Владимир Возовиков - Сиреневые ивы

• Название: Сиреневые ивы
• Автор: Владимир Возовиков
• Жанр: История

---

Леонид Трофимов - о себе:

- Кажется, я люблю самолеты с тех пор, как помню себя. Мальчишкой провожал глазами каждую крылатую машину, пока не скрывалась за горизонтом. Летчики всегда представлялись мне людьми богатырской силы, смелости и доброты. Еще в школу не поступил, а уже бегал с ребятами на поле нашего ростовского аэропорта, благо это недалеко. Тогда пределом мечтаний было забраться в кабину самолета, но, разумеется, нас к машинам близко не подпускали, и на летчиков мы смотрели издалека.

Однажды в аэропорту появился летчик-офицер. Был какой-то праздник, и на кителе его сверкало множество наград. Этот очень приветливый внешне человек околдовал нас. Летчик, видно, ждал кого-то, посматривал на часы, беспокойно расхаживал, а мы, соблюдая некоторую дистанцию, следовали за ним по пятам. Он скоро заметил наш эскорт, засмеялся, присел на лавочку, подозвал нас к себе, открыл чемодан и стал угощать кусочками рафинада. Тогда, в конце сороковых, сахар был лакомством. Но все же нас больше интересовали ордена летчика. Осмелясь, стали расспрашивать его о войне, он заговорил и увлекся. Слушали мы, затаив дыхание. Сколько лет минуло, а я вот запомнил, что летал он на боевых истребителях - "яках", трижды горел, получил четыре ранения. Еще запомнилось, что воевал он в одной эскадрилье с каким-то Ханом и больше рассказывал о нем, чем о себе. Уже позднее в книге прочел я о подвигах Амет-Хана Султана, прославленного аса, дважды Героя Советского Союза, - вот о ком рассказывал тот летчик, дядя Андрей, как он назвал нам себя. Долго потом вспоминали мы встречу, гордились перед сверстниками, что с нами разговаривал настоящий боевой пилот, сбивший десяток фашистов. Увидеть нам его больше не довелось, но каждому из нас, бредивших авиацией, запомнился совет дяди Андрея: старательно учиться и непременно заниматься спортом, потому что без этого о небе и мечтать нечего.

Учился я потом, надо сказать, довольно прилежно. Уже после первого класса, начитавшись о покорителях небесных просторов, устроил прыжки с зонтиками с крыши сарая. Были тогда зонтики редкостью, но мы набрали их шесть или семь штук и, понятно, все до единого переломали. Мне, как организатору, досталось больше всех, и не столько за поломанные зонтики. Узнав о наших прыжках, родители всерьез перепугались. Меня даже стали считать опасным озорником, но первый урок мне впрок не пошел. Через месяц в голову пришла новая идея - соорудить гигантский змей и подняться на нем в воздух. Простыни показались нам вполне подходящим материалом, добыли мы их три штуки и принялись за дело. Закончить его, однако, не удалось. Кто-то из ребят, не выдержав, похвастал дома, что мы скоро станем летать, и снова я получил изрядную нахлобучку. Обидно было, что взрослые не ценят наших высоких устремлений, но мне пришлось все же дать слово родителям вести себя послушно и никаких полетов впредь не затевать. Слово это я сдержал во втором классе у человека уже появляются кое-какие принципы.

В школе с пятого класса занимался в авиамодельном кружке, перечитал все книги об авиационной технике, попадавшие в руки; о Чкалове, Байдукове, Громове, Покрышкине, Кожедубе и других знаменитых летчиках узнал, кажется, все, что можно было узнать. Школьному кружку я до сих пор благодарен - он дал мне первые реальные представления об авиации, ее истории и героях, а главное - утвердил в решимости бороться за свою мечту.

И все же в кружке утверждалась только мечта, а путевку в небо мне дал ДОСААФ. В тот день, когда меня зачислили курсантом в Ростовский аэроклуб, я помянул добрым словом боевого летчика-фронтовика дядю Андрея, чей совет на всю жизнь врезался в мою память. Во-первых, знания и закалка помогли сразу поступить в аэроклуб, во-вторых, привычка к занятиям и закалка очень помогли совмещать работу с учебой в клубе. С наслаждением грыз я гранит авиационной науки, осваивая теорию полетов и материальную честь машин. А когда через полгода наземной подготовки приступили к полетам, этот день для нас, курсантов, стал самым большим праздником.

Мне очень повезло на наставника. Им оказался летчик-фронтовик, кавалер многих боевых орденов Василий Петрович Бугаев. Человек, влюбленный в небо и в свою профессию, он умел заразить курсантов той же любовью и уважительным отношением к делу, которое мы выбрали. И еще он умел, передавая нам свои знания, мастерство, опыт, вложить, в каждого частичку своего характера. Сам он провел не одну тысячу часов за штурвалами почти всех типов боевых самолетов, и, если начинал рассказывать о боевой практике - своей и своих товарищей, - мы готовы были слушать его часами.

Под руководством Василия Петровича Бугаева мне довелось много раз выполнять учебно-тренировочные полеты. Один эпизод никогда не сотрется в памяти. Летним солнечным днем я отрабатывал фигуры высшего пилотажа на Як-восемнадцать. В кабине инструктора находился Василий Петрович. Набираю высоту тысяча пятьсот - тысяча шестьсот метров, затем, снижаясь, за определенный промежуток времени выполняю ряд фигур, предусмотренных упражнением. Все идет хорошо. Но вот на очередном заходе я увлекся "бочками", усложнил фигуру, может быть, безотчетно желая блеснуть перед боевым летчиком, которого все мы любили, хотя и знали его строгость, - и вышел из заданной высоты, сорвался в штопор. Не готовый к такому обороту дела, я растерялся. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, не будь рядом наставника... Когда приземлились, Василий Петрович вопреки моим ожиданиям не устроил разноса перед всеми курсантами, не отстранил от полетов, чего я особенно боялся. Он самым тщательным образом разобрал мои действия, потом очень серьезно и строго сказал: "Запомни, юноша, на всю жизнь запомни, если хочешь летать: истинный летчик никогда не позволит себе в полете делать то, к чему не готов. Инструкция не догма, она - закон. Ее не в кабинетах выдумали. Она для нас подготовлена опытом всех поколений летчиков, и нередко этот опыт добывался ценой крови и жизни".

По сей день помню, до чего неловко я себя чувствовал, Словно я, курсант, которому уже доверили самолет, сыграл роль восьмилетнего мальчишки, прыгающего с зонтиком с крыши сарая...

Два напряженных года в аэроклубе ДОСААФ пролетели как один день. Я научился пилотировать не только Як-восемнадцать, но и вертолет Ми-один. Если бы потребовалось, мог после некоторой летной подготовки сесть за штурвал боевого самолета...

В шестьдесят шестом меня приняли в Кременчугское летное училище гражданской авиации, а уже через полгода я прошел ускоренный курс. Без учебы в аэроклубе ДОСААФ это было бы невозможно. Те, кто пришел со мной в училище, не имея за плечами этого багажа, учились по другой, трехгодичной, программе. Затем - работа на Ми-четыре, на Ми-один в сельскохозяйственной авиации в Грузии. На обработке садов и плантаций приходилось совершать по пятьдесят - шестьдесят вылетов и посадок в день. Вот это была практика!.. А потом - возвращение в ставший родным для меня Ростовский аэроклуб ДОСААФ на должность летчика-инструктора. Я сам стал наставником курсантов, и всегда был для меня примером Василий Петрович Бугаев. Его советы, запавшие в душу, его требования, подход к людям не раз выручали меня в работе. А те слова, что он сказал мне однажды, сам я при всяком случае повторял любителям острых ощущений, и всякий раз они заставляли ребят задумываться. В самом деле, когда сталкиваешься с летным происшествием, обязательно узнаешь: за ним стоит нарушение инструкций, слабая подготовленность пилотов, неумение сразу принять решение либо несогласованность членов экипажа.

В том, что судьбу свою пилоты держат в собственных руках, я снова убедился несколько лет спустя, когда уже летал на замечательной машине Як-сорок и однажды пришлось сажать ее на двух двигателях. Все прошло без сучка и задоринки, потому что экипаж действовал по летным законам и правилам, согласованно и хладнокровно, с полной верой друг в друга, с твердым знанием возможностей техники.

Сейчас я летаю во многие страны мира. И если над любым континентом, в любой обстановке меня никогда не покидает чувство уверенности - это оттого, что рядом со мной товарищи, которых я хорошо знаю и в которых крепко верю. Потому что в каждом из них замечаю те самые черточки и повадки, которые мне всегда нравились в настоящих летчиках и которые я стремился развить в себе. Это ребята нашей, советской авиационной школы, которых в небе отличают железная дисциплина и хладнокровие, профессиональное мастерство и слаженность, дружба и уверенность в товарище. А еще - любовь к небу и любовь к родной земле, где нас помнят и ждут. На таких ребят можно положиться.

В ту черную тропическую ночь, когда необычно тяжелый Ту-154, выполнив последний маневр, вышел на посадочную прямую с горящими фарами и ревущими двигателями, на скорости 325 километров (надо было держать в воздухе эту громадную массу!) устремился к бетонной полосе, командир корабля Трофимов знал твердо: если и в этот последний, может быть, самый трудный миг не ошибется он, его ребята не ошибутся. Трофимов был уверен, что не ошибется, - не имел он права на ошибку. И все же ему было спокойней и легче оттого, что второй пилот Борис Приходько, как и он сам, крепко сжимает штурвал, всегда готовый подстраховать командира. Он словно чувствовал тепло и силу рук второго пилота, как чувствовал руки и плечи всех членов экипажа, включая тех, кто нес свою вахту в салоне, среди пассажиров...