Николай Байтов - Зверь дышит

• Название: Зверь дышит
• Автор: Николай Байтов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0143-7

Николай Байтов — один из немногих современных писателей, знающих секрет полновесного слова. Слова труднолюбивого (говоря по-байтовски). Образы, которые он лепит посредством таких слов, фантасмагоричны и в то же время — соразмерны человеку. Поэтому проза Байтова будоражит и увлекает. «Зверь дышит» — третья книга Николая Байтова в серии «Уроки русского».

---

Теперь на основании этих архивных материалов можно попытаться сделать хотя бы самый приблизительный подсчёт исходного количества лосей в конце XVII в., когда началось их массовое истребление. Если учесть потребность войск, внутреннее потребление и постоянный в течение многих десятилетий экспорт, то максимальная ежегодная добыча лося в начале XVIII столетия, может быть, достигала сотни тысяч голов. Однако с 20-х годов она немногим превышала годичную потребность войск в 10–15 тыс. голов, а с конца 30-х годов была ещё меньше. Постоянство больших чисел добычи в течение полустолетия показывает, что поголовье снижалось сначала медленно и что, следовательно, процент отстрела не сильно превышал процент прироста, в наше время равный 12–15 %. Считая величину ежегодной добычи равной 20 % от общей численности, определяем последнюю в полмиллиона голов. При более точных расчётах по уравнению экспоненциальной кривой с учётом архивных данных искомая древняя численность получается менее 500 000. Это близко к современной численности, которая оценивается в 400 000. Вместе с тем за истекшие 200 лет вдвое сократилась лесная площадь и, следовательно, плотность заселения лосей теперь не менее чем вдвое превышает древнюю. За это же время в 10 раз выросло народонаселение, и лоси стали вынуждены концентрироваться в немногих удалённых урочищах, где их плотность в десятки раз выше средней древней плотности. В центральных областях площадь лесов с 1696 г. сократилась втрое. В то же время из указа Анны Иоанновны видно, что число лосей в них было намного меньше, чем в других местах империи, в частности, в Сибири. Это показывает, что современная плотность лосей здесь особенно сильно превосходит древнюю и что в Московской области такого переуплотнения лосей, как теперь, никогда не было за последние 300 лет.

Будучи самым крупным и сильным из оленей, лось имеет наибольшие возможности для защиты от хищных зверей. Однако в глубокоснежный период, особенно при наличии наста, лось делается совершенно беззащитным и в многоснежных районах северной тайги нередко становится жертвой даже такого небольшого хищника, как росомаха. Вообще же из всех хищных зверей наибольшие опустошения в популяциях лося производят волки, отсутствующие, как правило, в многоснежных северотаежных районах.

В период ледостава и вскрытия рек много лосей тонет при попытках перейти реку по тонкому льду. Во второй половине мая — первой половине июня чаще всего бывают нападения медведей на новорожденных лосят. Осенью медведь представляет для лосей наибольшую опасность, особенно в годы неурожая ягод.

Почти во всей литературе по лосю имеются сообщения о прирученных лосях, которые применялись для верховой и гужевой езды. Однако все эти сообщения от раннего Средневековья до наших дней звучат крайне неопределённо, нигде не указывается, сколь долго лоси служили в качестве домашних животных, какие грузы они тянули или переносили, удавалось ли повысить их работоспособность путём какого-либо воспитания. По-видимому, прирученных лосей в большинстве случаев кормили совершенно неподходящей пищей, в результате чего животные погибали в первые годы своей жизни.

В городской ратуше г. Дерпта (Тарту) хранится распоряжение XVIII в., воспрещающее езду на лосях по городу.

В начале XVII в. в Швеции лоси в санной упряжке использовались для перевозки курьеров. Затем в шведской армии пытались создать лосиную кавалерию, но эти части просуществовали только до первых сражений — лоси решительно разбегались при встрече с любой реальной опасностью. Спустя 200 лет, когда этот опыт был забыт, а Советский Союз готовился к войне с Финляндией, боевые лоси были призваны решить проблему проходимости кавалерии по болотам и глубоким снегам Карельского перешейка. В секретных лосиных хозяйствах лосей объезжали, приучали к звукам выстрелов. Однако к Финской кампании 1939 г. создать какие-либо боеспособные подразделения не успели. А ко времени Великой Отечественной войны оказалось, что кавалерия уже не нужна вообще.

ПУТЬ

Путь от станции к даче начинается с площади, нагретой солнцем, пустой — лишь два-три бомбилы стоят у автобусной остановки. Будка с разливным квасом закрыта. Напротив продуктовый магазин с надписью «Винный дворик», но на самом деле там есть все продукты, не только вино. Возле крыльца стоит девочка с двумя велосипедами, а к ней по ступенькам сходит женщина с сумкой. Она в чёрных очках, белых брюках и широкополой шляпе.

Путь ведёт налево, мимо помойки, отгороженной от площади невысокой кирпичной стеной. Там гора пакетов с вываливающимися внутренностями, среди них в смрадном мареве тени — одна, вторая, — зыблются, ворошат, перебирают. Потом, через несколько шагов, сидит на замусоренной траве под ясенем или клёном какая-нибудь выпивающая компания — иногда двое, иногда побольше. Не пристают, заняты своим разговором. Мимо них путь ведёт к лестнице, нисходящей к реке Хрипанке: два десятка бетонных выщербленных ступенек, по ним взбирается навстречу толстая женщина с пластиковыми пятилитровыми бутылями в руках. Набрала воду в роднике — справа, под горой. А вон там и мужчина с велосипедом, навьюченным такими же бутылями: ведёт за руль, сейчас будет закатывать на обрыв по песчаной тропе рядом с лестницей. К роднику не сворачивать, а идти вперёд по дамбе с асфальтовой дорожкой. Впереди деревянный двугорбый мост. Слева, над виадуком в это время пробегает почти бесшумно поезд «Атаман Платов», стремящийся в Ростов-на-Дону. Это значит, время близится к половине восьмого. Поезд гудит перед станцией.

За спиной, в стороне Раменского вдруг забурчало что-то. Оглядываешься: может, гроза будет?.. Вдоль Хрипанки растёт старый ольшаник, говорят, реликтовый. Стволы высокие, не ниже сосен. К одному стволу перед мостом прибит чёрный фанерный щит и на нём белой краской от руки написано:

Государственный памятник природы

Долина рек Хрипани и Куниловки в п. Кратово Постановление Главы Адм. МО № 194 от 7.09.92 Режим водоохранный прибрежной полосы

На мосту иногда стоят, иногда сидят на перилах подростки с банками коктейлей или пива и с мобильниками. Сейчас никого. Несколько досок в настиле проломано. Дырки где заделаны, где нет. Хрипанка совсем обмелела, еле-еле движется. Внизу по болотистому берегу, заросшему крапивой, вьётся дорога с развороченными колеями, где гоняют некие местные идиоты на квадроциклах. Сразу за мостом — поляна с двумя сосновыми пеньками посередине. Здесь начинаются дачи. Первая — Вадима, ветерана войны. Дача трижды горела, и трижды он её восстанавливал. Сейчас в саду видны машины, кто-то сидит за столом — приехали, похоже, сыновья. Прямо, вдоль железной дороги, идёт в гору улица Железнодорожная, но путь сворачивает от поляны направо, в безымянный проулок между Вадимом и другими дачами. И выводит снова на Хрипанку, только повыше, — к поляне, самой красивой в Кратове. Здесь сосны и ели стоят, наверное, столетние, и в любую погоду присутствует нечто торжественное. За поляной — уступ речной террасы, и там уже ольшаник и пойменная лужайка. Тропа спускается к речке — к так называемому «второму мосту», а точней, к старой запруде, сложенной когда-то из бетонных блоков, но давно размытой. Налево же, вверх начинается улица Комиссарова, верней, она тут кончается. Туда ведёт и путь.

Двухэтажный домик на самом углу за забором из рабицы — это дача Светланы, старой диссидентки 70-х годов. Но её не бывает почти никогда. Домик такой маленький, что лестница на второй этаж не поместилась в нём и пристроена снаружи на отдельных столбах. Два пролёта с прямоугольным изломом и площадкой между ними. Над лестницей шиферная крыша. Всё это выглядит странно и слегка таинственно — может быть, потому ещё, что рядом с домиком растёт старая ель и нависает над ним тёмными лапами.

Напротив Светланы участок Валеры и Гали (№ 38). Стриженый газон, на нём яблони. Яблок много, они уже падают, пестрят в траве. Дом вдали, за кустами сирени и жасмина. Хотя на калитке висит замок, но, может быть, они дома. Мобильника у меня нет, и узнать я этого не могу — и позвать, чтобы мне открыли. Иногда я перелезаю через калитку и иду по саду к веранде. Сейчас я не буду так делать. Путь продолжает вести по Комиссарова вверх и — мимо дачи Брауде (№ 36) за зелёным забором, мимо красивого одноэтажного домика Паши и Риты (он стоит на нашем участке и глядит окнами прямо на улицу) — подводит к нашим воротам (№ 34).

Гроза действительно будет — небо потемнело. Из-за железной дороги, со стороны кратовского озера медленно заходят тучи. Гром слышен всё чаще, но ещё далеко. От калитки к крыльцу — дорожка мимо одичавшей яблони, сирени и рябины. Справа от крыльца — георгины, некоторые выше человеческого роста, они уже отцветают. Стебли, сгибаясь, переламываются, и растрёпанные, тяжёлые цветы свешиваются почти до земли. Ещё несколько таких георгинов высажены на поляне, через которую тропинка ведёт к сараю и туалету. Поляну охватывают с одной стороны шпалера флоксов, белых и розовых, с другой — золотые шары высокой стеной, с третьей — кусты с бледно-фиолетовыми цветами-метёлками, которых я не знаю названия. Я открываю ключом дверь на крыльце и поднимаюсь по тёмной лестнице на второй этаж. Лестница пахнет старым деревом, а может быть, тлением старых книг и журналов, сложенных при входе на покосившемся стеллаже вместе с пыльными пивными бутылками. На верхней площадке я включаю свет и отпираю дверь, ведущую в нашу половину.