Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2

• Название: Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2
• Автор: Валерий Перевозчиков
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5—239—00483—8

В книгу, посвященную жизни и творчеству Владимира Высоцкого, вошли воспоминания о нем друзей и родственников, товарищей по театру Л. Филатова, В. Смехова, А Демидовой и других. Кроме того, сюда включен текст интервью с В. Высоцким для телевидения в Пятигорске. Значительное место в сборнике отведено выступлениям В. Высоцкого на концертах.

---

Летом 1981 года раздается телефонный звонок. Звонит Кислицкий, бывший заместитель директора нашего театра. А ему позвонили из Главного управления культуры. «Есть намерение издать сборник Высоцкого. Что бы вы могли предложить?» Я отвечаю: «Обратитесь к Марине, она сейчас в Москве». И через некоторое время Марина Влади, Иосиф Кобзон и я пошли в Главное управление культуры. Нас принял Шкодин, который сказал, что в ЦК поступает много писем, — буквально десятки тысяч возмущенных писем: «Почему по телевидению показывают Джо Дассена и Джона Леннона? А почему у нас не издаются стихи Высоцкого?» И появилась идея срочно выпустить первую книгу стихов. Стали решать, кто будет составителем? Марина и Кобзон назвали Рождественского, для тех времен это была, пожалуй, лучшая кандидатура. В основе «Нерва» лежит тот самый первый самодеятельный сборник песен Высоцкого. Марина дала много неизвестных стихов, но в сборник вошло совсем немного — одиннадцать стихотворений.

При мне Володя никогда не оказывался в каком-то унижающем его положении — никто не мог его осадить, тем более обидеть… Обиды бывали другого рода. Заходит Евтушенко: «Приехали мои издатели из Италии, приглашаю…» А потом добавил: «Володя, захвати гитару». Поехал, но обиделся очень.

Когда где-то проходила его поэтическая работа, например, «Алиса…», всегда был счастлив. Сделал сам! Актер — все-таки профессия вторичная. В последнее время к концертам относился гораздо серьезнее, чем к спектаклям. И если бы мог зарабатывать на жизнь писательством, поэтической работой, тут же бы оставил театр.

А был такой случай. Пригласил к себе домой милиционера с женой — тот начинал вести дело после аварии 1 января 1980 года. Дело закрутилось серьезное, хотели Высоцкого как-то скомпрометировать К тому времени дело у этого милиционера отобрали, а он все делал вид, что может как-то повлиять, помочь… В общем, он начал так: «Володя, да ты не так Жеглова играешь… Его надо играть с меня… Вот спроси у жены, она скажет…» Я потом Володе говорю: «Чего ты его не выгнал?» — «А ну его, пусть…» Ведь сидел и слушал, а не «послал», как обычно в таких случаях…

Были ли у него меценаты? Были, конечно, люди, которые любили Высоцкого и просто помогали. Но среди них находились и такие, которым он был вроде бы чем-то обязан. Один замминистра, нормальный, в общем-то, человек, пригласил за город. Подпил. «Ну-ка, Володька, спой нам…» Володя развернулся, сказал что-то очень энергичное… «Немедленно поехали отсюда!» Правда, этот замминистра звонил на следующий день — извинялся.

Повторяю, что Высоцкий сразу же чувствовал, кто есть кто. Вообще к людям нормально относился… К поклонникам, особенно к поклонницам (а ведь были просто оголтелые) — достаточно скептически. Как артист, он прекрасно понимал, что без этого не обойтись… Выходим из театра, стоит девица, курит и пристально так смотрит… Приезжаем к дому, она уже около дома — стоит, курит и смотрит… Целыми ночами под окнами выстаивала. А что с ней сделаешь? Она не подходила, ничего не спрашивала… А вот были две женщины, подруги Нины Максимовны, — они каждый год в день Парижской коммуны преподносили букет, перевязанный ленточкой цветов французского флага (это ему очень нравилось).

Слухи и легенды раздражали Высоцкого. Знал, что про него разное говорят. Хотя эти слухи все-таки доходили до него опосредованно. Самое страшное началось после Жеглова… Почти не мог спокойно выйти из дому, не мог спокойно пообедать… В Доме кино обиделась одна его сокурсница по студии: «Володя, ты не хочешь со мной поговорить…» За городом — абсолютно пустой ресторан, приехали просто пообедать… Через десять секунд официанты, буфетчики, повара, человек тридцать подошли спросить то, это… Конечно, не от злого умысла, но… А ведь раньше даже радовался, когда узнавали. Последнее время это просто мешало жить.

Театр, в общем-то, не понимал, кто он такой… Хотя последнее время и театр начинал осознавать его величину. Все спектакли, в которых играл Володя, становились праздником. Когда Высоцкий был в театре — совершенно другая атмосфера. Даже рабочие сцены, билетеры, гардеробщики это понимали.

На равных, пожалуй, был только Леня Филатов. Знаю, что иногда с ним советовался. Хотя… в Тбилиси Филатов стал ему говорить: «У тебя рифмы простейшие, глагольные, надо бы посложнее…» Володя к этому как-то скептически отнесся. Да, Высоцкий никогда не боялся конкуренции… Последний год ему трудно было работать весь концерт. Поехали в Химки, пригласили Филатова. Леня тогда прошел гениально. Его просто не отпускали со сцены… Думаю, потому, что зрители знали, что выйдет Высоцкий.

Что касается зависти… В театре, в актерской среде была нормальная зависть, да еще какая зависть! Они же тогда считали, что они такие же, как Высоцкий. В мае 80-го в Париже лег в госпиталь, — Марина позвонила, что в Польшу он не поедет. Тут такое поднялось… «Из-за какого-то Высоцкого нас не пустят в Польшу!» Вы же знаете, что он прилетел в Варшаву в предынфарктном состоянии, чтобы два раза сыграть в «Гамлете».

Играл по-разному. После плохого спектакля был удручен, после хорошего радовался. После хорошего спектакля всегда бывало прекрасное настроение… А Гамлет был для него конкретный, живой человек, и все эти годы ему было что сказать людям в этой роли! Опаздывал? Иногда за пять минут до начала спектакля мы с ним были в другом конце Москвы… Он же говорил: «Я всегда готов играть…» Вообще не понимал, как это можно: «Я сегодня не могу… Отключила телефон, у меня завтра спектакль…»

С Любимовым, конечно, были сложные отношения. Думаю, что Любимов не понимал его величину до самой смерти. Конечно, ему было престижно, что в его театре такой знаменитый — Высоцкий! Но с другой стороны, в труппе говорили: «Опять Высоцкий… «звездная болезнь»… Вот на собрании шеф ему выдаст…» Но на собраниях труппы Любимов никогда себе этого не позволял. Вот один на один были разговоры. В последнее время Высоцкого уже раздражала эта ситуация — «учитель — ученик». Хотя он всегда говорил: «Шеф — это единственный человек, которого я не могу «послать»…»

Бывали и натянутые отношения. Володя очень хотел играть Вершинина, а Любимов дал ему Соленого. К спектаклю «Соло для двоих» по Уильямсу, который ставил Высоцкий, шеф относился снисходительно… В общем, Любимов не делал на него театр.

С Эфросом Володя хорошо работал… Я помню, что Эфрос ему говорил: «Володя, в любое время, в любом театре я поставлю с тобой «Ричарда III». И Эфрос все время тащил его работать на радио.

Всерьез об уходе из театра заговорил в 1978 году. Но это было сложно, держали еще и чисто практические соображения — нужны были характеристики, справки для выезда. В 1979-м подал заявление об уходе, хотя их было несколько. Первое никто не видел, кроме Любимова. И Любимов делал вид, что его вообще не существовало. После второго заявления очень обиделся Любимов — они поговорили… Володя переписал заявление: «Творческий отпуск на год»… Играл только Гамлета и Свидригайлова. Петровичу он отказать не мог. То японцы, то французы… Если бы не Олимпиада, летом 80-го не стал бы играть. Хотел уехать на целый год к Марине, поработать, пописать.

Поездки Высоцкого за границу Любимова, конечно, раздражали. И Володя, артист, отдавший театру Шестнадцать лет и в общем человек дисциплинированный, тоже понимал, что подводит Петровича. Но он всегда предупреждал заранее о времени отъезда. Да и к этому времени он стал гастролером. Гастролером! — именно с большой буквы. Он мечтал о спектакле, поставленном только на него, который он мог бы играть, а мог бы и не играть, но не подводить никого.

Весь последний год постоянно возвращался к идее моноспектакля по своим песням. Думал о своем театре песни. Хотел вернуться к оформлению Давида Боровского. Давида он очень уважал как художника, как человека. А еще за то, что Боровский в ходе работы над спектаклем хорошо узнал и оценил его поэзию.

В Химках после концерта подошла женщина и говорит: «Владимир Семенович, вы ведь, наверное, рукописи не храните, архива не держите. А вы не боитесь, что все это пропадет?» Высоцкий серьезно ответил: «Если то, что я делаю, чего-нибудь стоит, то не пропадет».

Большой Каретный… В этой компании Володя был младше всех, и он делал всякие штучки, чтобы их удивить. И он умел это делать… У него была какая-то вина перед Левой Кочаряном. Один раз мы ехали мимо Склифосовского, где умер Кочарян, и вдруг у Володи на глазах появились слезы…

Первая жена Володи — Иза Высоцкая… При мне Иза приезжала в Москву, бывала на Володиных концертах— очень тонкая, интеллигентная женщина. Володя всегда вспоминал о ней очень тепло… Она окончила студию на два года раньше, распределилась в Киев. И вот я думаю, если бы Володя тоже попал в Киев, пошли бы у них дети… И как сложилась бы у него жизнь — кто знает!

Родители… Конечно, у Володи с родителями были своеобразные, а иногда и сложные отношения. Но это были их родственные отношения. Марина Влади имеет какое-то право судить об этом, потому что она была членом семьи… Но я могу сказать, что Володя по-своему родителей так жалел, так любил… Особенно в последнее время.