Элен Драйзер - Моя жизнь с Драйзером

• Название: Моя жизнь с Драйзером
• Автор: Элен Драйзер
• Жанр: Прочая документальная литература

---

Тедди крайне устал и понимал, что ему необходим отдых, но он говорил: «Жить на земле мне, наверное, осталось недолго, и я хочу закончить «Стоика». Я знаю, что мне уже не суждено закончить «Формулы», но «Стоик»- это неотложная часть моей литературной программы».

Его намерение во что бы то ни стало закончить «Стоика» очень огорчало меня, так как я беспокоилась за его здоровье. Поэтому я предложила: «Давай уедем куда-нибудь на месяц, а когда вернемся, я буду делать все что могу, чтобы помочь тебе».

Он согласился, и мы поехали на машине в Портленд, к моей матери.

Пока мы гостили там, Тедди отдыхал и с каждым днем, казалось, становился крепче. Но все же он поставил в тени деревьев ломберный столик и продолжал работать над набросками к будущему роману; никто не в силах был уговорить его не делать этого.

Как-то вечером моя сестра пела в гостиной перед собравшейся у нас публикой, которая слушала ее с огромным вниманием. В этот день она была в голосе и пела, как никогда. Сначала она спела оперную арию, потом исполнила ковбойскую песню, затем балладу и несколько легких вещей на бис, продемонстрировав многообразие своего таланта и высокую технику, которой даже я от неё не ожидала. Быть может, и публика, перед которой она пела в этот вечер, вдохновляла её. Тедди, как и все остальные, был просто поражен.

Он спросил меня потом, сознательно ли она придает своему пению такую художественную выразительность или это только случайно. Я ответила, что, по-моему, она делает это сознательно, она всегда была артисткой в душе, и я всегда знала это.

– Хорошо, – сказал Тедди, – мне хотелось бы поговорить с ней о её будущем.

– Это будет просто чудесно, милый, – ответила я. – Конечно, поговори.

На следующее утро он долго беседовал с ней в саду, а потом пришел ко мне и сказал: «Эта девушка действительно понимает, что такое искусство пения, и я готов оказать ей протекцию и материальную поддержку, если она приедет в Голливуд».

Но я знала Мэртл лучше, чем Тедди. Я с самого начала стала сомневаться, что она приедет в Голливуд. Она была влюблена в своего жениха, скотовода, владельца ранчо, и жизнь на ранчо интересовала ее не меньше, чем пение. Мне думалось, что личные интересы возьмут в ней верх. Так оно и случилось.

Вернувшись домой, Тедди, не теряя времени, засел за работу над «Стоиком». После такой книги, как «Оплот», нелегко было вернуться к «Трилогии желания», два тома которой были написаны и изданы много лет назада. Но я знала,- если уж он начал, то будет продолжать в том же плане, в каком были написаны два предыдущих романа, стремясь к одной цели – довести эту эпопею до конца.

Ему предстояло столько же работы, сколько в свое время над «Оплотом», так как он написал уже две трети романа «Стоик». Но почти всю свою творческую энергию он израсходовал на «Оплот» и не накопил еще достаточно сил, чтобы браться за следующую книгу. Я садилась за машинку, и он обычно диктовал мне; в процессе работы мы обсуждали отдельные эпизоды, поступки действующих лиц, композицию романа, и Тедди быстро уставал. Я чувствовала, что ему нужна сильная поддержка, и напрягала все свои силы, стараясь помочь ему в этой последней борьбе. День за днем мы работали с ним, сидя друг против друга за его длинным рабочим столом; Тедди покачивался в старомодном желтом кресле-качалке, а я печатала на машинке. Иногда нам не хватало места, чтобы разложить перепечатанные страницы, тогда мы переходили в столовую и устраивались за большим испанским столом. Тедди тащил за собой кресло-качалку, усаживался в него и, покачиваясь, продолжал диктовать. Упорство, с каким он работал, было просто невероятным; в сущности, за редкими исключениями, его ничто больше тогда не интересовало.

По утрам, пока я готовила завтрак, он принимал ванну, брился, потом, безукоризненно одетый, шел в кухню, чтобы выпить что-нибудь, перед тем как сесть за стол. И каждое утро его появление радостно удивляло меня, как некое чудо; его присутствие всегда меня вдохновляло.

Из Нью-Йорка пришли два экземпляра гранок и отредактированная рукопись «Оплота», напечатанная на машинке. Когда гранки были прочитаны, он отослал их по почте в издательство и тотчас же возобновил работу над «Стоиком».

Никогда за всю нашу двадцатишестилетнюю совместную жизнь между нами не было такой духовной, интеллектуальной и физической близости, как в эти последние годы его жизни. Мне выпало счастье заново пережить воскресшую любовь, сочетавшуюся с новой и очень тесной духовной близостью. И самое удивительное, что Тедди, в свою очередь, окружил меня нежной любовью. Он хвалил мои поступки, о которых я давным-давно забыла, и проявлял нежность в разных мелочах,- я никогда даже не подозревала, что он способен на это. Когда я подымалась наверх, в свою комнату, чтобы поразмыслить о своих делах, Тедди иногда приходил туда вслед за мной, усаживался в мое кресло-качалку и разговаривал со мной о чем угодно, начиная с платья, которое я собиралась надеть к обеду, и кончая задуманной им главой нового романа. Я была совершенно счастлива и знала, что это счастье будет сопутствовать мне до самого конца. Жизнь моя теперь была полна, и, наблюдая за Тедди, я убеждалась, что он тоже, наконец, доволен своей жизнью.

В понедельник 27 августа мы в последний раз отпраздновали день его рождения, пригласив самых близких друзей, всего человек пятнадцать. Правда, этот обычно так радостно справляемый праздник был омрачен отсутствием близкого друга Тедди – Дориана Отвоса, который скончался за два дня до этого. Его не было среди нас, и мы уже не могли больше смеяться его шуткам и каламбурам.

Тедди пригласили выступить 8 декабря в университете города Лос-Анжелос, но я сомневалась, что он будет в состоянии поехать туда. Тем не менее он ответил согласием, и университет поспешил напечатать его имя в заранее приготовленной программе. В день выступления, за завтраком, он попросил меня сообщить по телефону в университет, что он не приедет, так как неважно себя чувствует. Зная, как будет разочарован весь преподавательский состав университета, я с большой неохотой стала звонить туда. На следующее утро, сидя с Тедди за завтраком, я, к своему удивлению, заметила на глазах у него слезы. Легонько стукнув кулаком по столу, он сказал:

– Да, вероятно, у меня сейчас нет силы выступать перед публикой, но я во что бы то ни стало буду опять говорить о том, о чем я непременно хочу говорить!

– Я не знала, что это выступление так важно для тебя, Тедди,- ответила я.

– Да, для меня оно очень важно,- сказал Тедди.

21 декабря мы были на свадьбе Бернике Дороти Тэкер, дочери мистера и миссис Тэкер, с лейтенантом Джорджем Б. Смитом, сыном мистера и миссис Смит. Тедди там фотографировался, и это была последняя его фотография. Венчание состоялось в церкви в парке Форест-Лоун, откуда все мы отправились в Глендейл, на квартиру Смитов, где была отпразднована свадьба.

В первый день рождества мы завтракали у Гудманов в их доме на Пилгримэйдж-Трэйл. Завтрак носил семейный характер, и, казалось, все были в самом лучшем настроении. Днем мы были с визитом у Клер Каммер и ее дочери Марджори. Клер, выдающаяся женщина-драматург и композитор, написавшая много хороших песенок, была женой Артура Генри, с которым Тедди дружил в те дни, когда писал «Сестру Керри»; его связывала с Клер тесная дружба. Мы всегда любили бывать у нее. В тот рождественский день Тедди сел подле нее у рояля, как это он делал всегда, и внимательно слушал ее последнюю песенку, которую она пела небольшим, но очаровательным голоском. Тедди нравились ее песенки, и она с большой радостью пела ему.

На следующий день мы были приглашены на чай в Беверли-Хилс, к Барбаре Вайда, театральному режиссеру; поставленные ею пьесы заслужили общее признание. Вечером мы с Тедди пообедали в маленьком кафе на бульваре Санта-Моника. Тедди вспоминал Гринвич-Вилледж и говорил о том, сколько друзей и знакомых он, бывало, встречал каждый раз, когда отправлялся туда. Я понимала, что он скучает по старому Нью-Йорку времен его молодости. Мы решили, что в мае непременно поедем в Нью-Йорк на несколько месяцев, но я все время думала о том, как он будет разочарован, если ему не удастся найти там прежней, знакомой ему атмосферы. Но, решив обязательно поехать в мае в Нью-Йорк, мы оба сразу повеселели.

В эти дни мы занимались редактированием некоторых заключительных глав «Стоика». Тедди послал рукопись на отзыв рецензенту, и тот сделал несколько замечаний, с которыми Тедди полностью согласился. Собственно говоря, прежде чем посылать рукопись, он намеревался написать еще две главы, но чувствовал себя настолько слабым физически, что решил пока не писать и немного отдохнуть. Однако, когда рецензент вернул рукопись, Тедди принялся переделывать конец, в котором хотел дать авторский монолог, подытоживающий все три книги «Трилогии», и 27 декабря он писал предпоследнюю главу. Проработав до пяти часов, он предложил мне поехать на машине к океану подышать свежим воздухом, и мы отправились на побережье. Мы доехали до конца бульвара Вашингтон и полюбовались изумительным закатом – по небу, переливавшемуся всеми оттенками бледносерого и голубого, проходили полосы бирюзового и вишневого цвета. Идя по дощатой дорожке, проложенной по пляжу, я загляделась на силуэт Тедди, великолепно выделявшийся на фоне заката.