Себастьян Хаффнер - Уинстон Черчилль

• Название: Уинстон Черчилль
• Автор: Себастьян Хаффнер
• Издательство: Rowohlt Taschenbuch Verlag, Reinbek bei Hamburg
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 978-3-499-61354-8

Следует предположить, что каждый знает, кем был Уинстон Черчилль, или, по крайней мере, каждый представляет себе образ этой публичной фигуры и легенды военного времени. Себастьян Хаффнер известен гораздо меньше, но его короткая и по существу дела биография столь сложного персонажа, чья жизнь охватывала почти сто лет, стала увлекательным чтением, проливающим немало света на малоизвестные аспекты недавней истории западного мира. И которая, без потворствования интересу к каким бы то ни было "интимным деталям" — что присуще некоторым современным биографиям — также освещает многие противоречия и неудачи в поведении и в карьере Черчилля, не умаляя его уникальных достижений.

Написанная Хаффнером биография Уинстона Черчилля, является шедевром лаконичности и написана с хваткой хорошего журналиста, у которого есть преимущество стороннего наблюдателя, тем не менее такого, кто также знает много о подоплёке событий. Среди сюрпризов для читателя в этой книге — трансформации Черчиллем лояльности к политическим партиям. Он начал как консерватор, затем стал радикальным либералом и членом одного из правительств Ллойд Джорджа, прежде чем вернуться, уже после Первой мировой войны, в консервативную партию, которая долго ненавидела его как ренегата. Черчилль в очень большой степени был политическим диссидентом, часто опрометчивым, редко расчётливым, и искренне не обращающим внимание на то, что о нём думают другие. Ненавидя в своё время школу и будучи профаном в почти любой области, за исключением истории Англии, он обратился к армии для своей карьеры, и также открыл радости писательства. Он был, прежде всего и превыше всего, воином и — конъюнктурщиком, однако без малейшего следа выгоды для себя. А также заслуживающим внимание писателем.

Другой сюрприз в повествовании Хаффнера — полная прозорливость Черчилля в отношении намерений Советской России и его стратегия для предотвращения их превращения в реальность после войны, равно как и его полная неспособность реализовать эту стратегию вследствие относительной слабости Англии перед лицом как Америки, так и России. И его недвусмысленное желание продать английскую экономику и империю в обмен на американскую помощь и таким образом достичь победы в войне. Это был единственный способ сопротивления Гитлеру, и он решился на него без сомнения. Но математические и финансовые расчёты ко всему прочему не были сильной стороной Черчилля. Его упрямство и решимость доказать свою точку зрения приводили его к некоторым решениям, которые были тяжелыми для многих людей. Просто спросите австралийцев или новозеландцев, которых он послал на верную смерть в Галлиполи во время Первой мировой войны, или поляков, которых он покинул во время следующей мировой войны. Хаффнер также явно намекает на переменную природу настроений Черчилля. В наши дни ему возможно поставили бы диагноз "биполярный", поскольку он колебался между интенсивными весьма энергичными подъемами и периодами, которые сам Черчилль описывал как "черная собака", овладевавшая им.

О Черчилле написано много, очень много книг. Эта книга занимает среди них особое и достойное место. Эта книга настоятельно рекомендуется любому, кто хоть сколько-нибудь интересуется личностью Черчилля, или миром британской политики первой половины 20-го века.

---

В разнице продолжительности времени разработки планов можно увидеть большие сомнения англичан; в этом можно видеть просто преимущество, которое во время войны есть у диктатора над коллегиальным кабинетом министров. Не будет нечестным признать то, что Черчилль в основном видел второе. Ещё в его спустя годы написанных воспоминаниях упомянуто, насколько он страдал от длившихся месяцами дебатов, которые длились ровно столько, пока всё предприятие не теряло свой стратегический смысл; от половинчатых и затем снова отзываемых решений, от «за» и «против», от компромиссов, от необходимости аргументировать там, где он принял решение и хотел приказывать. Это было точно как при подготовке к проведению операции в Дарданеллах — только сотрудничество флота и армии, которое тогда уже было чрезвычайно недостаточным, в этот раз вообще не ладилось.

В результате Норвегия затем стала ещё более быстрым, большим и позорным поражением, чем были Дарданеллы в 1915 году. И Черчилль при строгом самоконтроле ещё меньше смог оправдаться от вины или совместной вины в неудаче, чем тогда. Операция в Дарданеллах со стратегической точки зрения была здравомыслящим предприятием — испорченным только в исполнении. Норвежская операция с самого начала содержала стратегическое упущение: бессилие военно–морских сил перед превосходящими военно–воздушными силами противника не было принято в расчет. 9‑го апреля, когда стало ясно, что немцы пришли в Норвегию прежде англичан, Черчилль ещё ликовал в кабинете министров: они у нас там, где мы их хотели иметь. Он верил, что английский флот теперь сможет отсечь брошенные через Северное море немецкие войска. Он не учёл, что у немцев теперь есть также норвежские аэродромы и флот не сможет больше оперировать под небом, в котором господствуют вражеские бомбардировщики. (Да, если бы это был современный флот с авианосцами… Однако это был всё ещё совершенно в преобладающей степени флот линейных кораблей, старый флот Черчилля из Первой мировой войны).

2‑го мая провал норвежской экспедиции уже больше невозможно было скрывать. 7‑го и 8‑го мая по этому поводу заседала палата общин. 10‑го мая началось большое наступление немецких войск на Западном фронте. В тот же день Чемберлен подал в отставку, и Черчилль стал премьер–министром.

Это было почти в тот же день спустя двадцать пять лет, когда Черчилль вошёл в служебный кабинет Асквита и получил ужасный удар известием о своей отставке. То, что ему в тот раз стоило политического существования, в этот раз принесло высочайшую власть. Безмерное и несправедливое наказание в тот раз, безмерное (и столь же несправедливое) вознаграждение в другой раз — за одно и то же. Столь непредсказуемо, слепо и капризно решает политическая рулетка. Или судьба столь неисповедимо сумасшедшая?

Можно рассматривать драму этих майских дней вблизи, точно и в деталях, как сложную политическую интригу, которая была на переднем плане; в таком случае это горькая комедия, в которой наказания и награды распределялись в высшей степени произвольно. Или можно смотреть на это издали, просто и конечно же также малопонятно, как на решение, которое касалось «Англии», всеобщего чувства народа. Тогда всё обретёт смысл, станет оправданным и очевидным; разумеется также недоказуемым.

На политической авансцене следующим образом разыгрывались тесно связанные между собой вещи: Чемберлен в 1940 году, как Асквит в 1915, стоял во главе чисто партийного правительства. Лейбористы и либералы находились в оппозиции, как тогда лейбористы и консерваторы. Теперь, как и тогда, выявилась вынужденная необходимость создания большой коалиции: в войне, которая обещала быть долгой и суровой и которая началась с поражения, никакая страна не могла себе позволить партийную политику на длительное время. Однако Чемберлен в качестве премьер–министра для нынешних оппозиционных партий (в отличие от Асквита 25 лет назад) был неприемлем. Он сделал себя врагом слишком многих. Большая коалиция означала смену премьер–министра.

Кто мог заменить Чемберлена? Это мог быть только консерватор: у консерваторов всё ещё было подавляющее большинство в парламенте. Собственный кандидат Чемберлена на смену ему был его министр иностранных дел, лорд Галифакс, и во многих отношениях он казался более подходящим преемником, чем Черчилль. У Галифакса не было врагов, он был сторонником сбалансированности и примирения. Неся также ответственность за политику умиротворения, он дистанцировался от неё раньше и удачнее, чем Чемберлен. Он собственно поистине стал представителем перехода от политики умиротворения к политике готовности к войне. Для существовавших тогда оппозиционных партий он во многих отношениях был более приемлем, чем Черчилль, чей реакционный период не был забыт.

Однако он, будучи лордом, заседал в верхней палате парламента. Уже в течение 40 лет привычным стало то, что премьер–министр должен заседать в палате общин. В исключительные времена это обстоятельство возможно и пережили бы. Хуже было то, что он был именно сторонником сбалансированности и примирения, и не был человеком войны. А теперь была война.

Здесь находящиеся на переднем плане политико–тактические соображения переходят в смутные, однако действительно решающие соображения заднего плана, которые были действенными в эти дни. И те политики, которые свои тактические расчёты ставили выше персональных вопросов коалиционного правительства, не были ведь свободны от неформулируемых, но заявляемых во всеуслышание нашёптываний коллективного подсознательного, чему в эти дни и недели был подвержен каждый англичанин.

Формулируя их задним числом, они говорят о следующем: Чемберлен — это человек мира, и он уже разыграл все свои козыри. Он желал мира, однако что из этого вышло — это война, и для войны он не годится. Галифакс — достойная личность, человек сбалансированности и приспосабливаемости, многозначный человек. Он со своей стороны самым изящным образом произвёл переход от мира к войне, и можно было бы считать его способным на то, что он сумел бы самым достойным образом произвести и обратный переход. Если война пойдёт к проигрышу, то возможно он был бы тем человеком, кто сносным образом смог бы принести ещё приемлемый мир. Но разве мы хотим этого, и разве война уже проиграна? Чёрт побери, нет! Сначала мы хотим всё же посмотреть, нельзя ли её всё же ещё выиграть. Что сейчас нужно Англии — это воин.

И такой ведь имеется: Черчилль. Черчилль — это воин, он любит войну, он не только именно что наслаждался Первой мировой войной, он в 1919 году с удовольствием тотчас же стал бы вести новую войну против России, а в 1922 — против Турции, и войну против Германии, в которой мы теперь оказались, он пожалуй начал бы уже в 1935, 1936 или в 1938 году, если бы ему это позволили. Как раз поскольку он является человеком войны, мы его и не допускали до руля власти. Теперь же требуется именно такой человек, теперь он правильная персона. Дарданеллы, Норвегия… Он может быть и совершал ошибки, однако в любом случае он воин, а теперь война. Пусть же он теперь покажет, на что способен. Быть может, он сможет нас вызволить. (Если нет, то для Галифакса ещё есть время).

«Англия» войны, о которой она была убеждена, что её всегда хотел Черчилль, не желала — однако теперь она у неё была; так что вести её теперь должен был Черчилль. Это была примитивная, никогда не формулировавшаяся, однако преобладающая директивная мысль, которая в эти дни как большая волна залила и затопила все соображения переднего плана, вынося наверх Черчилля.

При голосовании 8 мая более 30 консерваторов проголосовали вместе с оппозиционными партиями против правительства, более 60 воздержались. Чемберлен тут же твёрдо и самоотверженно решил уйти в отставку. В течение двух дней он ещё сражался за преемника — лорда Галифакса. Однако весы уже склонились в пользу Черчилля — когда Гитлер утром 10 мая наконец нанёс первым удар большим наступлением на Западе. Снова почти мистическая связь в судьбах обоих людей. В 1939 году Гитлер снова привёл Черчилля на английскую политическую сцену; теперь же, 10 мая, Гитлер решил вопрос о том, что он станет премьер–министром. 10 мая Чемберлен прекратил своё сопротивление против Черчилля; и теперь это был он, кто сформировал лояльность к Черчиллю среди всё ещё внутренне сопротивлявшегося большинства консерваторов.

Будет уместно бросить короткий взгляд на личную трагедию Чемберлена. Когда в начале сентября кабинет министров по его собственному предложению решился на вступление Англии в минимум трёхлетнюю войну, то он опустил голову к поверхности стола. А когда он снова поднял голову, его лицо было смертельно бледным. Мысль о трёхлетней войне была для него невыносимой: и всё же он сам внёс предложение. В такой же степени теперь это он сам сделал своим преемником воина Черчилля — противника и антипода — и сам стал оказывать тому самую верную поддержку.