Юлия Глезарова - Мятежники

• Название: Мятежники
• Автор: Юлия Глезарова
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-965-7288-22-2

Роман Юлии Глезаровой посвящен одной из самых трагических страниц русской истории. Взгляд автора отличается от традиционных трактовок как советских, так и постсоветских историков. В романе дана авторская концепция истории восстания Черниговского полка (31.12.1825 – 03.01.1826). Это восстание возглавили члены Южного тайного общества, позже названные «декабристами». Главные герои романа – братья Муравьевы-Апостолы. Дети русского дипломата, выросшие во Франции. Участники войны с Наполеоном. Невольные мятежники, заплатившие за это жизнью и свободой. В декабре 1825 года восставшие роты Черниговского полка легко взяли власть в городе Василькове. Воодушевленные успехом офицеры планировали поход на Киев и Москву. Их целью было ниспровержение монархии. Но… Зима. Новый год. Солдаты напились и устроили погром. И тогда Сергей Муравьев-Апостол, потомок легендарного гетмана Данилы Апостола, взял на себя ответственность за то, что творили его солдаты. Возможно, именно из-за этого Лев Толстой назвал «одним из лучших людей нашего, да и всякого времени».

---

У генерал-губернаторского дворца горели костры. Около них грелись часовые. Холод стоял такой, что у Матвея перехватило дыхание, когда он вышел из натопленного здания штаба. Пока он нашел дом, пальцы ног разболелись так, что он чуть не упал на обледенелом крыльце.

На его стук долго никто не подходил, он почти отчаялся. Наконец, дверь распахнулась. Офицер моментально впустил его внутрь, где было чуть теплее и можно было дышать. В тесной прихожей, дыхание выходило с паром. Когда Матвей размотал обледеневший шарф, офицер радостно воскликнул: «Матвей Апостол! Какими судьбами?»

– Сегодня пришли, – произнес Матвей, расстегивая шинель непослушными пальцами, – где брат?

– Только с дежурства сменился. Спит.

– Не будите его, поручик. Я не на час. Успеем еще наговориться. Где его комната?

– На втором этаже, от лестницы третья. Позвольте, провожу.

– Благодарю вас.

Поднимаясь по скрипучим ступеням, Матвей поймал себя на том, что ему все еще трудно разговаривать по-русски с «образованными» людьми. Только что с его языка чуть не сорвалось предательское «мерси»… «Неужели и с Сережей по-русски говорить придется? Ведь невыносимо, ничего на этом языке толком не скажешь…»

Комната была крошечная – кровать, стул, умывальник, заиндевевшее окно, белые стены, католическое распятие на стене. Осторожно прикрыв дверь, Матвей склонился над братом. Тот спал глубоко, дыхание еле слышалось… Присев на кровать, Матвей с болезненной гримасой принялся стаскивать с ног сапоги. Спать вдруг захотелось страшно: за последние дни почти не пришлось отдыхать. Расстегнув ворот мундира, он примостился рядом с братом и укрылся шинелью. «Сейчас засну – как провалюсь, – подумал не без удовольствия, – утром поговорим». Но прошла минута, другая – сон не торопился успокоить его смятенную душу, хотя почти невыносимая в последние дни тревога внезапно оставила его. Исчезновение ее было приятным – словно кто-то неведомый вытащил из сердца тупую иглу. «Как хорошо!» – мелькнула мысль – «Почему же не сплю?» Надо было заснуть, но хотелось полнее насладиться блаженным состоянием покоя, которое заслонило боль в ногах.

Сергей повернулся во сне, вздохнул, причмокнул губами. Чуть ли не впервые с оставления Москвы они были вместе. Несколько мимолетных встреч на бивуаках – и все. «Неужели я за него так тревожился? Вот он рядом – и где моя тревога? Ушла, растворилась, сгинула… проклятая…» Матвей улыбнулся в темноте, чувствуя, что размякает все больше…а боль становится все сильнее… «Не расплакаться бы…Спать, спать!»

Но усталый мозг не давал погрузиться в сонное небытие, крутил перед внутренним взором кровавый калейдоскоп последних месяцев, воскрешая в нем войну, тоску, ужас. И даже Сергей был не в силах защитить его от этих видений. Он сам был хрупок и беспомощен пред волей рока, в него тоже целились ружья, пистолеты, пушки… Визг картечи наполнял уши, пороховой дым ел глаза…

Матвей все-таки заплакал – тихо, боясь разбудить брата. Отвернулся, накрыл голову шинелью и затрясся, уткнувшись лицом в тощую подушку. Слезы не вытирал, только всхлипывал, да кусал до крови губы… В последние недели с ним уже случалось такое, но сейчас слезливость разыгралась не на шутку, Матвей вдруг понял, что не в силах совладать с собой, судорожные вздохи и рыдания рвались из груди почти против воли. «Господи, да что же это со мной! Как стыдно! Баба, тряпка!..» – уговаривал себя Матвей, но сердце упорно не желало прислушаться к доводам разума. Слезы душили: выплакать их было необходимо.

Сергей зашевелился рядом, откинул одеяло. Открыл слипающиеся глаза. Прислушался к странным звукам, доносящимся из-под шинели, бросил взгляд на сапоги, валяющиеся рядом с кроватью.

– Матюша, брат, ты?

Матвей откинул с лица шинель, попытался улыбнуться – Прости, разбудил…

– Что плачешь-то? Случилось что?

Матвей покачал головой, протянул руки к Сергею, обнял за шею.

– Все пустяки, дорогой мой, просто нервы не в порядке… Разбудил тебя, прости… Я ведь надолго … сам спать хочу… только сегодня в Вильню пришли, – Я так рад, Сережа, так рад…

– Что, тяжко пришлось?

Матвей кивнул.

– Нам тоже досталось, – сказал Сергей, – Ты бы разделся, как следует… что ты, как на бивуаке… Хочешь выпить? У меня есть.

– Да, надо, наверное…

Сергей встал, зажег свечу, накинул шинель и принялся что-то отыскивать на подоконнике замерзшего окна. Протянул брату солдатскую манерку с водкой.

– Пей. Только осторожно – крепкая очень.

Матвей сделал жадный глоток, задохнулся, закашлялся. Сергей сунул ему кружку с водой.

– Запей, запей…

Водка помогла. Тепло растеклось по груди и животу, поднялось вверх, мягкой кошачьей лапой ударило в перенапряженный мозг, затушив разом страшный, безостановочный калейдоскоп. Сергей тоже хлебнул из манерки, закрыл ее, и, наклонившись над Матвеем, принялся расстегивать на нем мундир.

– Тут тепло, Матюша… Пусти, помогу…

Он дернул за рукав, стянул с плеч брата мундир, бросил на стул. Широко и сладко зевнул. Он делал все, словно сквозь сон, ничему не удивляясь, действуя почти машинально. Иначе было нельзя – после Березины Сергей запрещал себе удивляться, ужасаться и вспоминать. Он слишком хорошо понимал, что происходит с Матвеем, чтобы потакать ему.

– Панталоны сам снимай, – сказал он, хлопнув брата по спине, – я тебе не денщик.

Матвей кивнул и покорно продолжил раздеваться.

– В баню тебе надо, прапорщик, – критически оглядев брата, произнес Сергей.

– Полк на походе, какая баня?! – проворчал Матвей.

– Так ты что – сразу ко мне?!

– Разумеется.

Матвей подумал секунду – стоит ли снимать тряпье, намотанное вокруг тупо ноющих ступней. Было страшно. Сергей присел на корточки, поставил на пол жестяной подсвечник:

– Разворачивай! – коротко приказал он брату, – Ведь болят?

– Болят, – жалобно согласился Матвей.

– Так снимай, что ты! А вдруг поморозил? Ведь гангрена может сделаться! – Сергей наклонился вперед и преодолевая вялое сопротивление Матвея размотал вонючие тряпки… Поднял поближе свечу и принялся тщательно осматривать ноги.

– Подожди, подожди, Матюша… Слава, Богу, вроде ничего… От тепла, должно быть, разболелись… На, возьми мои чулки надень.

– Точно не поморозил? Вот так чудо! Серж, прошу тебя, говори по-французски.

– Почему? – искренне удивился Сергей, выбрасывая тряпье за дверь.

– Дорогой мой, мне так многое надо сказать тебе, – шепотом забормотал Матвей, смакуя каждый слог первого и родного языка, – Я просто не найду столько русских слов, хотя за последние месяцы я их узнал больше, чем за три последних года… Но, друг мой, сам понимаешь – это не те слова, которые я хотел бы сказать тебе… Этими словами можно только командовать и браниться… А не говорить о том, что волнует…

– А что тебя волнует? – Сергей ответил громко, по-русски, – Все хорошо. Бонапарта мы из России выгнали… Теперь, говорят, пойдем его из Европы выгонять… Мы живы и даже не ранены – ни ты, ни я… Вон ты даже ног не поморозил… а у нас в отряде человек сто помороженных, пятеро, говорят, умерло уже…

Сергей поднял с постели шинель брата. Нащупал в кармане книгу.

– Что читаешь?

Вытащил из кармана потрепанный томик, перелистнул обсыпанные табаком и хлебными крошками страницы, прочитал титул.

– Стерн? Хорош англичанин, и пишет не про войну…

– Знаешь, Серж, не могу я больше про войну читать. И про сгоревшую Москву тоже не могу слышать… Уж лучше Стерн… Он добрый. Как ты.

Сергей усмехнулся устало, залез на кровать, укрыл брата толстым пуховым одеялом.

– Неплохо ваш отряд устроился… – завистливо прошептал Матвей, – вон – и комната у тебя своя…

– Просись к нам. Что тебе мешает?

– Вот еще выдумал! Лучше ты к нам! Чем тебе плох Лейб-гвардии Семеновский полк? Боишься, что Ожаровский тебя не отпустит?

– Ладно, об этом и завтра успеем поговорить. Спи. Разбудил, сон перебил, а теперь болтаешь… Спи, ради Бога, Матюша, спи… Хочешь, я тебе на сон грядущий почитаю?

– Хочу.

Сергей осторожно сел на кровати, зажег свечу и взглянул на брата. Его заплаканное лицо вдруг показалось ему почти детским, невинным, только в искусанных губах было что-то страдальческое, тяжелое, даже не взрослое, а стариковское. «Господи милосердный, – подумал Сергей, – ведь он в одной шинели, в этакий-то мороз! И не только он – весь полк!»

Сергей стиснул зубы, отгоняя свои видения: горящий мост, обезумевшая толпа, озверевшие от голода и холода люди, трупы на снегу… Придвинул свечу и открыл томик Стерна:

« – Этого юношу, – сказал хозяин, – любит весь город, и едва ли в Монтрее есть уголок, где не почувствуют его отсутствия. Единственное его несчастье в том, – продолжал хозяин, – что «он всегда влюблен». – От души этому рад, – сказал я, – это избавит меня от хлопот класть каждую ночь под подушку свои штаны. – Я сказал это в похвалу не столько Ла Флеру, сколько самому себе…