Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Далее замечания достойно, что около сего времени получили мы первое известие о том великом перевороте во всем нашем отечестве, которой произведен чрез реформу всего нашего внутреннего гражданского правительства, и изданное новое учреждение о наместничествах и всего прочего. Эпоха сия была, по всей справедливости, самая достопамятная во всей новейшей истории нашего отечества, и последствиями своими произвела во всем великие перемены. Мы читали все сие учреждение с особливым вниманием и готовились заблаговременно уже ко всем переменам, долженствующим проистечь от сего важного преобразования.

 Вскоре за сим и при наступлении первых зимних месяцев, не столько повстревожен, сколько удивлен я был одним, всего меньше мною ожидаемым известием. Узнал я, не помню уже чрез кого и по какому случаю, что богородицкой управитель, известный господин Опухтин, уже отставлен, а на место его, обещанное князем столь свято мне, определен не я, а некакой князь Гагарин, по имени Иван Иванович, служивший до того асессором или тогдашним воеводским товарищем в Туле. Сперва удивило меня сие известие, и я не хотел было тому и верить; но как оказалось оно достоверным, то, признаюсь, несколько и подосадовал на князя, и сам себе говорю: «Эх! старичок, не сдержал своего честного слова!… не ожидал было я сего от тебя». Но досада моя продолжалась очень недолго, но как скоро узнал я, что помянутой князь Гагарин был ему какой–то недальний родственник, то сказал: «И! рубашка к телу ближе кафтана! И можно ль мне и требовать того, чтоб я предпочтен был его кровному». Махнул рукою и перестал о том и думать а более потому, что я, обжившись в Киясовке, был и сим местом совершенно доволен, и не имел ни малейшей причины ни на что жаловаться. Жалованье получал я довольное, люди все сделались знакомы, трудов было хотя сначала довольно, но я успел уже большую часть из них преодолеть, соседи меня все полюбили, жить нам было не скучно, недостатка мы ни в чем не терпели; а что всего лучше, то от дома своего были очень близко, и могли всегда в оной ездить, когда хотели, и пребывать там сколько желалось. Итак, перенес я с довольным хладнокровием сей неожидаемый со мною случай, и охотно извинял князя в его поступке; а особливо заключая, что без сомнения убедили его к тому какие–нибудь важные причины; ибо по известной мне доброте его сердца, никак не ожидал я от него, чтоб он мог учинить такое несообразное с его честным характером дело попросту; что после действительно и оказалось. И вот что, как я после узнал, произвело сию перемену.

 Помянутый князь Гагарин, бывший, как выше упомянуто, в Туле воеводским товарищем, был человек не из далеких и не такой, которой бы известен был по отменной честности своего характера, но подверженной обыкновенным слабостям человеческим, и между прочим зависти и корыстолюбию. Место опухтинское давно уже кололо ему глаза. И как молва повсюду носилась, что он весьма много нажился и получил в короткое время несколько чинов, то все сие производило в нем некоторую зависть и желание увеличить свой достаток, несмотря что имел он и без того довольный, побуждало его давно вожделеть сего, по мнению его, столь прибыточного и выгодного места, и домогаться всячески оного. Но кредит, в каком находился Опухтин у старика–князя, полагал ему в том непреоборимое препятствие. Но как скоро преждеупомянутым образом г–н Опухтин вздумал было проситься у князя в отставку, и потом упросил его дозволить ему остаться еще на несколько времени; то с одной стороны сие, а с другой — обнародование манифеста о учреждении наместничеств, угрожавшее его неминуемо потерянием своего асессорского места, побудило его искать всех возможных средств к согнанию Опухтина с его места, и к убеждению старика–князя к определению его на место оного в богородицкую волость управителем.

 Итак, при помощи одного своего знакомца из тутошних тульских небогатых дворян, но сущего прошлеца и не только умного, но бойкого, хитрого, лукавого и пронырливого человека, которой был к нему как–то вхож и отменно им любим, и приступил он к употреблению всяких происков и хитростей, с одной стороны к согнанию Опухтина с места, а с другой — к убеждению старика–князя к определению его в Богородицк на место оного. Обоим им был каким–то образом знаком и очень дружен любимейший сын старика–князя, известный князь Сергей Сергеевич. И как им известно было, что мог он многое сделать из старика, а особливо при вспоможении старухи–княгини, его матери, то и пошли они сим каналом, и преклонив молодого князя и старушку на свою сторону, приступили тотчас ко всем хитростям и коварствам к доведению Опухтина до того, что он не дождавшись истечения испрошенного им двухлетнего срока, расположился иттить в отставку. Богу одному уже известно, какие и какие употребили они к тому средства, и чем каким принудили Опухтина почти насильно и против хотения проситься в отставку. Не успели они через лазутчиков своих узнать, что Опухтин действительно намерение сие принял, как и бросились в Москву, и настроили молодого князя и княгиню в свою пользу, и умели сим делом так хорошо схитрить и спроворить, что в самой почти тот пункт времени, как получена просьба от Опухтина, явился и тут и молодой князь, и оба они с матерью насели с таким усилием на старика–князя, что сколько он сначала ни упорствовал и никак не хотел определить в Богородицк не коротко ему знакомого, и всех желаемых им способностей неимевшего князя Ивана Ивановича, и сколько он ни отговаривался, но как говорится в пословице, что ночная кукушка перекукует дневную, то не мог и он никак отвязаться от неоступных просьб и любимого сына, и жены своей старушки, и принужден был против хотения своего на их желание согласиться и Опухтина уволить, а на его место определить князя Гагарина. Но сие было уже и последнее деяние старушки–княгини, ибо она в тот же год уже и умерла, и оставила князя доживать свой век с детьми своими.

 Итак, вот каким образом и почему досталось богородицкое управительское место князю Ивану Ивановичу. Сей молодец, не имея ни достоинств таких, какие имел Опухтин, ни свойств его, был совсем не по сему месту, и вместо того, чтобы править волостью на такой же ноге, на какой было правление господина Опухтина, он удержал только то из его поступок, что льстило его корыстолюбию, а в прочем сообщал вместе с помянутым прошлецом, другом своим, и начал волостью управлять совсем не на таких честных правилах, на каких управлял до того Опухтин, и не столько помышлять о исправном наблюдении много трудной по тогдашним обстоятельствам своей должности, как старался единственно о набивании своих карманов и об отыскивании к тому всех удобовозможных способов. В отправлении сего толь многим людям свойственного и для всех бездельников легкого, а только одним честным людям трудного и мудреного ремесла, имел он у себя двух помощников. Один из них был помянутой его, или паче княгини, жены его, задушевной друг, господин Верещагин, по имени Петр Алексеевич. Сей чудной и можно сказать, по уму, способностям и всему характеру своему: прямо удивительный молодой человек был и советником его, и наставником, и помощником, и всем и всем. Чтоб иметь его всегда при себе, и пользоваться его умом и всем проворством, он не преминул тотчас и тем же каналом доставить ему бобриковское управительское место, с определением ему достаточного жалованья и содержания; почему он тотчас и перевез все свое семейство, состоящее в матери, трех сестрах и в брате, в село Бобрики, и занял весь тамошний домик, стесня даже и самого архитектора, а сам жил почти безвыездно в Богородицке у князя в доме, и скоро простяка–князя довел до того, что он во всем плясал по его дудке, и ничего не делал и не предпринимал без его совета и наставления.

 Другим помощником был ему во всем, а особливо в выдумываниях всяких средств к обогащению, один из тамошних старинных подьячих, по имени Иван же Иванович, а прозвищем Варсобин. Сей отправлял тогда при нем секретарскую должность, но не столько был сведущ по делам и способен к отправлению приказных дел, сколько хитр, замысловат и искусен в том же прекрасном ремесле, которое было у всех их главным предметом.

 Итак, при помощи и в совокуплении с сими двумя помощниками и друзьями, и начал он тотчас поворачивать всю волость с бока на бок, сосать из ней и мед и млеко для утучнения своего и без того дебелого тела. А таковая перемена и не преминула сделаться всем тамошним крестьянам чувствительною, и как после я узнал, дошла каким–то образом манием до сведения и до самого старика–князя.

 Всего того я тогда не ведал, а будучи, как упомянуто, своим местом доволен, скоро перестал о Богородицке и думать. Почему и не давал князю никогда и вида не только какого–нибудь на него неудовольствия, но даже и того, что я о помянутой перемене богородицкого управителя и знаю.

 Сим окончился текущий тогда 1775–й год, с окончанием которого окончу я и сие письмо мое, сказав вам, что я есмь ваш и прочее.