Анатолий Уткин - Большая восьмерка: цена вхождения

• Название: Большая восьмерка: цена вхождения
• Автор: Анатолий Уткин
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Политика
• Год: 2006
• ISBN: 5-9265-0271-3

В книге известного политолога и американиста А.И. Уткина рассказывается о том, как в результате горбачевской «перестройки» США сумели одержать победу над своим основным противником в холодной войне — СССР. Получив после крушения Советского Союза фантастические прибыли, США предложили его правопреемнице — современной России — «почетное» восьмое место в элитарном клубе ведущих стран мира.

Соизмеримы ли потери, понесенные нами при вхождении в «большую восьмерку», с приобретениями от членства в ней? Ответ на этот вопрос читатель найдет в данной книге, написанной на основе огромного количества уникальных документальных материалов, недоступных отечественному читателю.

---

Речь идет о неподготовленной, спонтанной переделке страны, которую трудно даже назвать реформированием. А благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад.

После 1988 г. перед Горбачевым встали новые, критически важные задачи. Еще в начале XX в. М. Вебер выдвинул теорию, согласно которой у лидера есть выбор между тремя типами, тремя способами легитимизации своей власти, если он желает сохранить власть и оставить свой след в истории: 1) традиционалистский; 2) харизматический; 3)законотворческий.

В первом случае лидер стремится поддержать традицию, опереться на нее. Проще других это сделать монарху из устоявшейся династии — здесь происходит обращение к чему-то нематериальному. Во втором случае лидер желает проявить исключительные качества (если лидер собственно взрывает традицию, которая к нему может быть враждебной). Второй способ дал очевидную трещину: харизма Горбачева после 1988 г. явственно потускнела. Горбачев не мог стать монархом, ослабевала его легитимация как «революционного» лидера. Оставался третий путь — законотворческий, структурообразующий. Следуя ему, создается некая законоведческая, конституционная база. Потерпев поражения 1988 г., Горбачев, в целях упрочения, легитимации своей власти обратился к раннекоммунистическому традиционализму. Он довольно неожиданно стал часто обращаться к Ленину, говорить об искажениях ленинского пути Сталиным. (Точно также поступал Дэн Сяопин, призвавший на этапе реформ, в конце 1970-х гг., очистить маоизм от наслоений.) Но очень скоро М.С. Горбачев увидел опасность этого пути. Содеянное в 1988 г. не равнялось нэпу (как не равнялось и подлинным реформам Дэн Сяопина) и не было поддержано номенклатурой в той степени, как это было в 1921 г.

В 1989–1991 гг. Горбачев поставил на законотворческий-рациональный процесс легитимации. Социологическая теория выделяет три основания этого пути: формальное признание, неформальная поддержка, повышение значимости лидера вовне. На этом пути самолегитимации своего режима Горбачев пытался найти формальное признание в новом статусе — президента СССР, неформальную поддержку на XIX партконференции и на съездах народных депутатов. Но более всего ему удавалось укрепление третьего основания — внешнего. Теряя поддержку внутри страны, он становился все более популярным за ее пределами («Человек десятилетия», Нобелевская премия и пр.). Такой дисбаланс мог сокрушить психику и более стойкой личности.

Совет Запада России

Лучший совет, который Запад дает современной России, заключается в следующем: хаос и разброд, потеря идентичности и массовое разочарование происходит в России не по причинам материально-экономическим, а ввиду безмерных амбиций, неуемной гордыни, непропорциональных объективным возможностям ожиданий. Запад в лице его лучших представителей искренне и доброжелательно советует понять, что Россия — средних возможностей страна с отсталой индустриальной базой, не нашедшей выхода к индустрии XXI века. Нам честно, откровенно и с лучшими побуждениями советуют уняться, погасить гордыню, прийти в себя, трезво оценить собственные возможности и жить в мире с самими собой, не тревожа понапрасну душу непомерными претензиями и ожиданиями.

А почему бы и нет? Почему нужно, «против моря бед вооружась», в энный раз испытывать свою судьбу, ставить непомерные задачи, звать к практически недостижимым вершинам, будоражить покой современников, настаивать на более славном предназначении страны и всех нас, в ней обитающих? Не лучше ли вооружиться вышеприведенным советом, который полностью согласуется с библейской моралью о смирении неуемной гордыни, не лучше ли спокойно возделывать свой сад без потуг на деятельное участие в мировых делах, без разорительных посягательств на почетное место в мировых советах, без раздражающих Запад слов о якобы имеющей место «обреченности России быть великой державой?»

Увы, дельный совет о смирении, трезвой самооценке и спасительном уходе в обыденность не годится. И вовсе не из-за неких «младотурков», российских самураев, козней невзрослеющего самолюбия или частного умысла. Совет стать средней державой неосуществим по чисто психологической причине, в свете громадного и стоящего крутой горой факта: полтораста миллионов жителей России органически не согласны с участью еще одной Бразилии, с судьбой средней, второстепенной державы. Вы можете словесно — с цифрами в руках блистательно победить в споре о малости, неадекватности наших сил и ресурсов, но вы при всех стараниях не можете имплантировать в национальное сознание готовность согласиться с второстепенным характером международной роли России, ее маргинальности в мире триллионных валютных потоков, глобализации рынка и информатики, в мире недосягаемых высоких технологий. Прочным фактом современной жизни является то, что от балтийских шхер до Берингова пролива новая-старая Россия с удивительной силой тихо, но прочно таит глубинное несогласие с западным историческим анализом, с логикой жестоких цифр, с предрекаемой второстепенной судьбой.

И в обеих столицах и в провинции, в негромких беседах раздаются суждения, что это не в первый раз — страна распадалась и исчезала в 1237, 1612,1918 годах, она стояла на краю гибели в 1709,1812,1941 годах, но восставала в 1480,1613,1920, 1945 годах. И этот национальный код невозможно изменить, он не только живет в массовом представлении, он составляет его сущность, являясь основой национальной психологической парадигмы.

Хорошо это или плохо? Наверное, плохо для ультрасовременных ревнителей глобализации, кто делает ставку на «нор-мальную» страну, кто с наилучшими намерениями жаждет рекультуризации, торжества нового рационализма разместившегося между Азией и Европой народа. Увы, с реальностью следует обращаться всерьез: Россия была, есть и будет такой, какой она живет в воспоминаниях, восприятии и мечтах ее народа. И населяющий ее народ, что бы ни говорили ему иностранные или доморощенные витии, считает заведомо плохим уход с международной сцены.

Наверное, хорошо, если видеть в национальном самосознании и гордости основу гражданственной жертвенности. Английский писатель Ричард Олдингтон писал о патриотизме как о «прекрасном чувстве коллективной ответственности. Уникальное ли это явление? Отнюдь. Если размышлять над судьбами хрестоматийных фаворитов второй половины XX века (скажем, над возрождением Германии или Японии), мы не поймем секрета их общепризнанного успеха, если не усвоим главного секрета их успеха — даже в годину национального поражения эти народы сохранили неколебимое самоуважение, веру в свою звезду, своего рода «коллективное помешательство» в виде несгибаемой уверенности в воссоздании своего могущества, в. конечном занятии почетного места в мировой семье народов. То было главное основание, без которого целенаправленный упорный труд не получил бы формы, стимула и постоянства.

Кого-то смущает сравнение с прежними тоталитарными агрессорами? Обратимся к классическим демократиям. В главных испытаниях прошедшего века лидеры ведущих демократических стран обращались к беспроигрышному элементу, к чувству национального самосознания, уязвленной гордости обиды за униженную объективным ходом событий страну. Президент Ф.Д. Рузвельт на все лады использовал формулу, что «мы, американцы — как народ — не можем, будучи вместе, потерпеть поражение». Это относилось и к Великой депрессии и к Второй мировой войне. Уинстон Черчилль в самый мрачный для своей страны час обращался к немеркнущим примерам патриотизма королевы Елизаветы Первой, не склонившейся перед Великой Армадой, к образам герцога Мальборо и адмирала Нельсона. Президент де Голль говорил о Франции како «мадонне с фресок». Мы напоминаем умонастроение лидеров демократических стран, а не самоослепленных национал-диктаторов. В чувстве обостренного патриотизма есть жизненно важный потенциал, который с блеском использовали Вудро Вильсон, Дэвид Ллойд Джордж и несчетный сонм борцов с национальным самоограничением.

Народы готовы вынести многое, когда их «осеняют праведные знамена». И напротив, сервильность вождей ведет их в долину национального забвения (чему пример — недавняя российская история). В этом плане смена кремлевского руководства характерна именно обращением к общему и общепонятному чувству. То, что было благом для других стран в их трудный час, не может быть абсурдно кокетливой претензией в трудный час России. Эта глубокая вера в общую судьбу является важнейшей предпосылкой упорного труда на долгом пути возвращения, вдохновенной творческой мысли наших ученых, спокойной уверенности учителей грядущих поколений, созидателей материальной основы новой экономики. Это та основа, на которой можно строить будущее. Если бы этой веры в себя и свою судьбу не существовало, на национальной истории можно было бы поставить крест. Но именно на вере в себя и в свое будущее покоится могущество современных гигантов — тех держав, чьи могущество и усилия определят ход XXI века. Откровенная цель — не попасть на задворки истории.