Наталья Рубанова - ЛЮ:БИ

• Название: ЛЮ:БИ
• Автор: Наталья Рубанова
• Жанр: Русское современное

Своеобразные «похождения души», скрывающейся под женскими, мужскими и надгендерными масками, – суть один человек, проживающий свою жизнь, играя, либо разучивая, те или иные роли. Как не переиграть? Как отличить «обыкновенное чудо» любви от суррогата – и наоборот? Персонажи Натальи Рубановой, переселяющиеся из новеллы в новеллу, постоянно ставят на себе чрезвычайно острые – in vivo – опыты и, как следствие, видоизменяются: подчас до неузнаваемости. Их так называемая поза – очередные «распялки» человеческого вивария. Но каждый ищет свой ответ на единственно важный вопрос. ЛЮ:БИ – это вопрос. ЛЮ:БИ – это самые разные love-story не только в формате «Он+Она».

---

Их встречи носили поначалу, как сказал бы какой-нибудь заштатный психолог, эпизодический характер. В. приглашал Литвинова на спектакли, Литвинов, хотя и не был театралом, всегда соглашался. «Вы всех врачей в публику обращаете?» – «Избранных, – улыбался зрачками В. – Тех, кто умеет хранить тайны…» – «Тайны? – прищуривался Литвинов. – Конечно, жизни и смерти?» – «Интимные, док, интимные!» – в общем, вся эта банальная игра казалось занятной до тех лишь пор, пока Литвинов кое в чем себе не признался, а, признавшись окончательно, схватился за голову и чуть было – от незнакомого доселе ужаса, вызванного собственными мыслями, – не запил, но таки удержался, как удержался, впрочем, и от многочисленных словесных клише, с помощью которых можно было хоть как-то обозначить все то, что происходило в душе.

«Грех городов и равнин», «обратная сексуальность» – вот что занимало его денно и нощно. Да, разумеется, он знал кое-что об этом – кое-что, не более того, но теперь… теперь Литвинов должен был увериться в своей так называемой нормальности, утвердиться в адекватности, вменяемости, если угодно. Почему «он» – не «она»? Какого дьявола?.. Нет-нет, речь в его случае, конечно, не шла о такой радикальной смене имиджа, как транзишн – Литвинов всего лишь сетовал на то, что так называемой прекрасной половине странного сего шарика «любовь, не смеющая себя назвать» сходит с рук куда как чаще и легче, нежели половине, которую все еще – надо же, странные какие! – называют «доминантной», а феминистки – вот она, vagina dentata[20]! – обвиняют в навязывании «фаллоцентричных канонов»! Ничего себе, фаллоцентризм: знай – прячься… Но, размышлял Литвинов, если ЭТО существует в природе, не может же ОНО быть просто «сбоем программы»? Сбоем программы в столь огромных масштабах? Ведь если Он создал человека по образу Своему и подобию, значит и этот образ есть Образ Божественный, который никак нельзя – далее новояз персонажа – отпрокрустить ни словечком «болезнь», ни даже какой-нибудь «безвредной индивидуальной аберрацией»! Ведь если Творец есть Любовь, значит любовь – в каждом Его творении, а значит – в каждом земном чувстве, лучшем чувстве, а значит… Господи… За что… Здесь и Сейчас… За что прямо Здесь и Сейчас, Господи?.. Ну да, ну да, иудаизм и христианство, что называется, отличились; мерзость – вот как припечатал бы Ветхий завет его чувство к В.; но, может, на то он и ветхий? А как же греко-римская цивилизация тогда? Нет-нет, Литвинов не говорит о скотстве – он имеет в виду другое, совсем, совсем другое… Опять же: универсальная бисексуальность (начиная с эмбриона), если взять за точку отсчета не самый плохой, кстати сказать, античный канон… «Священный отряд» в Фивах… Урания… и кстати, вот еще что…

Литвинов сам не заметил, как заснул: слетевшие со страниц энциклопедий и web-страниц «девиантные» приматы, рыбы и птицы, млекопитающие и рептилии, амфибии и насекомые смеялись над ним, а уж о людях-то и говорить нечего: «У твоего “диагноза” нет анатомо-физиологических признаков! – шептала на ухо одна из Labrides dimidiatus[21]. – Вот мы, рыбы, живем в гареме, нам хорошо… Как только самец умрет, я поменяю пол и займу его место. Это нормально, нормально, ты хоть понимаешь, что это нормально?» – «Они хуже свиней и собак», – разъяренно замахал руками президент Зимбабве Роберт Мугабе. – «Ты что-то имеешь против собак?» – зарычали на него лайки. – «И против свиней?» – захрюкали свиньи. – «Давайте допустим в своем узком кругу, что такие вещи иногда случаются», – повторила сдержанно-отстраненно Вирджиния Вульф. – «Я думаю, что важно делать фильмы о любви, и, конечно же, для меня важно делать фильмы о любви между мужчинами. Я на самом деле снимаю не как режиссер», – пожал плечами Дерек Джармен. – «В утробе матери все мы вначале девочки – мужской ген активизируется позже, а если не, рождается она, а не он», – развела руками Атма. – «Нормальный секс – это любое взаимное наслаждение, получаемое двумя свободными и информированными партнерами, которое доставляется телом, обычными облачениями и украшениями партнера», – вычитал в своей собственной книге Эрик Берн и развел руками. – «Прежде рука моя всегда лежала на Коране, но теперь она держит флягу любви. Страстное стремление к Возлюбленному заслоняло для меня науки и декламацию Корана, и я опять стал одержим и невменяем», – покачал головой Джалал Руми. – «Летом примерно десятую часть времени я с удовольствием посвящаю тому, чего ты так хочешь и чего так боишься», – выпустил фонтан кит-убийца. – «Двадцать седьмой съезд КПСС требует от людей укрепления моральных устоев семьи и брака, заботы прежде всего о нравственном воспитании молодежи», – напомнила Винни-Пуху и всем-всем-всем Ангелина Вовк. – «Где-нибудь ты найдешь Сеть и, войдя в нее, войдешь и в меня», – В. помахал рукой Литвинову, и он, очнувшись, вдруг понял, что впервые за сорок с лишним лет – вот только что, как на духу!.. – проснулся совершенно счастливым; если, конечно, допустить, будто счастье его было так возможно и так близко.

[капроновая стрекоза]

Вообрази: я на кушетке лежу, как водится, обнажена, с гусиной, знаешь ли (капрон-то снят!); ты – рядом, на стуле, стул у моего изголовья – какое странное, однако, словечко: изголовье… Я не вижу, разумеется, лица твоего, нет-нет, таковы правила игры: я говорю – ты слушаешь…

Какое, интересно, оружие подойдет?.. Тоже мне, снайпер! Засада твоя слишком тесна, а воображаемый особо точный огонь по отдельной важной цели вести ты так и не научилась… из пушки по воробьям: да есть ли скучней история?.. Так примерно рассуждала Кира, и лишь позже, много позже – иначе, но о том – не в экспозиции же; а потому она попыталась – бессознательно, сама удивившись своей реакции – кончиками пальцев схватиться за «хлястик» Аэс (она всегда обращалась к А. С. по инициалам, не по имени), хотя это был и не хлястик вовсе, а то, во что продевают обыкновенно пояс… Кира никак не могла обозначить предмет, ставший невольно выражением жгучего ее, пусть и остаточного, желания: едва ли не театрально – хотя, не существовало, казалось ей, во всем мире естественней жеста – взмахнув руками, она попыталась ухватиться за *** (ок, пусть петлю) не столь ради «коснуться», сколь ради «приблизиться», пусть даже на миллиметр, благо энное количество миллилитров уже сидело в gaster’e[22], заставляя пускаться кровь в пляс – пир во время чумы, всё уже было, detka, полжизни на асфальте: ну-ну, и тебя вылечат.

Полжизни, что такое полжизни, пожимает плечами Аэс, вручая Кире хрустящий, немного мятый, мешочек формата чуть больше А5 – именно в такие и кидают обычно чулочно-носочные изделия на сэйле: она различает сначала цвета (белый, ядовито-малиновый), и только потом замечает не отслеженную Аэс надпись. Капроновая стрекоза: все тем же белым – все по тому же ядовито-малиновому, spa-si-bo… Кира отводит глаза от ближнего, который («Ближний, Ближний, я – твой Дальний, как слышимость? Прием!») так и не научился делать подарки (не обязательно те, до которых можно дотронуться), ну или, на худой конец, хотя бы со вкусом их упаковывать (если речь все-таки идет о вещах). И если он, самый твой ближний, думает задним числом Кира, по высшим эзотерическим причинам не столь не может, сколь не желает тебя радовать, ей-ей, не стоит надеяться, будто ваш банальный электронный эпистолярий превратится когда-нибудь в переписку Королевы Анны[23] и Сары Джеггинс, ес?..

Что такое страх, думает все чаще Аэс, и сама же себе отвечает, удивляясь люмпеновскому wordочку: страх – это подляна. Подляна, сидящая в каждом человечке. Подляна, мешающая дышать. Пытка иллюзией – да что там! Ад земной… Что-то вроде лю и нелю, только без деления на ч/б. Без бинарной этой логики типа гут-антигут, позитифф-негатифф, etc. Боится ли она, Аэс, терять?.. Недавно Кира – как бы мимоходом, вскользь – поинтересовалась, «зачем я тебе», и Аэс пожала плечами – «не знаю, не заморачивалась» (кстати, не лгала); Кира, глупыха, та еще бесприданница: «Я любви искала – и не нашла»… Вот он, главный страх, и ее, Аэс, тоже – не найти: самый страшный на свете страх! – или найти не там, или не ту, или не того… Всегда не там, всегда – не тех!.. Про то, что это искать надо днем с фонарем в себе и др. и пр. восемь дыр, вестимо, известно, – да кроме бестелесной субстанции есть ведь еще телесная, требующая некоего (назовем сие так) техобслуживания, что, впрочем, поправимо – белок же когда-нибудь распадется, улыбается Аэс; распадецца, смеется Кира громче обычного, распадецца, la-la!.. Но если подойти к страху как к одному из выпуклостей экзистенциализма, как к одной из красных его нитей… рассмотреть вначале обычный, а потом безотчетный – ту самую метафизическую тоску, bla-bla, которая и делает невыносиииииии… баста, kiska, займись-ка делом – приглуши свет!..