Михаил Булгаков - Том 10. Письма, Мой дневник

• Название: Том 10. Письма, Мой дневник
• Автор: Михаил Булгаков
• Издательство: "Голос"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7117-0248-3

В настоящем Собрании сочинений представлены все художественные произведения Михаила Булгакова, созданные им на протяжении 20 лет литературной работы (романы, повести, рассказы, драматические произведения, фельетоны и очерки), а также эпистолярное наследие писателя.

В десятый том Собрания сочинений Михаила Булгакова включены письма, дневники, автобиография и другие биографические материалы.

---

Из этого, конечно, никак не следует, что мы должны сделаться врагами.

Чем скорее Вы мне дадите ответ, тем более облегчите мою работу. Я, Викентий Викентьевич, очень устал.

Ваш М. Булгаков.

22.VIII―35 г. В.В. Вересаев ― М.А. Булгакову

Дорогой Михаил Афанасьевич!

Иного ответа я от Вас и не ожидал. Мне ясен основной источник наших несогласий — органическая Ваша слепота на общественную сторону пушкинской трагедии. Слепота эта и раньше была в Вас сильна, а теперь, отуманенному похвалами поклонников, Вам еще труднее почувствовать дефекты Вашей пьесы в этом отношении. Показательна история разговора Николая с Жуковским на балу. Я Вам предложил в качестве материала схему этого разговора. Вы ее отвергли и заставили Николая негодовать только... на фрак Пушкина! Под моим давлением Вы ввели упоминание о декабристах и Пугачеве, но настолько этим не смогли зажечься, что, не переплавив, механически вписали в пьесу мою черновую схему. Для Вас это была та же жирная точка над «и», которую Вы скрепя сердце предоставили поставить в пьесе моей руке.

Та же слепота сказывается и в большинстве других возражений. В разговоре «двух камергеров» [742]. Вы усмотрели только разжевывание публике завуалированных Вами отношений Николая к Наталье (нашептывает ей, что ездит мимо ее квартиры и с огорчением видит завешенные окна [743]— вот так вуаль!). Разговор, с одной стороны, рисует для нас невероятное, но исторически верное холопство людей высшего света, за великую честь почитающих класть императору в постель своих жен и дочерей; с другой — рисует моральное в этой среде одиночество Пушкина, суммирующееся с прочими его одиночествами — общественным, литературным, семейным и пр. Для Вас это — только жирная точка.

Геккерен, — мелкий мерзавец, которого брезгливо сторонились другие члены дипломатического корпуса, — слишком, видите ли, упрощается и чернеет, если он будет показан еще и как беззастенчивый спекулянт. Исторически верная и полная характеристика Геккерена и его содержанки Дантеса, — фактических убийц Пушкина, — это — «боковой номер» для пьесы!.. «Слишком черно!» Почему же Вы в «Турбиных» сочли возможным одними черными красками рисовать полковника-крысу и звероподобных петлюровцев?

Строганов, во имя великосветской «чести» посылающий оскорбителей Пушкина на убийство национального поэта, — и это жирная точка. Плачущая девушка, на вопрос студента отвечающая: «Умер Пушкин!» — мертва. А обыватель, недовольный, что ему загораживают вход в его квартиру [744] — живой, сценичный персонаж. Что же это?

Ну, да что продолжать! Мы говорим на разных языках. Я только одного не понимаю. Вы глубоко убеждены в полной несценичности всего, мною предложенного. Почему же Вы так настойчиво протестуете против предложения театру на сравнение и моих вариантов? Театр с улыбкою их отвергнет, Вы докажете свою правоту, и все будет очень хорошо.

Я за лето измучил Вас, Вы измучили меня. Оба мы готовы друг друга ненавидеть. Дальше идти некуда. Делайте с пьесой, что хотите, отдавайте в театр в том виде, в каком находите нужным. Я же оставляю за собой право, насколько это для меня окажется возможным, бороться за устранение из Вашей прекрасной пьесы часто изумительно ненужных нарушений исторической правды и усиление ее общественного фона.

Преданный Вам В. Вересаев.

Пора бы нам заключить договор о наших правах на пьесу и уточнить наши взаимоотношения как соавторов. Я, напр., полагаю, что если Вы считаете себя вправе прочесть пьесу Дикому, так и я вправе прочесть ее в пушкинской комиссии.

Москва, 27. VIII—35. М.А. Булгаков ― В.В. Вересаеву

Дорогой Викентий Викентьевич!

Я получил Ваше письмо от 22 августа, в котором Вы пишете, чтобы я отдавал пьесу в театр в том виде, в каком нахожу нужным, но что Вы оставляете за собой право бороться, насколько это окажется для Вас возможным, за устранение нарушений исторической правды в этой пьесе и за усиление ее общественного фона.

Я полагаю, что Вы, совершенно справедливо писавший мне о том, что в художественном произведении не может быть двух равновластных хозяев, что хозяин должен быть один и что таким хозяином в нашем случае могу быть только я, имеющий на это большее право. Вы, написавший мне такие слова: «Все это вовсе не значит, что я отказываюсь от дальнейшей посильной помощи, поскольку она будет приниматься Вами как простой совет, ни к чему Вас не обязывающий», — не можете даже поднимать вопроса о такой борьбе.

А теперь о деловых вопросах, которые Вы затронули в Вашем письме.

Относительно представления пьесы в театры. Выправив пьесу, я направлю Вам копию окончательного экземпляра, на котором поставлю, как ставили и раньше, две фамилии — М. Булгаков и В. Вересаев. Если Вы, ознакомившись с окончательной редакцией пьесы, пожелаете подписать ее вместе со мною, я направлю ее с двумя подписями в театр. Если же Вы пожелаете снять свою подпись и известите меня об этом, я пошлю пьесу в театры под одной моей фамилией.

Относительно чтения пьесы: Вы имеете право читать пьесу только частным лицам, я имею право читать пьесу частным лицам и всем режиссерам, директорам и представителям любых театров, которым я найду нужным читать, — в силу того, что по нашей договоренности на меня возложена работа по заключению договоров с театрами и такие чтения являются не только моим правом, но и обязанностью.

Пушкинской же комиссии или иным каким-нибудь комиссиям или учреждениям ни Вы, ни я не имеем права читать пьесу порознь, так как это дело очень серьезной согласованности не только соавторов, но и соавторов с театрами, с которыми есть договоры.

Относительно предложенных Вами вариантов: с моей стороны нет возражений против того, чтобы Вы представили их в театры. Если Вы решите это сделать, Вам надлежит направить эти варианты в Вахтанговский театр в Москве и в Красный Театр в Ленинграде с объяснительным письмом и с уведомлением меня об этой посылке. Я же со своей стороны сообщу театрам о своем категорическом отказе от включения этих вариантов в пьесу, так как они, по моему заключению, смертоносны для пьесы.

Относительно договора между соавторами: конечно, его надо заключить. Ввиду того, что Вы объявлением борьбы создали тяжкое по запутанности положение, я предоставляю Вам выработать формулу договора. Мы обсудим ее и, в случае отсутствия разногласий, подпишем договор.

Одно положение в этом договоре я вижу как бесспорное и незыблемое: соавторы делят гонорар по этой пьесе пополам, то есть один соавтор получает 50% и другой также — 50% [745].

Ваш М. Булгаков.

Москва, 29.VIII—35. М.А. Булгаков ― В.В. Вересаеву

Дорогой Викентий Викентьевич!

Я говорил с Борисом Евгеньевичем Захава о наших текстовых разногласиях.

Он предлагает собраться некоторым из вахтанговцев и нам, чтобы обсудить вопрос об этих разногласиях. По этому поводу он Вам напишет письмо.

Ваш М. Булгаков.

4 сентября 1935. В.В. Вересаев ― М.А. Булгакову

Дорогой Михаил Афанасьевич!

Я считаю нашу встречу с вахтанговцами совершенно бесполезною: разногласия наши слишком существенны, чтобы их можно было как-нибудь согласовать. В этом смысле я и отвечаю Б.Е. Захаве.

Варианты мои были представлены Вам в черновом виде, о чем Вы можете судить по моим заметкам на полях. Их нужно бы еще перерабатывать, но мне сейчас неприятно и думать о пьесе. Так что вариантов своих не представляю. Что еще нужно для Вашего успокоения? Отказ мой от «борьбы»? Но не поняли же Вы ее в том смысле, что я, напр., собираюсь поднять в печати кампанию против Вашей пьесы или сделать в репертком донесение о ее неблагонадежности. Желательно Вам, чтобы я на репетициях молчал? Или чтобы пьесу я впервые увидел на премьере? Сообщите, что нужно, чтобы прекратились Ваши огорчения.

В Москву я приеду в середине сентября.

Преданный Вам В. Вересаев.

Москва, 10 сентября 1935. М.А. Булгаков ― В.В. Вересаеву

Дорогой Викентий Викентьевич!

Вы спрашиваете, что нужно для моего успокоения? Не только для моего успокоения, но и для обоих соавторов, и для пьесы необходимо, по моему мнению, следующее:

Теперь, когда наступает важный момент продвижения пьесы в театры, нам необходимо повсюду, в том числе и в письмах, воздержаться от резкой критики работы друг друга и каких-либо резких мотивировок. Иначе может создаться вокруг пьесы нездоровая атмосфера, которая может угрожать самой постановке.