Александр Григорьев - Ветер перемен[СИ]

• Название: Ветер перемен[СИ]
• Автор: Александр Григорьев
• Жанр: Фэнтези

---

— Не соврали люди, знаешь свое дело. И дышать мне легко. — Тут Прокоп запнулся на полуслове, и недолго помявшись, все же решился спросить. — Слышь Аня, а чего это мне дышать так плохо было.

— Сглазили тебя Прокоп, паука я убила, на пояснице он у тебя сидел. Злючий такой паук. Рыжий!

Прокоп побледнел, охнул и заметался взглядом. Что там говорить, у злого на язык мужика, хватало недоброжелателей.

— Кто Аня? Скажи, озолочу! — Выдохнул Прокоп, потянувшись к ней рукой, но опомнившись, отдернул ручищи. Быстро остывая, вспомнив, что находится у ведуньи.

— Говорю же, Рыжий кто–то, — сплюнула Аня, ему под ноги. — Да видно много зла ты натворил, если такого сильного колдуна попросили.

— Колдуна? — Затрясся мелкой дрожью Прокоп. — Сильного.

— А то, — усмехнулась бабка Аня, — сильного, сильного. Но и мы не лыком шиты.

Когда Прокоп ушел, с печи слез паренек лет десяти, бабка поманила его пальцем, а когда он подошел, прошептала в левое ухо.

— Слышал Колька?

Мальчик кивнул, задорно посматривая на старушку.

— Если Прокоп еще придет, то мне уже не придется с ним так долго возиться. Он теперь меня за сильную колдунью держит. — И бабка Аня, засмеялась.

А мальчик обиженно вздернул голову и спросил.

— А что баб, злого колдуна нет?

Бабка покачала головой и вздохнула.

— Ни колдуна нет Колька, ни рыжего. Только паук злой, черный как смоль… Так–то…

Родик дочитал рассказик и задумался. В принципе все понятно и сам в схожей ситуации был, есть такие бабки целители. Но…

— А к чему это Палыч?

— Учиться хочешь, как она? Ну, видеть, как сенсы эти…

На мгновение Родик задумался.

— Чертовщина какая–то…

Профессор довольно потер руки и продолжил…

— Итак, как нам научить горе экстрасенса, не «дикого» заметь, а современного? — Задал вопрос проф и сам же на него ответил. — Да так научить, чтобы слабый человеческий организм умные и сильные доктора в белых халатах не забрали в дурдом? Надо приучить экстрасенса видеть не иллюзию паучка или червячка — рыжего, черного или зеленого, а нужный нейтральный визуальный объект. Например — геометрическая фигура, а лучше шар; шарик по мере изменения ощущений будет видоизменять цвет.

Ощущая исходящее от тела тепло и визуализируя фон ауры, накладываем на данное поле действия картинку: воображаемый шар или–или. Нормальный фон, значит, — подсовывая рисунок говорил проф, — шар остается прозрачным, при повышении температуры тела — темнеет. Вот и вся хитрость, только, как и с виденьем и ощущениями, действие отработай в состоянии транса.

Глава 2

— Прикольно блин, — промелькнула мысль, — при виде того как мужик стал охлопывать себя, сбивая не видные ни для кого, кроме него языки пламени.

Родик снова направил мысль в нужное русло, и мужик ошарашено замер. Парень сидел в машине и отрабатывал домашнее задание. Снова проф преподнес сюрприз, постепенно превращая мечты свои и Родика в реальность. Магия все же существует. И пусть языки пламени не настоящие, но попробуйте теперь убедить в этом того мужичка.

Постепенно такие вот упражнения стали для Родиона обыденными. Какие только идеи не воплощал Палыч в жизнь. Были здесь и заговоры на крови, и языки пламени, а первые из боевых заклинаний как их в шутку называл профессор: сухая рука — паралич, судороги, землетрясение, темнота, вспышка… да много чего придумали и воплотили в жизнь. Всего–то и ничего парочка лет в трудах и экспериментах.

Конечно же, получалось не все, или не на сто процентов. Попытки воплотить в жизнь миф об отводе глаз не пролезли, как и мгновенное закрепление опыта на уровне рефлексов: пробовали научить Родика, играть на пианино. Может, конечно, что и напутали, но останавливаться не стали, слишком плох стал в последнее время проф. Рачок как никак…

Как понял Родя, Смирнов до последнего крепился, а узнав о метастазах, просто запил. Мужик был умный и россказням про красные овощи не верил, а вот Брежневские сто грамм, доверие у него вызывали еще со времен морфлота. Так и тянул он до последнего. Преставился недавно…

Родя накануне застал его совершенно невменяемого. Ужратый в усмерть проф лежал на диване и мычал, прижимая к груди толстенную папку. Родик кое–как добудился до него, но добиться смог, только глупой улыбки и настойчивой просьбы профа, изъять у него из рук папку…

Что там в ней, рассказывать Родиону нужды не было, ясно, что это изыскания Палыча. И то, что они в ближайшие дни совершенно ему не нужны, Радион рассудил справедливо. Проф кстати преставился в ту же памятную ночь, и как смутно догадывался парень, вовсе не от рака, а с перепоя. Теперь вот Родик воплощал наработки профа в жизнь, хотя самого Палыча давно уже захоронили…

На похороны приехали родственники, но что–то большого сожаления по поводу кончины Палыча, в их глазах Родя не увидел. А вот золотой браслет на руке одного из племяшей отсвечивал натурально… Память конечно…

Потому–то Родион не особо и мучился сомнением оставить себе или отдать папочку с выкладками Палыча. «Что–то себе оставлю», — решил тогда молодой человек и нисколько теперь не жалел. Палыч зараза, оказалось, не все давал парню, можно сказать, что ни фига он не давал; так наработки, шапки, пробежались по верхам. Все самое вкусное в папочке значилось под грифом секретно…

Были описаны и методы, один из которых парень и применил на наглом мужике. Встал, понимаешь посреди пандуса, по телефону трындит, а девушка, вон вежливая какая дожидается. Пока еще этот хмырь наговорится…

Родик прогнал в уме всю картину: девушка, мужик, случайный прохожий — попал в кадр, зачем–то отпечаталась в памяти коляска, наверно без нее образ созданной реальности был бы не полным…

Еще миг и осталось только чувство выполненного долга. Эту установку проф просил применять почаще: «Организм любит чувство хорошо проделанной работы», — говаривал Палыч, — «Отчего бы лишний раз не порадовать его».

Глухо заурчал мотор старенькой девятки, на мониторе навигатора показалась точка вызова. «Ох уж эти новомодные штучки, хотя если не быть предвзятым, то они здорово облегчают жизнь… всяким магам доморощенным», — усмехнулся Родя своим метаниям…

… …

Красная девятка лежала на боку, но было отлично видно, что полежала она и на крыше: осколки стекол легковушки смешались с бисером стекла из окон микроавтобуса, но стонов пострадавших как это не странно слышно не было. Автобус шел на конечку.

Пока спасатели работали на месте аварии, так нелепо произошедшей посредине дня, случайные зеваки обсуждали события, свидетелями которых они стали…

— Не ну посмотри что делается?

Мужичек в затертой осенней куртке и вязаной шапочке, распространявший вокруг себя шлейф запаха перегара, ожесточенно размахивал руками, видимо, пытаясь согреться. И совершенно случайно задел проходившую мимо дородную женщину…

— Ты урод! — Вырвалось у жертвы случайного домогательства. Наверно очень испугалась за свою совершенно новую шубу, на которую пустили не одного бобра…

И понеслось…

— Да пошла ты дура, тут люди гибнут…

— Да ты сам идиот…

И очень много–много похожих ругательств.

Присоединились к обсуждению умственных способностей мужика и молодая парочка стоявшая на остановке. Даже седой — тертый жизнью бомж Меньшиков, притихший за этими событиями в глубине подворотни, и тот проявил любопытство, оторвавшись от своего архиважного занятия. «Санитар леса» прежде с энтузиазмом перебирал и мял жестяные эквиваленты денег.

А главные свидетели происшествия настолько разгорячились, споря кто из двоих дурней, что недавняя авария превратилась в нечто такое далекое и несущественное что и слов на это тратить не стоит.

Родиону было двадцать, когда он впервые столкнулся с этим чувством, но…

Пусть уж будет именно так — неопределенное чувство близкого узнавания. Странно, но теперь, кажется, что последующие годы он слышал не откровения, а словно забытое на время воспоминание.

Родя увлекался спортом, разным спортом. Ну а там где спорт, конечно и неосознанное самовнушение. Кумиры — старшие друзья; плечи раздались вширь, шея не только грязная, но и крепкая, и еще этот странный холод в сердце — каменное выражение души, которые Родя старательно культивировал в себе.

Если бы тогда знать, во что превратится его жизнь! Почему так случилось?

Годам к двадцати родители перестали быть для него авторитетами, совершенно перестали. Благо и старшие товарищи к тому времени, также не вызывали сколь нибудь сильное уважение, скорей он терпел навязанное бытом общество и в чем–то даже презирал.

Редкие исключения тех на кого стоило ровняться, вызывали лишь чувство ревности. Повезло наверно. Перешагнул он тот рубеж затянувшегося максимализма благополучно…