Надежда Кожушаная - Прорва

• Название: Прорва
• Автор: Надежда Кожушаная
• Жанр: Сценарии
• Год: 2007

Надежда Кожушаная «анализирует роковое обаяние силы и бессознательный коллективный мазохизм нации».

---

— За нас, — и подняла бокал. Адвокат поперхнулся и утер ладонью вылившийся на подбородок коньяк.

— Ты не москвич? — серьезно спросила Горбачевская.

— Нет. Нижний Тагил.

— Я сразу догадалась: когда ты волнуешься, окаешь. Я не люблю москвичей. Они какие-то… — подумала и нашла слово. — Воспитанные. Прямо всех бы вырезала.

Посмотрела на часы, на темноту за окном. Зевнула опять:

— Ну что? Ложимся?

— Запросто, — хихикнул Адвокат, покрываясь темным румянцем.

— Только потом уйдешь на кухню, — она зевнула еще слаще. — Я хочу отоспаться. Ваша идиотская тюрьма…

Адвокат, стараясь сделать пунцовое лицо — младенческим, раздевался.

— Наверное, любишь кого-нибудь? — спросила Горбачевская брезгливо. — А она — не дает, да?

— Ну ладно! — «прикрикнул» Адвокат.

— Ну-ка, ну-ка! — она вдруг привстала на диване. — Ну-ка, повернись!

Он повернулся.

— Ты такой прозрачный! — удивилась Горбачевская. — Как рыбка! Иди скорей!

— И я буду пятым? — спросил Адвокат.

— Седьмым, — помолчав, ответила Горбачевская.

Он не умер, ничего. Но, когда он уходил, тычась в темной прихожей и не решаясь зажечь свет, чтобы не разбудить Горбачевскую, которая тихонько похрапывала в спальне, его вдруг затрясло всего. Он долго и сосредоточенно надевал пальто, все время выдувая воздух изо рта и моргал, как будто вылез из воды или весь день читал при слабом свете.

— Такое ощущение, что я испугался, — сказал он, спускаясь с лестницы и держась за стенку руками, чтобы не упасть.

Он вышел на улицу — и рядом с его головой упал кирпич. Он сказал «А!» от неожиданности и пошел быстрее. Из подворотни выскочил вдруг человек с ножом, приставил нож к горлу Адвоката, тихо-тихо огляделся вокруг, сказал шепотом:

— Молчи, сука! — и убежал дальше, по своим делам.

Около парадного на него едва не наехала машина.

— Ой! — сказал шофер. — Уснул! Как вы? Извините, товарищ! Намотался, весь день за рулем. Весь день прибывают участники. Встречаем, встречаем! Я вас не напугал?

Адвокат собрал оставшиеся силы, красиво вошел в подъезд, поднялся к себе, опять вздрогнул: около квартиры Писателя сидел на корточках его Друг.

Адвокат поклонился, показал рукой на писательскую квартиру:

— Дома?

— Придет, — злобно ответил Друг. — Пальто-то у меня!

Адвокат поклонился, не поняв, что именно ему ответили, едва-едва открыл дверь своей квартиры и вошел.

Снял шарф, попытался повесить его на вешалку, увидел, как дрожит рука, опустил глаза вниз… и заплакал, присев у двери на корточках и закрыв шарфом голову: он забыл брюки у Горбачевской, а белье у него всегда было не очень свежим.

Писатель и Анна стояли недалеко от дома, откуда совсем недавно, утром, выпустили ее, надругавшись.

Анна смотрела на особняк. Писатель — на Анну.

— Аня, — сказал он тихо. — У вас нет словаря синонимов?

Она молча, тихо покачала головой.

— Мне нужен синоним слова «прорва», — сказал Писатель. — Знаете, есть такое русское выражение «в прорву»?

Она кивнула, стараясь не заплакать.

— Мне нужно придумать название для новой вещи, — говорил Писатель. — Но «прорва» — это не совсем ясно. Я уже искал. Бездна, пропасть, фук, пфук, белиберда, хуйня, черная дыра… это все не то. Неточно. Мне нужна «прорва», но такая, чтобы при переводе на любой другой язык — она читалась. И читалась очень точно. Как прорва.

— А про что? — спросила Анна.

— Про то, что на самом деле у нас, сейчас, в России, того самого главного, чего боятся все, — его нет. Оно — условное. Оно — не человек, не понятие. Оно просто — ничто. Но ничто, которое втягивает и уничтожает, пугает. Калечит. Как прорва. Низачем. По запаху. Просто так. Смотрите.

Он взял камень, не маленький, настоящий, — и со всего размаху швырнул его далеко за забор особняка.

Анна ахнула и вскочила на ноги. Плакат, стоящий у входа на страже, даже не заметил камня, пролетевшего мимо.

Камень скрылся за забором — и звука его падения слышно не было.

— Видите? — сказал Писатель. — Звука падения не слышно. Потому что там — прорва. Черная дыра, белиберда, я не знаю другого слова.

За забором послышалась суета, шаги, бег. Плакат встрепенулся и засвистел в свисток.

— Люди, да, есть, — говорил Писатель Анне, задыхаясь на бегу. — Они эту прорву охраняют…

— Быстрее!.. — Анна не бежала — скакала, как дикая лошадь, по булыжникам, сбивая каблуки и ища где-нибудь незаметного тупичка, чтобы спрятаться от свиста.

— Но на самом деле… — договаривал Писатель, когда они все-таки спрятались в уютной подворотне, — эти люди тоже… не знают, что там ничего нет! Потому что они… еще глупее вас…

Анна закрыла ему рот рукой, ожидая бега, шагов, топота. И не услышала ни бега, ни шагов, ни топота. Отняла руку и посмотрела на Писателя.

— Я же говорил, — сказал он. — Прорва.

Она успокоилась постепенно, улыбнулась и ласково погладила его по лицу:

— Если бы эта Адвокатская гадость не сказала, что я буду целовать вас в подворотне, я бы вас обязательно поцеловала.

— Поэтому эта гадость так и сказала, — и Писатель так же ласково погладил ее по волосам.

— Я хочу есть, — капризно поморщилась Анна.

— Наконец-то — первое разумное слово от самой красивой женщины, идем. Я знаю место.

Они добежали до булочной перебежками, играясь в преследуемых, и, отдав в окошко всю бывшую с собой мелочь, получили по горячему черному хлебу.

Они дошли до вокзала, где работал Гоша. Анна остановилась и смотрела на Писателя, уставшая, но спокойная, тихая. Добрая.

— Грязь на щеке, — показал Писатель, и она вытерла грязь.

— Уходите, — сказала она. — Меня ждут.

— Как вы мне надоели, — сказал Писатель. — Все ее любят, а кормлю — я.

Она улыбнулась счастливо, и он попрощался, довольный тем, что Анна счастливо улыбается.

— Передайте своей… кого вы любите, — сказала Анна. — Чтобы она вела себя хорошо.

Писатель неожиданно растерялся, сосредоточился и ответил:

— Я ее еще стесняюсь.

Анна расстроилась, он толкнул ее к вокзалу и простился:

— Иди, бестактная!

Она дождалась все же, чтобы он ушел первым и прыгнул в автобус, и присела на парапет. И уснула, кажется, на мгновение. И проснулась отдохнувшая. И сразу пошла искать Гошу.

Она увидела Гошу и какое-то время шла за ним молча, отдаваясь огромному спокойному чувству счастья, которое испытала, едва увидела его спину. Она даже не знала, что будет так рада увидеть его опять. И тронула его за рукав.

Он обернулся, узнал, помрачнел, скоро отвернулся и пошел быстрее. Она расстроилась: Гоша еще не знал, что она больше никогда не будет плакать и гнать его из дому. Но об этом надо было рассказать ему, поэтому она набралась терпения и опять тронула его.

— Я купила хлеба, — сказала она. — Самого первого. Хочешь?

Он шел быстрее, не оглядываясь и упорно волоча чужие чемоданы.

— Гоша, — попросила Анна, и глаза ее налились слезами. — Мой родной! Мой… родной! Я больше никогда не пойду домой. Ты просто не знаешь, какая я на самом деле, — и опять едва не задохнулась от нахлынувшего счастья. — Как же я измучила тебя!

Гоша остановился все-таки и сказал фразу, заготовленную, наверное, давно. Обдуманную. Сейчас такую фразу говорить было нельзя:

— Если тебе так нравится, что тебя изнасиловали, не надо звать других, — и пошел опять.

— Что значит «звать»? — не поняла Анна, по инерции идя за ним, не понимая пока смысл фразы. — Никаких не «других»!

Он не оборачивался, и смысл сказанного постепенно доходил до Анны, и счастливая нежная улыбка медленно сходила с ее лица.

— Так не надо говорить, — сказала она. — Нет, конечно, я виновата… Я больше никогда не буду… Только не надо говорить, что мне нравится!..

— А что: не нравится? — сказал Гоша опять заготовленно. — Ты спишь и видишь, чтобы он тебя позвал.

— Что я вижу? — переспросила она, сморщив лоб. Шла. — Что ты сейчас сказал?

— Что сказал, — бросил Гоша через плечо.

— Я не поняла. Повтори, пожалуйста, что ты сказал?

— Не нравится? Значит, правда.

Наверное, это действительно была правда, не вся — но правда, — потому что бешенство, знакомое, медленное, тяжелое, уже накатывало на Анну.

— Я не поняла, что ты сказал, — она взяла его за лямку и потянула на себя. — Что я вижу? Прошу повторить.

— А я не хочу, — обернулся Гоша, и ему на секунду вдруг стало весело.

— Я просто не расслышала, что ты сказал. Что я вижу?!

Он резко крутанул ремень, Анна, вскрикнув от боли, отлетела на шаг в сторону. Приезжающие и отъезжающие удивились, ахнули, обратили внимание, возмутились, не поняли.

— Люди кругом! — сказал Гоша, потому что Анна опять вцепилась в ремень.

— А ты знаешь, что он меня заставил делать, ты?! — закричала Анна. — Повтори, что ты сказал!