Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-384-0, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Разговорившись с Хитровым, к немалому удовольствию моему услышал я, что и в его крепостях обе первые вершины таким же образом названы Шаховыми верхами, а третья речкою Язвою, как мы их называли. И как мне крайне восхотелось крепости сии видеть, то и просил я г. Хитрова показать мне оные, и он был так ко мне благосклонен, что тотчас, отыскав, мне ее отдал.

 Состояла она в выписи с городской межи; и как она была формальная, с надлежащею скрепою, то бумажку сию почитал я крайне для себя важною и потому, что у меня была только копия, а самой выписи мы не имели.

 Со всем тем, как сделалась между нами маленькая в рассуждении положения мест разногласица, а господину Хитрову оное не так коротко было известно, как мне, то положили мы с ним, чтоб наутрие, встав поранее, вместе все сии места объездить и осмотреть в натуре, дабы нам после не разбиться в словах, ибо он намерен был тоже верховье называть речкою Язвою, которое я утверждал.

 Итак, в следующий день встали мы с ним ранехонько, и, одевшись, поехали только трое, он да я, да староста его, верхами рекогносцировать места, которые завоевать мне хотелось. Но лишь только начали мы подъезжать к лесу на спорном месте, известному под названием Неволочи, как против всякого чаяния увидели на той стороне речки Язвы и самого сиятельного князя, разъезжающего таким же образом в препровождении своих гусар и места сии осматривающего.

 Посмеявшись тому, что мой спор так рано его превосходительство поднял, не знали мы, что делать: далее ли к нему ехать или остановиться; но как, несколько постояв и покружившись на одном месте, стал чрез речку переезжать к нам, то рассудили мы за лучшее вернуться домой и послали на спорное место только старосту, сказать, буде князь спросит, что это ездил г. Хитров для показания, которые десятины сеять, что и действительно было.

 Возвратившись в Домнино, будили мы спавшего еще землемера и спешили скорее ехать на межу, сказывая, что князь уже на меже и нас дожидается. Но со всем нашим поспешением мы не прежде, как чрез три часа выехали, ибо хозяйка вздумала нас еще накормить, и мы порядочно пообедали; что и случилось весьма кстати, ибо без того было бы нам тошно, лихо.

 Наевшись и напившись досыта, поехали мы, наконец, на межу и на самое то место, где в навечерии того дня записан был мною спор, то есть у первого Шахова верха. Тут надлежало мне начинать отводить мой спорный отвод, а княжим разводиться по алексинскому рубежу с домниниским. Но поверенные княжие не смели без повеления его ничего делать, а поскакали тотчас за ним.

 Он находился тогда посреди своей Неволочи, где, как мы после увидели, была для его сиятельства разбита палатка; и мы вскоре после того увидели самого его к нам с пышностью едущего.

 Межевщик никогда еще его не видывал, и потому, желая оказать ему как генералу почтение, подбежал было к нему с своим нижайшим поклоном; но как увидел, что князь не только не сошел с своего коня, но стал обходиться с ним чрезвычайно гордо, то, перестав его уважать, приступил к своему делу.

 Князь не долго мешкал, но опрокинулся {Накинулся.} на меня и стал мне гордо выговаривать, для чего я завожу спор. Выговор его для меня был весьма чувствителен, но я, скрепив сердце, ответствовал ему учтиво и дружелюбным образом, говоря, что делаю сие против своего хотения и по самой необходимости и более потому, что в деле сем я не один участник, и что сверх того не можно нам отстать от сего давничного спора в рассуждении волостных, заспоривших у самих нас множество земли.

 Долго мы тут с ним проговорили и, наконец, не согласись ни в чем, пошли далее. Мы все шли пешком, а князь ехал подле нас верхом и разводился сам с Хитровым; по пришествии ж к настоящей речке Язовке ужаснулся он, услышав, что и домнинские и татарские, согласно со мною, назвали ту речку Язовкою, чего он никак не ожидал.

 Я написал тут превеликую в подтверждение моего спора и показания оговорку, а он ответствовал против того сам. Туг распрощались мы с Хитровым, который по причине, что его земля осталась позади, от нас отстал, а я повел свой отряд кругом Неволочи.

 Пришедши к самому устью, где обе вершины стекаются и откуда речка Язва вниз была уже бесспорная, начал князь много говорить к утверждению, что его речка имеет более течения; также приговаривал, чтоб я сказал, какая земля была налеве, и говорил, что она не Шаховская, а какая — то он знает, но теперь говорить еще о том не хочет.

 Я догадывался к чему сие клонилось, однако не имел причины принуждать его далее объясняться, ибо оттого произошла б для меня великая опасность; но паче радовался духом, что князь умничанием и молчанием своим упускал наилучший к произведению замысла своего случай.

 Дело состояло в следующем: домогаясь узнать, отчего бы в наших дачах, а особливо в самых сих местах, был бы у нас пример, добирался я понемногу из старинных писем, что в тех местах, где мы тогда называли пустошь Шахово, были в старину еще некакие пустоши, а именно пустошь Малаховская, пустошь Красная, пустошь Малая Неволочка, пустошь Котел и еще некоторые; но думать надобно, что они предками и стариками нашими во время писцов утаены и все включены в одну пустошь Шахово.

 Обстоятельство сие было мне потому известно, что при бывшем спустя лет с 50 после писцов межеванье пустоши Ермаковой, принадлежавшей князьям Горчаковым, прикосновенной одним боком к пустоши нашей Воронцовой, предки сих же князей Горчаковых, бывшие всегда нашими неприятелями, объявили, что та наша пустошь не Воронцова, а пустошь Малаховка и другие, о которых де от их и челобитье к государю имеется.

 В подтверждение сего служило и то, что старики наши, в прикрытие своей утайки, при бывшем три года после писца отказчике {Отказчик — чиновник, вводящий на основании указа во владение.}, велели ему написать в пустошах Шахове, Воронцове и Гвоздеве поверстного леса две версты вдоль и на версту поперек, которого в писцовых книгах совсем не упоминалось, и как думать надобно, то они после с князьями Горчаковыми каким–нибудь домашним образом разделались и оною утаенною землею поделились, и может быть, при тогдашнем же случае дошла до их рук спорная Неволочь.

 Всему тому служили и тогдашние слова княжие подтверждением, ибо он упоминал о какой–то домашней сделке и о сих пустошах, только не называя оных и не приказывая и мужикам говорить, что все приводило меня в немалое беспокойство, и я, как сначала, так и тогда не рад был, что связался с ним спором.

 Между тем, как сие происходило, переменилась погода и пошел сильный дождь, но мы принуждены были продолжать межеванье, ибо князь присутствием своим связывал нас по рукам и по ногам. Все мы перемокли, все устали в прах, ибо не можно было при нем ни сесть, ни отдохнуть, ни посмеяться, ни побалагурить по обыкновению.

 Самому межевщику присутствие его было крайне неприятно; он злился на него за непомерную гордость и пошептом {Про себя, шопотом.} проклинал его всячески. Со всем тем нечего было делать, князь не отставал от нас ни на минуту, и ходил, и мок с нами вместе.

 Смешно было только то, что он дивился мне и всем нам, как мы не евши так долго терпим, не ведая того, что мы уже пообедали. Но как бы то ни было, но он целый день не евши и не пивши с нами пробыл и отзывался, что сей день ему так труден, что хотя б было то и под Бендерами {Бой под Бендерами, в турецкую войну.}, а мы только взглядывали друг на друга и улыбались.

 По окончании нашего спорного отвода пошли мы с ним вниз по течению речки межеваться бесспорно. Но как стал я назначать конец пустоши Шаховой и начало пустоши Воронцовой, то он оспорил и говорил, что Воронцово начинается еще далее.

 Сие меня встревожило. Холодный пот оросил чело мое, и в груди встрепетало сердце: ибо я того и смотрел и ждал, что он возобновит показания своих предков и станет называть те пропавшие пустоши; и для того, подходя к сумнительной для меня воронцовской вершине, попросил тихонько межевщика, чтоб он туг сделал межеванью в тот день окончание и перестал межевать, и межевщик в сем случае был так ко мне благоклонен, что охотно желание мое выполнил и межевать перестал; а сие и принудило нас разъехаться и не допустило князя до замышляемого им объяснения.

 Как межеванье наше было на несколько дней отсрочено, то на утрие, проводив приезжавшего ко мне и у меня ночевавшего гостя и отпустив тещу свою в Дятлово, где у госпожи Невской начиналось свадебное дело, принялся за циркуль и транспортир и начал все оспоренное мною место, по запискам своим всех линий и румбов накладывать на план и по исчислению нашел, что было в нем 55 десятин, а в последующий за сим 5–й день августа положил я на досуге объездить всю внутренность наших дач, дабы можно было заблаговременно назначить границы пустошам и позаметить для себя нужные места.

 На другой день после сего был у нас известный праздник преображения Господня, и я, будучи у обедни, имел случай видеть опять соперника моего князя, который казался мне час от часу горделивейшим и не удостоил меня ни единым словом.