Сергей Петров - Хроника его развода (сборник)

• Название: Хроника его развода (сборник)
• Автор: Сергей Петров
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90320-7

Ты что творишь?! НЕ НАДО! Я говорю это себе, я говорю это тому, кто идёт прямо в логово хищницы. Я обращаюсь с этим воззванием к тому, кто собирается поменять надоевшую жену на новую – стройную девочку, сделавшую ему глазками. Куда ты лезешь? Там не будет ничего нового, там будет хуже, чем было. Там не будет НИЧЕГО!

Ничего хорошего, слышишь!

Ах, ты уже в процессе?

Ну, тогда читай хронику моего развода…

---

Мне на все его рассуждения и на долбаный детектор глубоко по херу. При устройстве в Контору меня пытал своими тестами четыре с половиной часа самый главный тамошний психолог, доктор наук, судя по его перекошенному лицу и дёрганому поведению – истинный профессионал. Он сказал мне, что его методика самая крутая, а полиграф – чистой воды шарлатанство и ненужная груда железа с проводами.

– …Вы вчера пили? – участливо спрашивает полиграфолог.

Такое впечатление, что аппарат влияет на его психику. Как только он включает свою бесовскую машину, то сразу преображается, становится внимательным, а речь его уподобляется журчанию ручья.

– Не пил.

– А почему у вас глаза красные?

– Я мало спал, – не выдерживаю я, – было очень много работы по Праге.

Ноль эмоций. Он просто пожимает плечами. Он не смотрел «Семнадцать мгновений весны». Мюллер так отвечал Кальтенбрунеру в первой, кажется, серии. Ладно, чёрт с ним. Лера тоже не смотрела «Семнадцать мгновений весны». Иное поколение. Не обязаны.

Присосочки и проводки. Опутывает меня, сука. Я вспоминаю другой советский фильм, «Ошибку резидента» вспоминаю, как проверяли русского разведчика. Согласно легенде, он был уголовником по кличке Пегас. А играл его Михаил Ножкин.

– Вы коммунист? Кто есть Михаил Зароков?

Вопросы, задаваемые мне, убоги и примитивны. Я знаю, что они будут повторяться, процентов восемьдесят запомнил, вру не задумываясь. А полиграф ожидает, что эти вопросы поставят меня в тупик, я разволнуюсь, ползущая горизонтально линия колебаться, зашкаливать начнёт.

– Вы брали взятки?

Если бы и брал, я что, признался бы? Ох, смешные.

– Вы изменяли жене?

Да какая тебе-то об этом забота, мать твою фашистскую?

Я стараюсь быть спокойным. Но всё это – действительно попытки унизить, ей-богу. Я смеюсь над ними, над их попытками. Они все тут такие важные. Да я важнее видел, неужели вы не понимаете?

Это был первый день, когда я пожалел, что переехал в славный город Екатеринбург.

19

– У тебя плохое настроение, – говорит мне Лера.

– Всё нормально, – спокойно отвечаю я.

– Нет, не нормально. Что случилось?

– Лера, я сам постараюсь с этим разобраться.

– У нас не должно быть никаких тайн друг от друга. Мы – одно целое. Рассказывай.

Начинаю. Рассказываю, что две недели не мог дозвониться до Егора. Он просто не брал трубку. Вчера наконец взял.

– Какой ты после этого папа? – закричал он, и я услышал, что он плачет. – Ты, который сделал такое?!

…Я орал в телефонную трубку как сумасшедший. Я пытался объяснить ему: не всё, мол, так просто, Егорка, пойми, и пот струился по моим вискам, заливая трубку.

– Я ничего не понимаю! – кричал Егор. – Кому мне верить? Вы все говорите вроде правильно. Но я не понимаю, кому из вас верить!

– Успокойся и верь самому себе, – сказал я не то глупость, не то истину.

В конце концов Егор успокоился. Мы даже пошутили. Сын заявил:

– Извини папа, я вёл себя как дебил.

И мы договорились созваниваться как минимум раз в три дня.

…Выслушав мой рассказ, Лера заключила:

– Ага. Зато айфоны в подарок принимаем и не обижаемся!

Лучше бы она изъяснилась штампом. Про то, как он вырастет и всё поймёт.

20

Я люблю одиночество. Мне это стало понятно здесь, в городе Екатеринбурге, на втором месяце проживания. Долго не хотел признавать этого, но вот признал. Это открытие меня несколько озадачило. Одиночество – это, когда один. А у меня есть Лера, у Леры есть Нина. И это семья.

– Ты к ней холоден, – заметила как-то Лера.

Холоден? Я не ору на неё, не практикую телесные наказания, я играю с ней в куклы – и я к ней холоден?!

Лера – человек, у которого всё на полную катушку. И сразу. Эмоции через края хлещут. Любить – так любить. Трахаться – так трахаться. Ругаться – так ругаться. Я по первым двум пунктам – всецело «за». А третий пункт мне чужд и отвратителен. Женских криков я до сих пор не выношу. Даже повышенных интонаций. Женщина не должна орать. Женщина должна говорить тихо.

А Лера на дочь свою налюбоваться не может. Она жалеет её, боится обидеть, ведь её ещё до появления на свет бросил родной папаша. Бросил и ни разу не изъявил желания увидеться.

Лера хочет, чтобы я любил Нину по полной. Есть у меня чувства к ней тёплые, есть. Тёплые, хорошие. Успокойся, говорю. Дай время, привыкнуть надо.

Но Лера – человек стремительный. Человек крайностей и крайне открытый человек. Что пришло на ум, в себе не держит, выдаёт сразу – нате! Я уже награждён титулом «ёбнутый». Не помню, как и что произошло, рассуждал я о чём-то.

Лера выслушала эти рассуждения и заключила:

– Ты говоришь как ёбнутый.

Опаньки.

«Это не со зла, Андрюшенька, – впоследствии объяснила, – вырвалось просто. Я же добрая, ты знаешь. Это несдержанность моя. Прости меня!»

И поцелуйчики, поцелуйчики.

Дочка копирует маму в точности. Не по её что-то пошло, сразу же:

– Мамка дура! Мамка, отстань! Замолчи!

А потом, часа через два, – поцелуйчики.

– Она у меня добрая, несдержанная просто, – говорит Лера.

– У моего сына язык бы не повернулся сказать такое.

– А у меня другой ребёнок! Она не увлекается Махно! Она в куклы играет!

Видимо, из меня плохой воспитатель, и отвратительный из меня советчик. Сразу же всплывает комплекс вины, вечный и неискореняемый. Всё чаще я ловлю себя на мысли: чужой. Я всё-таки здесь чужой. Не лезь со своим уставом. Здесь заведено так, не лезь.

Поэтому я хочу побыть один. Для передышки. Для того, чтобы не убить любовь.

21

Ну, я не совсем один, конечно. У меня есть «Фейсбук». Девушки уходят утром. Покидают они жилище в восемь. Собираются шумно.

– Где моя Ариель, мама?!

– Потом найдём! Мы опаздываем!

– Где она? Я же вчера её видела!

Лежу недвижимо. Делаю вид, что сплю. Когда дверь закрывается, я добираю свои час-полтора, просыпаюсь, делаю зарядку, иду в душ. Завариваю чай, наполняю чашку и включаю компьютер.

В «Фейсбуке» – как у себя дома. Я здесь с две тысячи одиннадцатого года, меня сюда затащил тёзка, Андрей Заблудовский, Забл, как называют его в музыкальных кругах. Коренной ленинградец, он дружил с Майком Науменко, помог Кинчеву записать первый альбом «Нервная ночь», в его квартире жил Башлачёв. Забла звал в группу «Автоматические удовлетворители» Великий Панк Свин, но Андрей принял другое предложение, стал одной четвёртой бит-квартета «Секрет». Группа неоднократно собиралась и распадалась, он был единственным, кто не уходил из неё никогда. Название коллектива Андрей оставил за собой и, кажется, даже запатентовал его. Я думаю, это правильно. Он ни разу не предал свою группу, поэтому он самый главный «секрет».

Мы подружились в две тысячи третьем, я, диджей «Радио 7 на 7 холмах», предложил ему вести совместную программу. Её мы назвали «Без заблуждений». Она просуществовала всего год, но дружим мы до сих пор. Я горжусь этой дружбой.

– Ты можешь выкладывать здесь свои рассказы, – объяснял мне прелести «Фейсбука» Андрей, – их будут читать, возможно, даже на них обратят внимание «звёзды».

– Да какого хрена? – отмахивался я. – Не читают они этого!

– Читают, читают…

Я обзавёлся всё-таки аккаунтом и потихоньку стал набирать себе френдов, рассылая запросы направо и налево. Когда их набралось человек двести, приступил к публикациям имени себя. Выкладывал и приставал с расспросами к людям, ломясь в их «лички».

Добрая половина завуалированно посылала меня. Но были и те, кто снисходил.

Великий и ужасный литературный критик Виктор Топоров, например, прочитав один из рассказов, ответил мне так: «Прочитал. Рассказ не плохой, но и не хороший».

Писательнице Инне Иохвидович из Штутгарта, напротив, понравилось всё или почти всё, и она протащила меня по журналам, о которых я и слыхом не слыхивал. Кто-то из них меня даже напечатал.

Валерий Смирнов. Самый мощный писатель Одессы девяностых-нулевых, автор знаменитого «Словаря русско-одесского языка» в четырёх томах, человек, от чьих постов я ухохатывался. Ему я обязан тем, что не сошёл с неудобной писательской дорожки.

Меня же никто не печатал поначалу. Я отсылал рассказы по всяким электронным изданиям, по толстым литературным журналам, заносил их в редакции. Продолжал приставать к разным людям на «Фейсбуке», но большинство из них отвергало меня, я им был неинтересен. И так продолжалось полгода.

Однажды пришёл домой пьяный и злой, написал Смирнову, что всё, мол, баста. Мне надоело биться лбом в одну и ту же стену, я заканчиваю с этим тухлым, бесперспективным делом.

Валерий ответил лаконично и убедительно:

«Пишите, Андрей, у вас хорошо получается. А насчёт «надоело биться» – прочтите книгу Джека Лондона «Мартин Иден». Вы всё поймёте».

Я прочитал. И всё понял. Я не могу не писать, назад пути нет, а вода камень точит. Стой как свая. И не перешибёшь.

Движимый намерением, что сродни заблуждению, я продолжил своё дело с упрямством барана, прущего на новые ворота, и у меня, что называется, пошло. «Урал», «Смена», «Литературная газета» и многие, многие другие.