Любовь Овсянникова - С историей на плечах

• Название: С историей на плечах
• Автор: Любовь Овсянникова
• Издательство: Стожары
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2018

Сложно, практически невозможно понять прошлое вне судеб тех, кто его творил.

М. Бердник

---

После выписки я вернулась в гостиницу, куда по моей просьбе Ступницкий накануне перенес вещи. Это было рядом с заводом, удобно для работы. Назавтра я собиралась наконец-то встретиться с Рисом, который после рассказов Анатолия Михайловича все больше обрастал легендами в моем воображении. Я была сосредоточена только на этом, остальное казалось пустяками, не стоящими внимания.

Сам Анатолий Михайлович по-прежнему проживал у сестры. Какими там телеграммами бомбила его жена, не знаю, но вот он прибежал ко мне с последней из них, весь бледный.

— Смотри, что эта мерзавка пишет, — он протянул мне прямоугольник послания. — Для нее нет ничего святого, я не верю ей.

Я пробежала глазами текст: «Возвращайся немедленно зпт наша дочь при смерти тчк твоя жена».

— Ну что мне делать? — спросил он.

— Езжай, конечно, но сначала введи меня в курс дела с вашими предварительными договоренностями. Ты же понимаешь, что в сложившейся ситуации, осложненной твоей женой, нам особенно важно вернуться в институт с реальными результатами.

— Да, понимаю. Иначе она такую тень на плетень наведет, что не отмоешься.

— Ну, мне ее тень не страшна. Мой муж, слава Богу, не страдает невменяемостью, но работу, ради которой именно ты просил сюда командировку, надо сделать.

— Я не знаю, что сейчас напишу ей!

Дочку Леру, которая внешне походила на маму Анатолия Михайловича, он обожал. Действительно, девочка была болезненной, в позднем детстве перенесла резекцию яичников, так что информация из телеграммы выглядела правдоподобно. Но «но» заключалось в том, что не дай бы Бог случилась беда на самом деле, Анатолию Михайловичу об этом сразу же сообщили бы родные — мама или сестра.

— Успокойся, я пойду с тобой, — мы вышли на улицу, в сырую прибалтийскую морозность. В природе стояла поздняя осень, мрачная пора. — Мы переживаем час Быка года, — сказала я, — трудное время, вот оно и провоцирует людей на неприятные поступки.

— Что такое час Быка?

— В восточной мифологии час Быка — это время глубокой тьмы, с часу до трех часов по полночи. Оно символизирует смерть, время разгула и властвования злых духов и черного шаманства.

Мы подошли к почтамту, вошли в зал.

— Телеграфируй сначала маме, — предложила я. — Пусть она позвонит Лерочке, а потом отобьет тебе сюда телеграмму, до востребования. А мы пока подождем, погуляем.

— Как все просто! — Анатолий Михайлович ударил себя по лбу. — Ты молодец, Понимаешь, у меня в глазах потемнело…

— У страха глаза велики, — я кивнула на стопку бланков. — Не откладывай. Изложи маме ситуацию, попроси помочь.

Часа через два все выяснилось. Девочка оказалась жива-здорова, сидела одна дома за уроками и, как явствовало из разговора с бабушкой, совершенно не подозревала о происках матери. Ступницкий преобразился, повеселел, к нему вернулась его уверенность в себе и всегдашний искрящийся юмор, насколько это можно было в его положении:

— Сейчас я отвечу этой Саре на базаре! Получит она у меня — ремня, — он принялся сочинять послание: — Значит так: «За враки спуску я не дам. Целую крепко, твой Абрам».

— Ты шутишь?

— Ну, да. На самом деле я написал: «Будешь врать зпт разведусь тчк Приеду когда получится тчк Анатолий».

Из более поздних рассказов Лидии Михайловны, сестры Ступницкого, знаю, что по приезде он забрал вещи и ушел от жены к матери, которая вдовствовала одна в большой генеральской квартире. Детали этой истории остались мне неизвестны, хотя знаю, что через время страсти улеглись и он вернулся в семью.

Первым делом, как я пришла на завод и познакомилась с Владимиром Федоровичем, он устроил мне экскурсию и, водя по территории, неутомимо рассказывал:

— На дореволюционное развитие предприятия наложило отпечаток неудачное расположение завода. Бывшее Шлиссельбургское шоссе — ныне наш адрес таков: проспект Обуховской обороны, 51 — делило территорию завода на две части. Стапели размещались на берегу Невы по одну сторону шоссе, а производственные мастерские и склады — по другую. Невские мосты, допускавшие тогда в разводных проемах проход кораблей лишь малого и среднего водоизмещения, не позволяли строить на этом заводе суда водоизмещением более 8 000 тонн. Это и определило изначальную специализацию завода — строительство миноносцев, легких крейсеров и вспомогательных судов.

Экскурсия получилась потрясающей, и еще больше подчеркнула в моем сознании величие предприятия, куда меня пригласили, усилила мое благоговение лично перед Рисом. Он так досконально все знал, с такой легкостью и простотой, доходчивостью говорил о сложнейших вещах, что представлялся мне богом, богом интеллекта и мудрости.

На второй день была встреча с коллективом ведущих научных сотрудников, занимающихся турбинами, нечто вроде семинара, даже, скорее, коллоквиума. Собралось их человек двадцать. Мы сидели в небольшой комнате с ученической доской, словно это было в вузе, и выступающие докладывали без бумаг, чертя на доске то формулы, то графики. Не все их выступления меня интересовали, ибо не все были посвящены износу. Тем не менее это позволило почувствовать свой уровень, и я поняла что смогу спокойно говорить о своих задачах. Но теперь этого не требовалось, пока я болела, они включили мой доклад в свой готовящийся к изданию сборник и уже все читали его.

Еще один день ушел на переработку доклада в статью. Я сама отпечатала ее, сама вписала формулы, нарисовала на ватмане графики, сделала разметку для наборщиков. Провозилась до вечера, кое-что переделывала по два раза, так что после работы даже не пошла на прогулку.

Наконец мы сели за обсуждения того, чем сможем быть полезны друг другу. Риса интересовали некоторые экспериментальные исследования, которые он готов был провести у нас, для чего соглашался профинансировать затраты на эксперимент, помочь в расчетах, проектировании и изготовлении экспериментального стенда и колеса — аглоэксгаустера. А от меня требовалось само проведение экспериментов во всех нужных режимах и условиях и полное математическое описание процессов работы этого колеса в них, с учетом всех факторов влияния на него со стороны рабочей среды. Заручившись одобрением Анатолия Михайловича на проведение у нас такой работы, я согласилась, тем более что часть материала могла взять в диссертацию и даже внедрить свои разработки на Невском заводе — сначала в опытном образце, а потом и в серии.

Это была невероятная удача, выпадающая далеко не каждому, кто делал диссертацию не на материале, разрабатываемом институтом по месту его работы. У нас под мою диссертацию никаких проплаченных работ не производилось, и без Риса мне не светили ни экспериментальные исследования, ни внедрение того, что я предлагала.

Строго говоря, конкретной пользы для института в виде денег мы со Ступницким из этой командировки не привезли. На это смешно было бы рассчитывать. Зато привезли работу, которая могла обеспечить солидный задел по исследованиям, и на них можно было бы опираться при заключении новых договоров с аглофабриками.

В этой поездке я Ленинграда как такового не почувствовала, не увидела. Это пришло позже, когда я начала ездить сюда сама, ничем и никем не связанная. И еще гораздо позже, когда приезжала на книжные ярмарки «Белые ночи».

Но сейчас — воспоминания о Рисе.

Вся последующая зима прошла для меня под знаком Ленинграда, куда я ездила раза четыре. Поездки мои были достаточно длительны, чтобы можно было походить по музеям и по театрам, посмотреть достопримечательности. Меня не смущала неприглядность погоды, ибо в воображении я дорисовывала то, чего ей не хватало, чтобы чувствовать себя счастливой. Зато после встреч с любимыми актерами вырастали крылья, становилось легко и возникало чувство причастности к чему-то столь великому, чего не охватить. Это было растворение в веках, в тех веках, куда канули наши великие предки, создавшие русскую культуру и оставившие ее нам доверительно и безраздельно.

Я видела Алису Фрейдлих и Михаила Боярского в драматическом театре им. Ленсовета под руководством Игоря Владимирова, Нину Ургант и Евгения Лебедева в Большом драматическом театре имени М. Горького, которым руководил Георгий Товстоногов. «Белорусский вокзал», где Ургант сыграла бывшую фронтовую медсестру Раю, был еще популярным и волновал наши сердца. И вот снова встреча с этой актрисой, теперь живая. Я смотрела спектакль «Женщина в Зеленом» по Г. Ибсену, где она играла, и понимала меру ее таланта. Евгения Лебедева видела в спектакле «Энергичные люди» по Василию Шукшину — это, конечно, шедевр. Тут и говорить нечего.

Кстати, о самой пьесе. Критика поначалу приняла сатиру на «энергичных людей» в штыки, считая их нетипичным явлением общественной жизни, недостойным внимания. А публика шла на спектакль с восторгом, и он несколько десятилетий оставался в репертуаре театра. Герои пьесы Василия Шукшина — действительно, были энергичными людьми в полном смысле слова. Они и мастера на все руки, хваткие и нечистые на руку, и хапуги, и воры. Теперь бы их назвали бизнесменами эпохи социализма, которым не нашлось там применения по нравственным соображениям, невзирая на практическую сметку. Их алчность представлялась отвратительной. Товстоногов и актеры вдохнули в этих персонажей подлинную жизнь, мастерски высмеяли пороки трутней, захребетников, осуждали их. А теперь, при нынешнем экономическом строе, эти жучки превратились в героев, строят из себя кормильцев населения, благодетелей трудящегося человека, которого же и обворовали. Ну не насмешка ли над истинными добродетелями и ценностями?!