Игорь Всеволжский - Ночные туманы

• Название: Ночные туманы
• Автор: Игорь Всеволжский
• Жанр: История

---

У адмирала людей в подчинении в десятки раз больше, чем у меня. И все же он в госпиталь приехал раньше меня...

Лэа не пришла ночевать. За окном лил тяжелый дождь. Веста повизгивала во сне. За стеной похрапывала старушка Подтелкова. Один я не спал. Я представлял себе врачей в белых халатах у постели больного и Лэа, мою Лэа, среди них, у изголовья умирающего Сарычева.

Несколько дней и ночей шла борьба за жизнь Человека. Молодого, лишь начинавшего жизнь Человека, которому никак нельзя умереть. Когда меня допустили в палату, я увидел какие-то сооружения, из которых медленно капали в вены больного живительные растворы, врачей, склонившихся над ним, и Лэа, хлопотавшую тут же.

С материнской нежностью она обтирала лоб Сарычеву, поправляла подушку, улавливала его почти беззвучные просьбы.

Усатый хирург больше меня не отчитывал. Он говорил мне коротко:

- Не гарантирую, но появились надежды. Сарычев нам помогает. Борется огромной волей своей - волей к жизни. Такой молодчина!

И верно. Однажды раскрыл он глаза и узнал меня.

Слабое подобие улыбки появилось на его губах. Он сказал внятно:

- А я не умру... Мне нельзя умирать...

В эти дни я проникся огромным уважением к людям в белых халатах. Не мы одни несем вахту на мостике.

Вахту несут и они. Раньше, проходя мимо каменных корпусов госпиталя, я взирал на них равнодушно. Теперь я знаю, что происходит за стенами.

Сарычева часто навещали товарищи. Через полтора месяца он пришел на корабль.

- Я знаю, вы сами ошибку свою осудили. К счастью, жив он остался. Только бессердечный человек в случае его смерти мог бы шагать по жизни спокойно. Вы не сумели бы. Надеюсь, выводы сделали, Юрий Леонтьевич? спросил адмирал.

Лэа пришла с дежурства домой, когда я уходил в море. Нам часто так приходилось встречаться - на час или даже на десять минут. Лэа, жена моя, моя радость и счастье, я уверен, что мы проживем с тобой много лет душа в душу, как прожили бабка с дедом!

Я крепко обнял ее.

- До скорого, - сказал я, целуя ее, хотя знал, что не возвращусь ни сегодня, ни завтра.

- До скорого, - повторила Лэа, хотя сердцем почувствовала, что не увидит меня много дней.

Ну, что ж? Я - моряк, а она - жена моряка.

Я много плаваю. И это в порядке вещей. Моряком можно стать только в море. И хотя нам помогают нынче совершеннейшие приборы, они не думают за нас, как полагают недоумки и простаки. Приборы не могут заменить человеческий ум. Но человеку они помогают решать сложные задачи. И мы, моряки, их решаем. Днем, ночью, в шторм и в туманы. Нас никто никогда не застанет врасплох.

После очередных стрельб меня познакомили в Доме офицеров с очень молодым веселым летчиком, и я узнал, что это он кричал нам с небес: "Цель поражена"

или "Прямое попадание". Мне захотелось обнять его и расцеловать его мальчишеское озорное лицо.

У меня на столе лежит длинный список под заголовком: "Поздравить с днем рождения". Против каждой фамилии - число.

День рождения бывает всего раз в году. Родные у матроса далеко, а кое у кого их и вовсе нет. Такому бывает особенно грустно. И когда офицер или матрос видит, что его памятный день не забыли, что его окружают товарищи как радостно у него на душе!

Вчера я поздравил матроса Куракина. Он сирота. Кок преподнес ему торт. Куракин держал его, и его большие, умелые матросские руки дрожали...

Относиться бережно и внимательно к людям меня научил адмирал...

Включаю радио. Георг Отс проникновенно поет "Хотят ли русские войны".

У адмирала война отняла его лучших друзей, здоровье и молодость. У Бессонова трое ребят, и старший уже бегает в школу. Тафанчук в своем садике выращивает такой виноград, какого не найдешь на всем побережье. Он выдаст замуж дочерей, и они принесут ему внуков. Разве захочет боцман, чтобы бомбы сожгли его садик?! Не хочет воевать и радиометрист Сеня Ивашкин, у него прелестная невеста. Ее зовут Сашенькой. В дни увольнения она терпеливо ждет Сеню у проходной.

Никто не хочет войны. Но если "останется один только выход, как говорил Алексей Лебедев, и Родина нас позовет" (а для меня Родина - это и бабка, и дед, и мама, и Лэа, и сын, которого мы с нетерпением ждем, и город, дважды возникший из развалин и пепла), я буду драться за Родину, драться и драться с мужеством, стойкостью и отвагой отцов. У них не было моего замечательного оружия. У меня оно есть...

Мне остается рассказать о том, что произошло при мне в Севастополе, о том, что я узнал от Сергея Ивановича, от жены его Ольги Захаровны и от сына их Севы.

ГЛАВА, ЗАВЕРШАЮЩАЯ ПОВЕСТВОВАНИЕ

ЗАКАТ И ВОСХОД

Сергей Иванович возвращался пешком, немного усталый, удовлетворенный беседой с офицерами катеров.

В них он видел себя, и не только себя - Севу Гущина.

И традиции катерников передавались им, как наследственные черты.

Адмирал дошел до Большой Морской, когда уже сильно стемнело и в городе стали зажигаться огни. Была суббота, и люди торопились в магазины. Магазины! Их не было в двадцатом году. А в сорок первом? Удивительно приятная вещь витрина, отбрасывающая на тротуар веселый, ласкающий свет...

Он помнил кромешную тьму и развалины.

В море, полном мин, было лучше жить, чем на разрушенной суше. А в сорок четвертом, возвращаясь в Севастополь, Сергей Иванович, спеша к своей Оленьке, к сыну, спотыкался о рельсы, выдернутые из земли, о камни, скатившиеся на дорогу.

Вот и дом. Он выстроен из инкерманского камня. Он светится всеми окнами. На месте его стоял другой дом, в нем тоже жили люди, приходившие с моря. Их давно уже нет. Иногда задумываешься об этом.

- Ну вот, наконец-то, - встречает Сергея Ивановича жена.

- А что, разве поздно?

- Да нет, не поздно, мой милый (она нежно целует его), но Брюшковы уезжают от нас. Ждут тебя, чтобы проститься.

- Разве они нашли себе комнату?

- Да, нашли.

- И удобно устроились?

- Говорят, хорошо.

Застенчиво вошел лейтенант, неся на руках сынишку, за ним жена его, Вера.

- Мы пришли, товарищ адмирал, поблагодарить вас...

И вас, Ольга Захаровна, за все, что вы для нас сделали, и просим извинить за беспокойство, - довольно нескладно, но искренне говорил Брюшков.

- Для всех нас, флотских людей, существуют неписаные законы морского товарищества: в беде товарища не оставь, помоги, поддержи, выручи... Сергей Иванович потрепал по розовой щечке сынишку Брюшкова, спросил:

- Теперь-то приличная у вас комната?

- Да, нам повезло! Комната в новом доме, и не слишком уж дорого!

- Пригласите на новоселье?

- Конечно!

Брюшков сходил за такси, и они уехали.

И в квартире, хотя Брюшковы никогда не шумели, стало вдруг непривычно тихо.

- А что у Дементьевых? - спросил Сергей Иванович жену.

- Мы с Машей Филатовой попали в самую перепалку.

Уголь сырой, печку растопить трудно. Вероничка вся в угольной пыли, из глаз текут черные слезы, и она размазывает их по щекам. Дементьев кричит: "Посмотри, как ты выглядишь!" А она: "Ах, тебе противно мое лицо?" Тут мы с Марией Филипповной стали стыдить Вероничку и получили отпор! Вам хорошо, мол, старухам, живете в хороших квартирах да в чистоте, а моя молодость проходит в стирке и готовке еды, в грязи, в топке печки... Маша пыталась сказать, что мы в ее годы начинали жизнь куда хуже. Жили в развалинах, в холоде, во всем был у нас недохват... Куда там! Завелась Вероничка: "Нечего меня агитировать! Не для того я за моряка выходила, чтобы быть прачкой, стряпухой и истопницей..."

Дементьев, бедный, готов был сгореть от стыда...

А Маша сходила во двор, принесла воды. Налила в таз, позвала Вероничку: "Пока что умойся, красавица", растопила печь: "Вот и старухи на что-нибудь пригодились". Вероничка умылась. "Извинись перед мужем". - "Ну уж, нет!" "Извинись, говорю. Ты офицера обидела". И она, представь, извинилась...

- Эх, как хотел бы я, чтобы все они жили в новых отличных домах! Ведь все эти ссоры добра не приносят. Отражаются и на службе, - вздохнул Сергей Иванович. - Хочу, чтобы все были счастливы...

Он устал. Не хочется включать радио, . не хочется смотреть телевизор. Раньше такого с ним не случалось.

Годы... или здоровье? Раньше никогда не болел. Решил, что у него железное сердце. Но в последнее время иногда возникала тупая боль. В руке, от плеча до локтя.

Вскоре она исчезала, и он забывал о ней. Но стоило ему поволноваться и становилось трудно дышать. Боль возникала и под левой лопаткой. На днях он с трудом добрался до своего кабинета и рухнул на стул. Хорошо, что окна были раскрыты настежь. Широко раскрытым ртом он жадно ловил морской ветерок. Старался дышать полной грудью и чувствовал, что воздуха ему не хватает...

Сколько он так сидел, не помнит... Боль утихла. Дышать стало легче.

- Сережа, ты хочешь лечь? - спрашивает жена.

- Да, хочу.

- А чай будешь пить?

- Пожалуй, не буду.

Сергей Иванович ложится. Жена прибирает в столовой. Рано утром он пойдет на свои корабли. В субботу придет из училища Сева.