Пилип Липень - Ограбление по-беларуски

• Название: Ограбление по-беларуски
• Автор: Пилип Липень
• Жанр: Современная проза

---

Скрипела дверь, из хижины выходила Лакшми и смотрела в его сторону. Лявон поспешно поднимался на ноги, облегчённо вздыхая — ух! чудом не заснул.

Вечер. Чтение Махабхараты и медитация. Незадолго до наступления темноты они усаживались под навесом, отведённым Лявону, на его матрасе, и Лакшми читала отрывки на свой выбор. Слушать из Махабхараты у Лявона выходило скверно. Хитросплетения вражды между Пандавами и Кауравами на некоторое время увлекали Лявона, но постепенно его мысль, оттолкнувшись от историй и притч, улетала в дали, и невероятных усилий стоило удержать её на матрасе. О медитациях, конечно, не могло быть и речи. Когда начинало темнеть, и буквы становились плохо видны, Лакшми откладывала книгу и усаживалась в лотос, жестом приглашая Лявона следовать её примеру. Она произносила короткую молитву, а затем давала тему: величие горных вершин, или спокойствие горных озёр, или симфония горного заката. Лявон проваливался в сон моментально, и Лакшми с трудом терпела эту слабость. По утрам она становилась всё суше и сдержаннее.

Конец наступил очень скоро. Однажды вечером, когда Лакшми читала отрывок их своей излюбленной Бхагавад-Гиты, источая особенно сладостный запах, Лявон не смог удержать улетание мысли и самым откровенным образом заснул. Храпел ли? На следующее утро она не разбудила его. Проснувшись сам, непоправимо поздно, Лявон поспешил к реке умываться и споткнулся о свой рюкзак, лежащий на дорожке. Такой недвусмысленный знак сложно было не понять. Спешка прошла. Медленно, тоскливо, подошёл он к двери хижины, притворённой как никогда плотно. Поднял руку, чтобы постучать, но застыл, не решился. Опустил.

Ни одной истины так и не открылось ему, и Лявон, шагая к лесу и вспоминая сиреневое сари, ещё печалился. Но вот поплыли мимо берёзы, сосны да высокие травы, запорхали через дорогу птички, закачалась солнечная паутинка. Прочь, уныние! Он чихнул, прочистил нос выстиранным в Ганге платочком — и запел свою любимую песню.

Китай он узнал по затопленным водою рисовым полям и белокаменным пагодам в зарослях диких мандаринов. Долгий путь порядком утомил его, хотелось умыться чистой водой и прилечь на мягкое. Он понятия не имел, как принято вести себя в Китае, но, увидев очередной монастырь, на этот раз из краснокирпичный, махнул рукой на все возможные приличия и свернул к воротам. По сторонам широкой лестницы скалили гипсовые пасти карлики-львы. Он поднялся по ступеням и тронул сухую деревянную дверь. Подвешенный над нею медный колокольчик качнулся — чанннь. Внутри был небольшой двор, поросший низкой травой и кустиками, а впереди возвышалось основное здание — несимметричный красный храм с тремя квадратными башнями, одной покрупнее и двумя помельче.

На звук колокольца из-за высокого крыльца появилась девочка в кимоно. Оранжевый матерчатый пояс, босые ноги, густая чёрная стрижка. Она поприветствовала Лявона учтивым поклоном и чинно осведомилась, что ему угодно, и куда он держит путь. Лявон, смиренно опустив голову, просил циновку для ночлега, сухой угол и миску риса. Исподволь разглядывал её — раньше он никогда не видел девочек. Маленькие руки и ноги. Ладошки и ступни. О цели путешествия Лявону нечего было сказать, но её вполне удовлетворил ответ, что он странствует в поисках истины и недавно покинул Индию.

— Бодхидхарма, наш великий учитель, тоже пришёл из Индии! Ты знаешь, что Бодхидхарма медитировал девять лет, чтобы обрести просветление?

Лявон не придумал лучшего ответа, как снова почтительно склонить голову. Она пошла вдоль дугой изогнутой стены с полукруглыми окнами. Волосы взлетали в такт бесшумным шагам. У поворота, у глухой каменной арки, она остановилась и указала рукой. Жёлтая циновка на земле, низкий сосновый столик с парой керамических тарелок. С угла вспорхнула бабочка-капустница. Девочка сказала, что он может остановиться здесь, а внутрь ему, чужому человеку, нельзя. Предложила риса и чая, но Лявон отказался. Её звали Лиджуан — изящная. Сказав, что ей пора заниматься, она исчезла.

Когда он спал, Лиджуан вернулась опять и дёрнула его за рукав:

— Не спи днём! Ты знаешь, что Бодхидхарма однажды тоже заснул во время медитации? Ты знаешь, что он потом сделал? Он вырвал себе веки! И на том месте, куда они упали, вырос первый чай! Теперь ты хочешь, чтобы я заварила тебе чаю?

После такой жестокой истории Лявон не посмел перечить девочке. Через минут десять она появилась с маленьким подносом на деревянных ножках, с двумя чашками чая и двумя тарелочками риса. Лявон, не шевелясь, сравнивал пар, поднимающийся от риса и от чая — отличается ли? Лиджуан очень строго спросила, почему он не ест и не пьёт. Он послушно пригубил. Чай имел неожиданный и довольно приятный молочный вкус, но Лявон не смог заставить себя выпить больше двух глотков. Он поставил чашку и подвинул к себе глубокую тарелочку. Белые рисинки лежали хаотично, друг на друге, горкой на зелёной эмали. Длинные конусы палочек. «Когда она отвернётся, я высыплю его под стол». Но она не отворачивалась. Насыщенно-коричневые глаза то смотрели на Лявона, то опускались в тарелку. Как она быстро палочками! Не высыплешь рис — заметит.

— Если ты не будешь есть, то ослабнешь! Тебя можно будет победить очень легко! — она доела рис и осторожно взяла свою чашку обеими руками. Прикрыв глаза, как от глубокого наслаждения, она вдохнула чайный пар. Выбросить?! Открыла. Всё, не успел!

— Зачем меня кому-то побеждать, Лиджуан? Кому я нужен?

— Всегда найдутся враги!

— Что ты, какие у меня враги? Я никому не мешаю, живу себе. Денег у меня нет, грабить нечего, — тут он спохватился, что врёт: денег было ещё много.

— Тебя могут сделать рабом! Или отобрать у тебя твою невесту! Или сжечь дом твоих родителей! — девочка сверкала глазами.

Лявон открыл рот, чтобы возражать. Но, поразмыслив, понял, что она права — почему бы кому-то и впрямь не сжечь дом его матери? Человек в чёрном, зловещая усмешка, мрачно надвигается. Делает знак прихвостням, те бегут с канистрами, плещут бензином. Поджигают от папиросы. Пламя! Взвивается, как флаг, как факел. Искры в ночном небе. Балки трещат, обрушиваются. Обугленные скелеты, скорчившиеся.

Он вздрогнул и поморгал. В солнечном луче плыли пылинки. Лиджуан уже ушла, забрав свои посуды. «Значит, чтобы дом моей мамы не сожгли, нужно есть рис?» — он взял палочку и дотронулся ею до самой верхней рисинки. Липнет. Нет, что за абсурд, я не буду это есть. Оглядываясь по сторонам, как злодей, он вышел из ниши. Девочки вроде не видно. Сделал носком ямку в сырой земле под кустом сирени и ссыпал туда рис. Заровнял. Удобрение кустику, будет лучше расти. Но не цинично ли? Рис — растение, сирень — растение. Растение питается растением? Как мерзко всё устроено! Неприязненно щурясь, он повернулся назад к арке и увидел перед собой Лиджуан. Взмахнув широкими рукавами, она стремительно обернулась вокруг себя — и вдруг что-то ударило, стегнуло его по ногам. Потеряв равновесие, Лявон полетел на землю и пребольно упал на копчик. Лиджуан, широко расставив босые ступни и сложив руки ладонью к ладони, исподлобья смотрела на него.

— Видишь, ты совсем беззащитный! Ты вялый и невнимательный! Твоё тело ослаблено голодом, а дух ослаблен сонной ленью!

Презрительно выпрямившись, она удалилась.

— Лиджуан! — позвал он наутро, когда она как бы невзначай проходила мимо. — Можно тебя попросить? Чашечку риса и чашечку чая?

Девочка, не скрывая, просияла. Она подскочила к нему, и, уперев руки в колени, пропищала: значит, книги говорят правду! У меня получилось! Что у тебя получилось? Древние святые, которые написали книги, они били своих учеников! И тогда те постигали истину! Подходили тихонько сзади — и трах палкой! И наступало просветление! Раз ты захотел есть и пить, ты уже на пути! И она убежала за чаем.

— А это не слишком жестоко — бить учеников? — спросил Лявон, через несколько минут принимая из её ручонок чашку. Какая горячая.

— Подумаешь! — она фыркнула. — Ради просветления можно и потерпеть! Знаешь, если ты станешь просветлённым, то сможешь летать!

— Летать?

— Подниматься над землёй и зависать!

— Да зачем мне это?

— Например, кто-то хочет ударить тебя, а ты взлетаешь!

Они болтали. Лявон мучил себя чаем и даже съел немного риса. Куда он потом денется из тела? Если рис есть и есть, то у меня будет увеличиваться живот, как у Рыгора? Из болтовни он вынес важное: в девочкиных книгах написано, что есть два пути — путь мудреца и путь воина. Можно с равным успехом начинать с любого, потому что потом они сходятся в один, в конце которого — желанное просветление. В чём заключается просветление, обычному человеку понять невозможно, объяснила Лиджуан. А может быть, я уже просветлён, м? Она засмеялась, щуря глаза — какой ты глупый! — и неуловимым движением выхватила из его пальцев пустую чашку.