Владимир Возовиков - Сиреневые ивы

• Название: Сиреневые ивы
• Автор: Владимир Возовиков
• Жанр: История

---

Левшина немножко злило вызывающее безразличие Сизякова ко всему вокруг, прерываемое нервическими вспышками. Он не хотел и не мог снисходительно отнестись к товарищу, которого первое жизненное осложнение выбило из колеи. Но Левшин, несмотря на свою молодость, уже постоянно чувствовал себя политработником, и ни один человек в мире не догадался бы сейчас о его злости. Потому что ответить вызовом на вызов значило только натянуть отношения и окончательно испортить настроение лейтенанту. А между тем учение всегда требует от людей спайки, взаимопонимания, боевого настроя. К тому же сегодняшнее состояние лейтенанта можно было отчасти понять.

Левшин и сам некоторое время командовал взводом, Он ценил в Сизякове энергию, решительность, властность, опирающуюся на крепкие военные знания и молодой задор. Но Левшин знал и слабость товарища. Когда что-либо не ладилось, когда случалась неприятность, выдержка нередко изменяла лейтенанту. Его энергия переходила в суетливость, решительность - в заносчивость, а командирская властность граничила с грубостью. Так что сегодняшний срыв не был случайным. Неумение лейтенанта владеть своими чувствами можно было отнести на счет молодости, но заместитель по политчасти хорошо знал: всякая слабость в человеке, если он с нею вовремя не справится, может укорениться, стать чертой характера. А ведь командир не вправе переносить в сферу служебных отношений свои душевные неурядицы. Если он будет в зависимости от настроения давать подчиненным оценки, поощрять их и наказывать, ему никогда не завоевать авторитета и уважения. Малейшая его необъективность, а тем более несправедливость даже к одному человеку способна ранить многих. Вот и сегодня: сорвал Сизяков свое плохое настроение на сержанте - все мотострелки взвода угрюмоваты и апатичны.

Левшин и раньше задумывался о том, как научить лейтенанта владеть собой. Присматриваясь к Сизякову, он убедился, что Александру недостает глубокого внимания к солдатам и сержантам, теплоты во взаимоотношениях с ними, которую командир может и не проявлять внешне, но которую обязан поддерживать в себе. Сизяков не меньше других офицеров гордился достижениями своего взвода и огорчался его неудачами. Но при всем том солдаты и сержанты были для него только подчиненными, которые должны исполнять его волю, и не более. Он словно забывал, что имеет дело с живыми людьми, способными запоминать плохое и хорошее, что-то одобрять в душе и что-то порицать, испытывать обиду и благодарность, любовь, сочувствие и неприязнь, что они оценивают поступки начальника, составляя свое мнение о нем. Командир, глубоко уважающий подчиненных, никогда не забывает об этом, Он заботлив в своей требовательности, справедлив в оценке людей. Он взвешивает каждое слово, которое обращает к ним, каждый поступок, который совершает. Воспитывая подчиненных, он воспитывает и себя, ибо без этого его рост немыслим. Такой командир бывает любим как отец, если даже подчиненные - его ровесники.

Левшину не раз хотелось откровенно потолковать с Сизяковым, но разговор откладывался. Заместитель по политчасти искал нужных слов и повода для беседы, представляя себе всю ее сложность. Нужны были обстоятельства, которые заставили бы лейтенанта Сизякова понять: между ним и его взводом существуют связи более глубокие и сложные, чем он их себе представляет. И связи эти важно беречь, всячески укреплять, а не разрушать в порыве минутной вспышки. Сегодня Левшину казалось: подходящее время настало и надо лишь помочь обстоятельствам...

Равнина сменилась холмами. Гуще и чаще пошли березовые перелески. Длинное стальное тело батальона разламывалось на ротные колонны, и они расползались, дробились на взводные, рассредоточиваясь по опушкам полян. Гул двигателей сменили птичьи концерты. Левшин встал во весь рост на броне, осмотрелся, и глаза его словно оттаяли. Солнце уже поднялось над перелесками, и ковер весеннего разнотравья сверкал росой и цветами. Цвели мята, кукушкины слезки, медуница, и свежайший березовый воздух пахнул всеми ароматами сибирской лесостепи.

- В такое утро, - весело сказал Левшин, - родятся счастливые.

Сизяков молча спрыгнул на землю и направился к БМП командира роты. Он не замечал, что некоторые солдаты вылезли из машин без команды, что один из водителей закуривает, высунувшись из открытого люка. Левшин опять нахмурился, быстро догнал командира взвода.

- Вот что, Александр, - негромко заговорил он. - Ты мне сегодня не нравишься.

Левшин досадливо поморщился.

- Пойми, требует этого чувство справедливости. Ты обидел подчиненного, причем совершенно несправедливо. Ведь комплекты были вынуты из танка по приказанию старшины.

- Теперь знаю.

- Надо было раньше знать. Стеценко - сержант дисциплинированный и честный, а ты даже выслушать его не захотел. Грубость способна и хорошего человека сделать плохим, а недисциплинированному дает повод для пререканий.

Сизяков промолчал, и старший лейтенант, улыбнувшись, добавил:

- Тебе-то теперь надо почаще размышлять над педагогикой, товарищ папаша! - И он шутливо толкнул лейтенанта в плечо.

- Какой я папаша? - огрызнулся Сизяков. - У меня жена рожает, а я мотаюсь черт знает где.

Заместитель по политчасти осторожно взял собеседника за локоть.

- Ты, Александр, хороший муж, а это значит почти то же, что хороший мужчина. Но ты зря думаешь, будто один на этом свете озабочен своим ребенком. Твои заботы ему еще потребуются, но сейчас ему нужны руки доктора.

Старший лейтенант несколько секунд шел рядом молча, отводя росяные ветви, потом, улыбаясь, заговорил:

- Когда моя Алка собралась подарить мне дочь, я стоял в карауле. До госпиталя - полсотни километров. Как назло, "санитарка" забарахлила. Все женщины в доме всполошились. Позвонили командиру - он немедленно вызвал свою машину и сам возглавил "операцию" по отправке. Естественно, все прошло блестяще. А у тебя куда проще обстоит дело...

Он вдруг загородил дорогу Сизякову и потребовал:

- Да перестань ты киснуть! Не на повивальную бабку жену оставил все будет в порядке, тебе говорят... Придет время - спросит сын или дочь: "Папа, а что ты делал в день моего рождения?" И вспомнишь: бездарно руководил взводом на учениях.

Сизяков засмеялся.

- Ну вот, теперь тебе можно являться перед командиром. Мне тоже пора браться за дело. - И старший лейтенант быстро направился к ближним машинам.

Выслушав распоряжения командира роты, Александр старался сосредоточиться на предстоящей задаче, однако никак не мог погрузиться в привычную атмосферу дел и забот. Внешне он овладел собой, но в нем по-прежнему сидел накаленный уголек беспокойства, жег и раздражал, мешал думать, толково руководить подчиненными. Не глядя на своего заместителя сержанта Стеценко, он сухо и кратко отдал ему распоряжения по охране и обороне позиции взвода и, хотя еще оставалось время, направился к пункту сбора для офицеров батальона. Предстояла поездка на рекогносцировку.

Сержанта Стеценко заместитель командира роты по политчасти застал за проверкой вооружения.

- Обиделись на командира? - спросил Левшин.

Сержант вспыхнул:

- Что вы, товарищ старший лейтенант! На строгость не обижаются.

- Вот и правильно.

Левшин, щурясь, оглядывал подошедших мотострелков. Улыбка у него открытая, лучистая и чуть-чуть заговорщическая. Смотришь на него, и кажется - он знает про тебя такое, о чем ты сам лишь догадываешься. На его улыбку невозможно отвечать хмурым взглядом и недоверчивостью, хотя никогда не угадаешь, что за ней скрыто. Вот как теперь.

- Чего расцвели? - неожиданно сердито спросил Левшин. - Думаете, я любуюсь вашим видом? Ничуть. От ваших расстегнутых воротничков и кое-как затянутых ремней мне грустно.

Солдаты смущенно начали заправляться.

- Отлично. А теперь у нас деликатная беседа... Командир ваш в некотором роде именинник. Если не сегодня, так завтра будет им наверняка.

- Знаем, - вновь заулыбались солдаты.

- И я подумал, - продолжал старший лейтенант, - что имениннику подарок полагается.

Солдаты молча переглянулись. Ответил за всех комсомольский групорг взвода:

- Да где мы его возьмем в поле? Вот вернемся, тогда...

- Я знаю, - неожиданно заявил сержант Стеценко. - Я знаю, какой подарок самый хороший для командира. Бери, комсорг, боевой листок и записывай наши обязательства на учение...

В продолжение этого двухминутного собрания старший лейтенант не проронил ни слова. Его вмешательство не требовалось. Он лишь одобрительно улыбался солдатам и сержантам, и глаза его, казалось, говорили: "Я же знал, чего вы хотите. Я знаю, что и дальше окажетесь молодцами".

А когда мотострелки единогласно утвердили решение, заместитель по политчасти, построжав, сказал:

- Теперь за дело. Ваш вызов на соревнование я передам второму взводу. На прошлых учениях он всех побил. Сегодня - ваша очередь.