежедневно это делает, – ответил Клавдий.

Авгуры столпились во дворе в ожидании, когда откроются массивные бронзовые двери, и Луций взглянул на огромный лавровый венок, высеченный в мраморной притолоке.

– Подобного знака удостаивается солдат, спасший в бою товарища, – пояснил Клавдий, перехватив его взгляд. – Угадаешь, почему сенат проголосовал за награждение двоюродного деда столь грандиозным изображением лаврового венка?

– Наверное, ты сам скажешь.

– Он был присужден в честь его победы над Клеопатрой и моим родным дедом Марком Антонием, которого я, разумеется, не знал, ибо он пал от собственного меча за двадцать лет до м-м-моего рождения. Выиграв войну, Август, как ты сам понимаешь, спас от порабощения египетской царицей все гражданское население Рима и грядущие поколения; так он и заслужил соразмерно роскошный лавровый венок.

Из дома донесся лязг отодвигаемого засова, и огромные бронзовые двери начали медленно отворяться внутрь.

Луций отметил, что по бокам от прохода высятся два цветущих лавровых дерева. Сверкнула молния, двор дрогнул от громового раската, и он увидел, что некоторые авгуры отламывают веточки лавра и прячут под трабеи. Все знали, что молнии никогда не поражают лавровые деревья. Многие считали, что побеги в состоянии защитить и человека.

Дом императора, напрочь лишенный показной роскоши, выглядел на удивление просто. Колонны не мраморные, а из травертина. Полы – не мозаичные цветные, а выложенные незамысловатыми узорами из черно-белой плитки. Стены гладко выкрашены, а не расписаны поразительно реалистичными пейзажами, какие Луций порой видел в богатых домах – у тех же Ацилиев. Несколько трапезных выходили в центральный сад и были достаточно просторны, чтобы принять толпу гостей, однако обеденные ложа отличались скромностью, как и в доме Луция.

Пища тоже оказалась простой. Когда в первую перемену подали спаржу, лишь на минуту погруженную в кипяток, чтобы сварилась, но хрустела, разлегшийся рядом с Луцием Клавдий разломил побег надвое и съязвил:

– «Да побыстрее, чем ошпаривают спаржу», – все по вкусу двоюродного деда!

Луций впервые видел друга в столь приподнятом настроении.

– Я слегка удивлен скромности императорской резиденции, – признался он. – Даже у отца Ацилии дом побогаче. Неужели личные покои столь же аскетичны?

– Более того! Август спит на соломенном ложе, а стулья в доме все без спинок. «Хребет римлянина должен быть достаточно прочен, чтобы держаться прямо» – вот как он говорит. Он верит, что служит примером изначальных добродетелей – благопристойности и сдержанности. Того же ждет и от родных. Когда его внучка Юлилла построила себе слишком роскошный особняк, двоюродный дед приказал с-с-снести все здание. Не помню точно, до или после того, как сослал несчастную Юлиллу на тот остров в наказание за прелюбодейство. А потом, к-к-когда она родила дитя от любовника, Август распорядился оставить младенца на горном склоне умирать. – Клавдий положил в рот кусок спаржи, звучно прожевал и проглотил. – Он сослал и родную дочь, мать Юлиллы, опять-таки за скандальное поведение. А его единственный выживший внук, Агриппа, тоже не оправдал дедовых ожиданий и завершил свои дни на каком-то острове. Так что сам понимаешь, спартанская обстановка ничуть не притворство. Это истинное отражение духа моего двоюродного деда Октавиана Августа.

Во всех обеденных помещениях выделялось ложе для хозяина, который переходил через сад из залы в залу, почтив своим присутствием каждую группу гостей. Луцию пока залось, что император больше наблюдал, чем участвовал в пиршестве: он мало говорил и ничего не ел. Старик имел вид встревоженный и отсутствующий, вздрагивая при каждом раскате грома. Сад то и дело накрывало дождем, а порывы ветра раздували жаровни, зажженные с наступлением темноты. После заката не прошло даже часа, и ожидалось еще несколько перемен блюд, когда Август вышел на середину сада, чтобы его все видели, пожелал товарищам-авгурам доброй ночи и отбыл.

После ухода хозяина все заметно расслабились. Кое-кто осмелился употреблять вино неразбавленным, но никто не напился допьяна. С подачей последнего блюда – моркови в густом соусе гарум – гости начали расходиться, не забывая выразить почтение вновь посвященным. Последним стал отец Луция.