Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-384-0, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Но сколь же удовольствие мое было велико, когда при распроведывании о том, нет ли в Москве книжной и такой лавки, где б продавались не одни русские, но вкупе и иностранные книги, услышал я, что есть точно такая подле Воскресенских ворот {См. примечание 4 после текста.}. С превеликою поспешностью побежал я в оную. Но сколь радость и удовольствие мое увеличилось еще больше, когда нашел я тут лавку, подобную почти во всем такой, какую видел я в Пруссии в Кенигсберге, и в которой продавалось великое множество всякого рода немецких и французских книг в переплете и без переплета. Я спросил каталог, и как мне его подали, то спешил отыскивать в нем и потом пересматривать все экономические; и как по счастию случилось со мною тогда довольное число оставшихся денег, то накупил я несколько десятков оных, и как вообще экономических, так в особливости и садовых, и повез их с собою, как бы новое какое сокровище, в деревню.

 Мы выехали из Москвы сентября первого числа, и как ехать нам оставалось уже немного, то скоро и доехали до Серпухова, а, наконец, 3–го числа достигли и до тех пределов, где я увидел свет в первый раз в своей жизни и проводил многие годы в моем младенчестве и малолетстве. День сей мне в особливости памятен.

 Никогда не позабуду я того, каким неописанным и сладким удовольствием наполнялась вся душа моя при приближении к тем местам, где было мое жилище и как, подъезжая к Городне, восхищался я видимыми уже вдали знакомыми мне лесами и местоположениями приятными; как приветствовал я все оные, как мысленно говорил со всеми ими и как, проехав Городню и поворотив для скорейшего приезда вправо мимо Дурнева, досадовал я на горящую под повозкою моею ось, не допускающую нас так поспешать ездою своею, как мне тогда хотелось. Во всю дорогу она у нас ни однажды не горела, а тут вздумала гореть, как бы нарочно, для увеличения моей нетерпеливости. С какою досадою принуждены были мы несколько раз для нее останавливаться и, скидывая колесо, тушить оную, и чем ни тушили мы ее и колесо! Но, наконец, преодолели мы сие последнее препятствие, и я довольно еще рано приехал в любезное свое Дворяниново и в обиталище предков своих и свое собственное.

 А сим и окончу я, друг мой, и письмо сие, а вкупе и все сие собрание оных, сказав вам, что я есмь ваш, и прочая.

КОНЕЦ ДЕВЯТОЙ ЧАСТИ

Часть десятая В ДВОРЯНИНОВЕ ИСТОРИЯ МОЕЙ ПЕРВОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ЖИЗНИ ПО ОТСТАВКЕ ВООБЩЕ И, В ОСОБЕННОСТИ, ПЕРИОДА ОНОЙ ДО ЖЕНИТЬБЫ

1762–1763

ВСТУПЛЕНИЕ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В ДЕРЕВНЕ

ПИСЬМО 101–е

 Любезный приятель! В предследовавших пред сим моих письмах сообщил я вам историю моих предков, моего младенчества, моего малолетства и всей моей военной службы. А теперь начну описывать вам историю моей первой двенадцатилетней деревенской жизни, как нового, и такого периода моей жизни, который можно почесть самым цветущим во все течение оной: ибо простирался он с двадцать пятого по тридцать седьмой год моего возраста. Но не знаю, будет ли история сего времени для вас так любопытна и занимательна, чтоб могли вы ее читать без скуки и иметь при том хоть некоторое удовольствие. Никаких отменно важных и особливых происшествий не случилось со мною во все продолжение сего времени; но оно протекало в мире, тишине и во всех удовольствиях, какие только может доставлять уединенная, простая и невинная сельская жизнь мыслящему и чувствительное сердце имеющему человеку.

 Я расскажу вам, как по приезде из службы в отставку обостроживался я в маленьком своем домишке, как учился хозяйничать и привыкал к сельской экономии, поправлял и приводил в лучшее состояние свое домоводство, как познакомливался с своими соседьми и приобретал их к себе в дружбу и любовь; как потом женился, нажил себе детей, построил дом новый, завел сады; сделался экономическим, историческим и философическим писателем и вообще, как и в чем наиболее препровождал праздное время: чем себя занимал, чем веселился и что предпринимал для сделания себе уединенной сельской жизни приятною и веселою, покуда, наконец, провидению угодно было паки меня на несколько лет оторвать от дома и доставить мне иной, и такой род жизни, который был для меня совсем новый, и хотя с меньшею вольностию соединенный, но не меньше приятный и полезный.

 Вот краткое содержание истории всего того периода времени, который я описывать теперь предпринимаю. Но я не знаю, найду ли при описывании всего того доволь таких вещей, которые бы могли сколько–нибудь достойны быть вашего любопытства и поддерживать внимание ваше при читании оного. И вы извините уже меня в том, когда, за неимением важных вещей, буду я иногда рассказывать вам о самых мелочах и безделках, и делать то более для того, что когда не вам, так для потомков моих могут и они быть столь же интересны и любопытны, как и другие. Словом, я поступлю таким же образом, как делал прежде, и дело стану мешать с бездельем и самым тем придавать повествованию своему сколько–нибудь более живости и приятности.

 Итак, приступая к продолжению моего прежнего повествования и прицепливаясь опять к прерванной нити оного, скажу вам, что помянутый третий день месяца сентября 1762–го года, в который возвратился я из службы в свою деревню, был одним из наиприятнейших в моей жизни. Я рассказывал уже вам, как мы, приближаясь к тем пределам, где я родился, поспешали своею ездою, как предварительно веселился уже я всеми окрестностями, наше жилище окружающими, и как досадовал на горящую ось под повозкою моею, мешавшую нам поспешать по желанию; а теперь опишу вам все подробности сего достопамятного моего возвращения и приезда в свое обиталище.

 День случился тогда ясный и погода самая теплая, тихая и наилучшая из сентябрьских, и мы, потушив и подмазав вновь свое колесо, не ехали, а катились по гладкой и сухой тогда дороге. Я только и знал, что твердил повозчику своему, чтобы он понуживал {Понуждал, заставлял; здесь — погонял.} лошадей и спешил довезть меня до двора прежде еще наступления вечера. Мне хотелось приехать в дом мой сколько можно поранее для того, чтоб успеть еще можно было из повозок выбраться и сколько нибудь осмотреться; а старанием толико же поспешающего к жене своей моего кучера, мы и действительно доехали довольно рано и задолго еще до захождения солнечного. Чтобы лучше успеть в том, то предложил он мне — не прикажу ли я своротить с большой Тульской дороги еще прежде приезда в Ярославцево, где мы обыкновенно, едучи из Москвы, сворачиваем вправо, и брался меня провезть прямо от Городни знакомыми ему полевыми дорожками и тропинками, и как я на то согласился, то и провез он меня прямо мимо Дурнева и чрез Трешню так, что мы подъехали к селению нашему уже не от Яблонова, а с Хмырова.

 Теперь никак не могу я изобразить того сладкого восхищения, в котором находилась вся душа моя при приближении к нашему жилищу. И ах! как вспрыгалось и вострепеталось сердце мое от радости и удовольствия, когда увидел я вдруг пред собою те высокие березовые рощи, которые окружают селение наше с стороны северной и делают его неприметным и с сей стороны невидимым. Я перекрестился и благодарил из глубины сердца моего Бога за благополучное доставление меня до дома, и не мог довольно насытить зрения своего, смотря на ближние наши поля и все знакомые еще мне рощи и деревья. Мне казалось, что все они приветствовали меня, разговаривали со мною и радовались моему приезду. Я сам здоровался и говорил со всеми ими в своих мыслях. А не успели мы въехать в длинный свой между садов проулок, как радующийся кучер мой полетел со мною как стрела, и раздавался только по рощам стук и громкий его свист, и ежеминутные его окрики на лошадей, и понукание оных. В единый миг очутились мы пред старинными и большими воротами моего двора, покрытыми огромною кровлею и снабженными претолстыми и узорчатыми вереями {Вереи — столбы, на которые навешивают ворота.}, и вмиг вскакивают спутники мои с повозок, и с громким скрытом растворяют оные, и мы въезжаем на двор, и летим как молния к крыльцу господского дома.

 Во всем доме никто тогда еще не знал и не ведал о моей отставке и возвращении в дом свой; но все, считая меня еще в службе и в Петербурге, всего меньше нас ожидали. И как время тогда было рабочее, и не весь хлеб убран был еще с поля, то и не было почти никого, кроме одних старух и ребятишек тогда в доме.

 Все сии, увидев взъехавшие на передний двор повозки, не знают, что б это значило, сбегаются со всех сторон видеть сию необыкновенность и, узнав моего кучера, разбегаются паки врознь и с громким кричанием: «боярин, боярин приехал!» рассевают слух о том по всем избам и клетям, где знали, что находились тогда их деды и бабки.

 Вдруг тогда оживотворяется весь двор: со всех сторон и углов оного стекаются старики и старухи и, позабыв всю свою дряхлость и слабость, спешат и бредут видеть своего барина. И мне не успели еще отпереть замкнутых хором моих, как увидел я себя всеми ими окруженным. Все кланялись, все целовали мои руки, все изъявляли радость о том, что Бог вынес меня на Святую Русь, и все говорили, что они меня не чаяли уже и видеть, и теперь почти глазам своим не верят и не могут довольно тому нарадоваться; и что они говорили правду, то доказывали мне слезы, текшие действительно из глаз некоторых из них от радости.