Анатолий Уткин - Большая восьмерка: цена вхождения

• Название: Большая восьмерка: цена вхождения
• Автор: Анатолий Уткин
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Политика
• Год: 2006
• ISBN: 5-9265-0271-3

В книге известного политолога и американиста А.И. Уткина рассказывается о том, как в результате горбачевской «перестройки» США сумели одержать победу над своим основным противником в холодной войне — СССР. Получив после крушения Советского Союза фантастические прибыли, США предложили его правопреемнице — современной России — «почетное» восьмое место в элитарном клубе ведущих стран мира.

Соизмеримы ли потери, понесенные нами при вхождении в «большую восьмерку», с приобретениями от членства в ней? Ответ на этот вопрос читатель найдет в данной книге, написанной на основе огромного количества уникальных документальных материалов, недоступных отечественному читателю.

---

Патриотизм — то общественное чувство, которое на современном языке может быть определено как гражданская идентичность или ощущение принадлежности своей стране. Сегодня в условиях плюрализма идентичностей можно ощутить себя главой семьи, группы, класса, жителем региона или членом профессиональной группы, но связать все это воедино может лишь гражданская идентичность, на уровне чувств предстающая как патриотизм. «Помимо прочего, патриотизм, — писал Г. Бокль, — служит борьбе с суеверием: чем более мы преданы нашей стране, тем менее мы преданы нашей секте». Строго говоря, патриотизм — это не более, чем чувство коллективной ответственности.

Те, кто ссылаясь на этимологию, видит в патриотизме реликт патриархального общества, плохо знает Запад: проявления национальных чувств и патриотизма французов, неистребимая верность англичан своей стране, стойкая направленность немецкого сознания на защиту национальных интересов, впечатляющая испанская гордость, повсеместная итальянская солидарность и наиболее впечатляющий американский опыт — вывешивание государственного знамени на своих домах, пение государственного гимна перед началом сакрального действа в любом молитвенном доме, в церкви любого вероисповедания и т. п.

Всюду в мире как непреложные условия жизнедеятельности существуют общественное проявление любви к стране своего языка, неба, хлеба и детства. И российская интеллигенция всегда соединяла в себе два начала — знание Запада и любовь к своему отечеству. Наверное, незнание простительно, ошибаться свойственно человеку. Но если ослаб второй элемент, нужно говорить о кризисе российской интеллигенции.

Когда часть интеллигенции сказала себе, что «их» страна — это «эта» страна? Наверное, когда оказались неосуществимыми идеалы, казавшиеся столь очевидно привлекательными, когда эти идеалы столкнулись с сопротивлением и непониманием, с косностью населения. Когда формула «хотели как лучше, а получилось как всегда» подчеркнула заколдованность российского круга модернизации и цели реформаторов существенно сдвинулись в сторону личных. Может ли характеристика «эта» возобладать над определением «наша»? Видимо, может. Для этого должна быть разрушена связь между людьми (главная характеристика коллективистской страны) — чтобы исчезли мы, а утвердилось множественное «я». Чтобы выветрилась под напором цинизма коллективная память, «любовь к отеческим гробам», чтобы окружающим стало совсем неловко от признания в любви к многострадальной отчизне с ее гипсовыми постаментами и фанерными звездами. Бесстрастно завершена люмпенизация населения, перевод его в режим естественного выживания, войны всех против всех. Но тогда, пожалуй, не будет не только нашей, но и этой страны.

Американцы смотрят на Советский Союз

С приходом в 1981 году крайне правого республиканца Рональда Рейгана в Белый дом трудно было представить себе, что он пять раз будет встречаться с руководителями «империи зла» — вождями Советского Союза. Не будем обольщаться. Как пишет Раймонд Гартхоф, «прогресс в двусторонних отношениях произошел только в тех областях и только в той мере, в какой советская сторона готова была принять американскую позицию. Взаимное сближение в период между 1985 и 1988 годами произошло только там, где Горбачев изменил советскую позицию и принял вместо нее американскую позицию. Несомненно, это создало внутренние трудности для Горбачева… Новый детант был основан не на признании взаимных интересов, но на советской капитуляции. Теперь перед Горбачевым встала задача оправдать свою внешнюю и оборонную политику, доказать, что происходящее служит и советским интересам»8.

В стремлении понять огромную державу на севере и северо-востоке Евразии думающая Америка создала более двухсот центров советологии. Изучению подверглась история России, особенности советского периода, социальный и национальный факторы в том СССР, каким он вышел на финальную прямую своего исторического существования. Сложились три школы анализа и интерпретации Советского Союза и его стратегии в мире.

Первая школа доминировала в американской советологии начала 1980-х годов во многом под влиянием советского вторжения в Афганистан и выходом вперед в американской политической элите правых республиканцев во главе с Рональдом Рейганом. Безмятежно и бестрепетно эта школа назвала Советский Союз (устами президента) «империей зла» и свято верила в созданное чудовище. Эта группа интерпретаторов искренне полагала, что целью Москвы является коммунизированный мир и подмятый под московскую пяту Запад. С точки зрения этой школы, Советский Союз был воплощением тоталитаризма, он рисовался как беспредельно могущественный и способный на действия в глобальном масштабе. Советская угроза, угроза страны, «беспредельно» могущественной на всех континентах и во всех океанах приводила в трепет самих представителей этой алармистской школы.

Соответственно, оптимальной стратегией президентом Рейганом и его военными министрами Каспаром Уайнбергером и Ричардом Чейни виделось массированное военное строительство, рассчитанное на долговременное военное соперничество «по всем азимутам». Идеалом виделось прямое противостояние Советскому Союзу, наращивание американской мощи, дисциплина в Западном союзе, контроль надо всем «свободным миром», жесткое повсеместное противостояние коммунизму. Эта школа была особенно влиятельна в начале 1980-х годов.

Самыми выдающимися представителями алармистской школы являлись Ричард Перл, Каспар Уайнбергер, Ричард Пайпс, Уильям Кейси, Уильям Кларк, Доналд Риган, Джин Киркпатрик, Ричард Чейни. Что касается самого президента Рональда Рейгана9, бывшего своего рода знаменем этой школы, то он несомненно возглавлял алармизм между 1981 и 1985 годами. В дальнейшем президент-ястреб стал дрейфовать в направлении прагматической школы, что видно из саммитов в Женеве, Рейкьявике, Москве.

Вторая школа исходила из анализа внешнеполитического поведения СССР, а не из особенностей его идеологии, структуры его общества, примет его исторического прошлого. Эта школа также рассматривала Советский Союз как противника, но противника геополитического. Эта школа обращала внимание на то, что во внешней политике Москва постоянно демонстрировала не наступательные авантюристические манеры, не склонность к рискам и безоглядности, а очевидную сдержанность, практичность, умеренность и оппортунизм. Этой школе подходит название прагматичная. Ее сторонники отнюдь не исходили из тезиса о непримиримой враждебности Кремля, они видели возможности глубокого воздействия на советскую систему вплоть до фактического манипулирования ею — используя фактор жесткого единоначалия и потери коммунистической верхушкой мировоззрения, убедительного для конца XX века. Представители этой школы придавали исключительное значение переговорам, встречам на высшем уровне, личным контактам, персональным привязанностям. Они твердо верили в возможность воздействия на гигантскую централизованную систему, начинающую терять политико-идеологические ориентиры.

Эта школа объединила весьма существенную часть американского политического истеблишмента. Это представители разных вариаций детанта Никсон, Киссинджер в 1970-х годах В период президента Джимми Картера шла постоянная борьба между геополитическим подходом Збигнева Бжезинского и интерактивной позицией государственного секретаря Сайруса Вэнса. Президент Джордж Буш-старший и его госсекретарь Джеймс Бейкер вначале занимали скорее прагматические позиции, но ввергнутые в горбачевскую эпопею, стали олицетворением третьей школы, школы интерактивности.

Представители третьей школы, которая может быть названа интерактивной, не верили ни в идеологическую зашоренность Кремля, ни в якобы взращенные там геополитические схемы. Они не верили ни в мертвые принципы, ни в принципы механического соревнования. Максимально релевантной для объяснения поведения СССР на внешней арене им представлялась та идея, что внешнее соревнование само по себе порождает соревновательную динамику. Столкновение интересов, наравне с противоположным по направленности миро-объяснением, порождает затяжной конфликт, имеющий гигантскую инерцию. Между идеологами и геополитиками сторонники интерактивной школы склонялись к последним (не во всем разделяя их механистические убеждения). Сторонники этой школы по-разному объясняли причины, характер и особенности поведения советского государства, но они видели в этом поведении огромный элемент реактивного противостояния, стремления противостоять Соединенным Штатам как решающим образом меняющей весь мир силе. Намерения и цели Советского Союза могли быть очень разными, но они чаще всего противодействовали установлению противоборствующей американской системы как таковой. Представители этой школы отказывались принимать некую цельность подхода Кремля к мировым событиям. Более того, они видели исключительно большую долю прагматизма в работе советской системы и верили в реальность воздействия на нее, в реальность очень глубокого воздействия на нее. С их точки зрения, советский мир, хотя и был определенно замкнутым, но воспринимал многообразие и был определенно открыт внешнему воздействию.