Эдуард Эррио - Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

• Название: Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936
• Автор: Эдуард Эррио
• Издательство: Издательство Института международных отношений
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

Имя Эдуарда Эррио хорошо известно советским читателям. Видный французский политический и общественный деятель, бывший многократно главой правительства и министром Третьей республики, почетный председатель Национального собрания в Четвертой республике, лидер Республиканской партии радикалов и радикал-социалистов, член Французской академии, эрудит и тонкий знаток французской и мировой культуры, Эдуард Эррио пользовался заслуженным признанием и широкой известностью не только на своей родине, но и далеко за ее пределами. В течение многих десятилетий, особенно в период между двумя мировыми войнами, он был в самом центре крупных политических событий своей родины, а также в значительной мере и всей международной политической жизни. Он был не только ее современником и наблюдателем, но во многом и ее участником. Среди мемуаристов той эпохи мало найдется таких, кто был бы также хорошо осведомлен о всех сложных перипетиях политической борьбы, о ее тайных скрытых пружинах и закулисных маневрах, как Эдуард Эррио. Он много видел и много знал. Уже с этой точки зрения его мемуары представляют большой интерес. Не будет преувеличением сказать, что всякий, кто хочет изучить развитие политической борьбы во Франции, или историю международных отношений 20-30-х годов нынешнего столетия, или даже просто ознакомиться с этой эпохой, не сможет пройти и мимо мемуаров Эррио.

---

Г-н Леон Блюм отказывался действовать в соответствии с доктринами своей партии, которые отличались бы от этой программы; он выразил готовность присоединиться к любому проекту, «охватывающему проблему во всей совокупности, ибо ее нельзя было ни обойти, ни расчленить». «Продолжая медлить, – заключал он, – правительство рискует утратить свою независимость и суверенитет в отношении денежных магнатов. Допуская рост цен либо безработицу, а также пойдя на отказ или на неизбежное откладывание всякой сколь-нибудь значительной реформы, правительство может обмануть те надежды, которые страна возлагала на изменение большинства, и толкнуть ее к самым тщетным и самым опасным из всех иллюзий, к тем иллюзиям, которые порождаются деспотическими формами власти или анархическими формами насилия…»

В подобных взглядах нельзя было усмотреть ничего специфически социалистического. Что могло быть более справедливым, чем призыв к богатству, дабы ликвидировать издержки войны, которая унесла столько французских жизней, после этого трагического испытания, послужившего обогащению стольких людей? Разве простые люди не выполнили своего долга? Разве призыв спасти нацию в минуту опасности является демагогией? После 1870 года, когда Франция переживала величайшее горе, гг. Карейон-Латур, Филиппото и генерал Шанзи потребовали, чтобы движимый и недвижимый капитал всех французов был обложен чрезвычайным налогом, пока не будет покрыта сумма контрибуции в 5 миллиардов. В 1893 году Казимир-Перье хотел обложить приобретенные состояния; в 1920 году гг. Дюваль-Арну, Белле, Дариак, Анри Ориоль, Луи Марэн и Кольра объединились, чтобы предложить под номером 715 проект резолюции, где значилось: «считая необходимым… чрезвычайное обложение состояний, исключительно с целью помощи восстановлению пострадавшей Франции и погашения части национального долга, мы требуем немедленного создания чрезвычайной парламентской комиссии для подготовки проекта».

15 апреля 1920 года я заявил в палате депутатов, что нас не должна пугать перспектива налога на капитал. В Англии он был введен по инициативе партии консерваторов. В августе 1916 года статья в «Таймс» предложила на обсуждение публики идею введения этого налога. В январе 1918 года г-н Бонар Лоу высказался в его пользу в палате общин. «Конечно, налог на капитал трудно установить, – говорил я, – и мы слишком заботимся о правде, чтобы не признать и не заявить об этом вместе с нашим генеральным докладчиком. Но вопрос о нем надо изучить без предвзятости; нужно попытаться, проявив горячую настойчивость, положить конец этой политике займов, являющейся в конце концов политикой крайних мер». Мой коллега Ренар и я поддерживали следующее предложение: «Палата… желая, чтобы восторжествовали традиционные принципы республиканской финансовой политики, то есть преобладание прямых налогов над косвенными, предлагает правительству предусмотреть начиная с 1921 года чрезвычайное обложение состояний, с тем чтобы уменьшить государственный долг и положить конец обременительной политике займов».

В нашей стране всегда заявляли, будто бы налог на капитал невозможно установить. Однако чехословацкое правительство ввело его законом от 8 апреля 1920 года, и баланс банковского департамента пражского министерства финансов показал, что к 25 февраля 1925 года этот закон уже дал сумму в 4,5 миллиарда чехословацких крон.

Как писал в докладе, опубликованном в «Ревю политик э парлемантер» от 10 февраля 1926 года, г-н Солери, бывший министр финансов Италии, общественное мнение наших соседей особенно благоприятно относилось к налогу на капитал, щадившему труд и потребление. Сами богачи готовы были пожертвовать частью своего состояния во имя политического и социального спокойствия. Обложение капитала в Италии должно было принести в целом от 10 до 12 миллиардов. Это обложение, писал г-н Солери, смогли провести без потрясений, без экономических крахов, без утечки капиталов за границу; сама основа налога давала уверенность в том, что дело шло о чрезвычайной контрибуции, которая уплачивалась раз и навсегда. Правда, итальянское общественное мнение благоприятствовало этому трудному и не лишенному опасности опыту. И я поневоле задавал себе вопрос, не является ли Франция, чья финансовая политика во время войны была такой неосторожной и такой инертной, не является ли она в денежном вопросе самой реакционной страной в мире?

Совет министров занялся этим вопросом 1 апреля. Г-н Клемантель охарактеризовал положение и представил проект увеличения некоторых налогов. Но значительным большинством правительство высказалось за более широкие меры. Совет разошелся в половине второго ночи, после длительного обсуждения, постановив не допустить инфляции в ее обычной форме.

1 апреля я уведомил управляющего Французского банка, что необходимые меры будут предложены на рассмотрение парламента в следующий понедельник и что правительство берет на себя ответственность добиться быстрого голосования, во всяком случае до роспуска палат.

2 апреля г-н Клемантель объявил с трибуны сената, что он намерен безотлагательно предложить парламенту следующие меры:

1. Временно разрешить, впредь до развития собственных операций банка, увеличение лимита эмиссии банкнот, предназначенное исключительно для нужд торговли, под двойное обеспечение векселями за тремя подписями, увеличивая таким образом портфель, и золотыми долларами займа Моргана, который только что увеличил наличность банка.

2. Создать новые источники дохода для казначейства с помощью временной, фискальной меры, могущей дать немедленные результаты.

«В кабинете имели место разногласия, – писал г-н Клемантель в своем докладе, – относительно природы фискального усилия, которое требовалось от страны, разногласия, которые выявились на заседании сената 2 апреля 1925 года и повлекли за собой мою отставку».

Это заседание 2 апреля предвещало кризис. Г-н Клемантель скромно взял на себя часть ответственности за предшествующие правительства: за то, что он не осмелился проводить более активную фискальную политику; за то, что он слишком долго поддерживал иллюзию, что Германия заплатит весь свой долг. Все чаще прибегая к кредиту, – докатились до неудачи займа «Национального кредита» и понижения стоимости франка. Публика набросилась на ценные бумаги с переменным доходом и особенно на валютные ценности. Возможности казначейства мало-помалу уменьшались. Правительство 1924 года включило в общий бюджет все расходы, подлежащие возмещению, постоянные и непостоянные, тогда как после 1870 года понадобилось двадцать лет, чтобы избавиться от чрезвычайного бюджета. Правительство отказалось от всех доходов, которые оно могло получить путем новых налогов на потребление, но хотело, чтобы каждый платил то, что обязан, хотя реестр купонов был аннулирован. Были приняты в расчет результаты, достигнутые планом Дауэса. Г-н Клемантель затем объяснил, что правительство не хочет идти на инфляцию, прибегать к тому, что г-н Шерон назвал «займом для обращения», но что ему необходима свобода действий для казначейства. «Журналь оффисьель» отметила в этом месте движение в зале и возгласы в центре и справа. Министр потребовал выпуска бумажных денег для нужд торговли.

Речь г-на Клемантеля была построена очень искусно. Ему живо аплодировали слева. Но г-н Франсуа-Марсаль тотчас пошел в атаку; он осмелился утверждать, что на 15 июня 1924 года положение было «весьма благоприятным с точки зрения казначейства». Он обвинял правительство в том, что оно напугало держателей процентных бумаг. «Я не говорю здесь о тех, – заявил он, – которые владеют именными ценными бумагами или имуществом, полученным в качестве приданого, ни об администраторах, имеющих именные акции, ни тем более о тех, кто, располагая огромными пакетами акций, контролируют большие компании и не могут поэтому, даже если бы они этого хотели, утаить что бы то ни было из процентных бумаг». Пой, ласточка, пой! Я не присутствовал на заседании сената, когда выступал г-н Клемантель. Узнав об этом в палате, я счел своим долгом не хитрить перед лицом опасности и отправился в высокое собрание. Я попросил г-н Клемантеля особо подчеркнуть, что правительство против всякой инфляции, не обеспеченной залогом. Он это сделал, заявив, что правительство обсуждает, «какого рода бремя можно возложить на страну».

Я выступил в свою очередь и дал объяснения по поводу опубликованного в утренних газетах сообщения. Кстати сказать, правая встретила меня очень плохо, а левая поддержала. Я заявил, что мы предложим для урегулирования проблемы казначейства решения, отвечающие «общим идеям и принципам», что мы не пустим в обращение необеспеченных бумажных денег и представим на обсуждение палат проект закона. По всем признакам гроза разразилась.

После заседания сената г-н Клемантель направил мне следующее письмо: