Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-384-0, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 — Посмотрите–ка, ребята, попристальнее, нагнувшись к земле, вперед: что–то, мне кажется, чернеется впереди. Уж не сена ли это стог?

 — «Какому сену быть!» сказали другие.

 — А чернеется что–то, в самом деле на стог похожее, но Бог знает что. Уж не подъехать ли нам поближе туда?

 — Очень хорошо, сказал я. Зачем дело стало. Подъедем: может быть и в самом деле сено, и нам все уже равно — здесь, или там ночевать.

 Не успел я сего сказать, как все сели опять по своим местам и поехали далее. Но как же удивились и обрадовались все мы, увидев там, вместо мнимого стога сена, кудрявую и всем нам довольно знакомую лозу, стоящую на заводских полях на перекрестке, и по конец почти самых полей наших.

 — Ах, батюшки! закричали все мы в один почти голос: да это лоза заводская на перекрестке, и мы поэтому ничего не сбились и ехали все своим путем и дорогою! Отсюда вот уже не трудно нам и домой добраться! Вот и повертка к нам, и дорога наша!

 Не могу изобразить, как обрадовался я и доволен был сим открытием. Мы тотчас решились продолжать уже свой путь далее, и хотя с трудом и кое–как, но действительно и благополучно доехали до двора своего, хотя было тогда и гораздо уже за полночь. Но мы рады по крайней мере были, что не принуждены были ночевать на поле и под дождем, и терпеть стужу и беспокойство.

 Сим образом кончилось тогда трудное, скучное и досадное мое путешествие, и я, угревшись, проспал на другой день почти до обеда: так передрог и измучился я в прошедшую ночь.

 Что ж воспоследовало далее, о том услышите вы в письме последующем; а теперешнее дозвольте мне на сем месте кончить и сказать вам, что я есмь, и прочая.

ПРИУГОТОВЛЕНИЯ К СВАДЬБЕ

ПИСЬМО 115–е

 Любезный приятель! Я не инако думал, что проснусь на другой день с таковою ж нерешимостью и смущением душевным, каким мучился я во всю почти дорогу. Однако сего не воспоследовало: а я, проснувшись, чувствовал в себе все мысли власно как просветившимися, все разные душевные движения усмирившимися и всю внутренность души моей гораздо в спокойнейшем состоянии, нежели с каким я заснул с вечера.

 Мысли обо всем том, что я говорил и рассуждал сам с собою во время своего путешествия, хотя и возобновлялись в памяти и воображении моем, однако я не судил уже обо всем так строго и жестоко как вчера, но напротив того, выискивал уже и все, что только могло служить и в извинение невесте моей во всем ее поведении против меня. И как великая ее молодость и неопытность казалась быть тому наиглавнейшею причиною, то и возобновлял я прежнюю свою надежду на время и умножение лет и не сумневался, что сии переделают наконец все и сделают ее ко мне и ласковейшею и приятнейшею.

 К сему присовокуплялось и то, что мне все последствия, могущие произойтить от разорвания сего дела, представлялись в сие утро гораздо еще невыгоднейшими и для меня предосудительнейшими, нежели какими воображал я себе их в прошедший день, и нередко, доводили меня до того, что я даже содрогался от единого помышления о сем случае. А все сие и произвело, что я от прежнего внутреннего волнения гораздо поуспокоился, и положил по крайней мере смотреть, что будет вперед и не переменятся ли обстоятельствы?

 И в самом деле, как в скором времени после того надлежало мне еще к ним съездить, и там случилось в тоже время быть и тетке невесты моей, Матрене Васильевне Арцыбашевой, и сей хотелось, чтоб я после побывал и у ней в доме, находившемся почти на дороге и на половине пути от моей деревни до Коростина, и я охотно желание ее выполнил и к ней ездил и у ней был: то спознакомившись при всех сих случаях, как с нею, так и с самою матерью невесты моей уже короче, был я так доволен обеих сих госпож к себе ласками и благоприятством, и мне обе они казались столь благоразумными и такого хорошего, тихого, степенного и благонравного поведения, что они вперили в меня к себе искреннее почтение и самое уважение; а сие много уменьшило и прежнее мое неудовольствие на невесту. А и сама сия казалась мне опять не таковою для меня противною, каковою показалась она мне в помянутый несчастный день, и не только сноснейшею, но сколько–нибудь ко мне благоприятнейшею. А все сие и расположило дух мой к ее пользе.

 По наступлении петровского поста, который в сей год был очень невелик, решился я употребить оный на побывание в Москве, куда хотелось мне съездить, как для закупки всех нужных вещей к свадьбе, так и в особливости для того, чтоб убедить просьбою моею старика дядю моего, Матвея Петровича, съехать на то время, как я буду жениться, в деревню и послужить мне при сем важном случае вместо отца.

 Итак, собравшись налегке, отправился я в Москву. И это было в четвертый раз после приезда моего в отставку, что я был в сей нашей столице.

 Мое первое дело было адресоваться с просьбою моею к дяде, и старик согласился на просьбу и желание мое охотно, и по любви своей ко мне радовался искренно тому, что я нашел себе невесту, и что он будет иметь еще удовольствие видеть меня женатым. Как он, так и все его семейство, и тамошние его родные и мои знакомцы расспрашивали меня обо всем и обо всем, и не только одобряли, но и одобряли мое предприятие, и госпожа Павлова, как знающая свет боярыня, не преминула дать мне кой–какие относящиеся до свадьбы и прочих обстоятельств благоразумные советы.

 Не преминул я также побывать и у дяди своего, господина Арсеньева. Он и тетка, любившие меня также искренно, поздравляли меня равномерно с невестою, расспрашивали обо всех обстоятельствах и желали мне всякого благополучия и всего доброго в свете.

 Хотелось — было мне очень побывать и у князя и княгини Долгоруковых, так много мне благоприятствовавших; но как опасался я найтить в доме у них кого–нибудь из дома г. Бакеева, к сему же в дом не отваживался я никак ехать, ибо не надеялся никак еще сам на себя, а опасался, чтоб не мог возмутить дух мой опять предмет прежний: то не поехал ни к нему, ни к князю, и хотел лучше, в случае если б они и узнали, что я был в Москве, оставить их в некотором на себя неудовольствии, нежели подвергнуть себя без дальней нужды очевидной опасности. А я неведомо как рад был тому, что годичное время успело страсть мою так ослабить и низложить, что она около сего времени не причиняла уже мне ни малейшего беспокойства.

 Впрочем был я в сей раз в Москве очень недолго, и не успел с помянутыми родственниками своими повидаться и искупить все нужное к свадьбе, как и спешил возвратится домой, чтоб успеть достальное все кончить, что у меня было начато и еще не окончено.

 Итак, по возвращении своем в деревню и занялся я действительно всем тем в достальное время поста. А вскоре после меня не преминул съехать с Москвы и приехать к нам и дядя мой, и, увидев переправленные мои хоромы, не мог выдумку мою довольно расхваливать и ей надивиться. Впрочем, не преминул я также побывать еще раза два и у своей невесты, с которою познакомливался и от часу больше.

 Наконец окончился наш пост и начался мясоед, долженствующий решить мой жребий и судьбу мою кончить. Чем ближе подвигался я к сему времени, тем более волновался и смущался и беспокоился весь мой дух. Совершенная неизвестность — будет ли мне женитьба моя удачна, и счастливее ли я чрез оную сделаюсь или бессчастнее — тревожила меня и смущала чрезвычайно, и тем паче, что не было никаких особых видов, которые могли б льстить меня сколько–нибудь приятными надеждами, а встречались с мыслями моими более сумнительствы в получении всего того, чего наиболее желало мое сердце.

 Сие, будучи сотворено уже от природы с наинежнейшими чувствованиями, желало всего более, чтоб и будущий сотоварищ в жизни моей имел сердце с такими ж чувствиями или сколько–нибудь ему подобное. Но сие было не только неизвестно, но, к величайшему моему неудовольствию, не было к тому ни малейшего луча надежды. Ибо, как ни старался я то примечать при всех моих с нею свиданиях, подававших мне случай к разговорам с нею о разных материях и к желаемому испытыванию и узнаванию всех ее природных способностей, а отчасти и самых свойств душевных, но не мог приметить ни малейшей к тому наклонности, что хотя и приписывал я чрезвычайной ее молодости, но все–таки надеялся и желал найтить в ней хотя некоторые начатки и приготовления к тому; но как не находил и сих, то огорчало сие меня до бесконечности.

 При таковых обстоятельствах другого не оставалось, как брать прибежище свое к философическим рассуждениям, и ополчаться не только терпением, но относительно до всего, могущего быть, и философическою твердостию духа. Ни в которое время не нужна, была и не помогала мне так много моя философия, как в сие, которое можно почесть самым критическим в моей жизни.

 Не один раз по нескольку минут, а иногда по целому часу хаживал я по любимой своей, и под тению дерев в саду проложенной и пробитой тропинке взад и вперед, и углублялся в философическия размышления и предварительные суждения о будущей и неизвестной судьбе своей! Не один раз восклицал я сам в себе: