Сборник статей - Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования

• Название: Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования
• Автор: Сборник статей
• Жанр: Публицистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0454-4

Книга посвящена теории и практике литературного псевдонима, сосредоточиваясь на бытовании этого явления в рамках литературы русского зарубежья. В сборник вошли статьи ученых из России, Германии, Эстонии, Латвии, Литвы, Италии, Израиля, Чехии, Грузии и Болгарии. В работах изучается псевдонимный и криптонимный репертуар ряда писателей эмиграции первой волны, раскрывается авторство отдельных псевдонимных текстов, анализируются опубликованные под псевдонимом произведения. Сборник содержит также републикации газетных фельетонов русских литераторов межвоенных лет на тему псевдонимов. Кроме того, в книгу включены библиографические материалы по псевдонимистике и периодике русской эмиграции.

---

Военнопленные, конечно, быстро заметили, что за «кукушкины яйца» подсунули им[487]. Ярче всего об этом свидетельствует вышедшая в 1917 г. книга «Два года в германском плену»[488] бывшего военнопленного Юрия Ивановича Шамурина (не позднее 1888–1918)[489], который подробно описывает, как устраивались библиотеки, как они снабжались литературой (газетами, журналами, книгами), чтобы «сделать пленных друзьями Германии и почитателями германской культуры»[490].

Конкретно Ю. И. Шамурин иллюстрирует «лицемерие», «подлог» и «ложь» (С. 24) этой «затеи прусского военного министра» (С. 26) на примере брошюр «таинственного» издательства «Родная речь» (С. 25). Среди них он особо выделяет брошюры «неведомых авторов» Ф. Артемьева, М. Кабанова и др., т. е. брошюры Лютера, которые сразу «зарождали подозрение» (С. 26). В особенности он упоминает здесь брошюру о Германской интеллигенции (С. 26), где автор в «позе культуртрегера» славословит Германию Гете и Шиллера – Германию, которой давно уже нет, о чем писал Шамурин уже в начале войны[491]. И кончает Шамурин тем, что все эти брошюры, «как бы они ни разоблачали Россию и ее союзников, как бы они ни нахваливали Германию, бессильны [были] […] ослаблять ту непримиримую ненависть и отвращение, которые внушили русским военнопленным германцы и Германия» (С. 26).

Неудивительно, что еще двадцать лет спустя в известном фильме Жана Ренуара «Великая иллюзия» (1937) собравшиеся в лагерном бараке русские военнопленные Первой мировой войны, получившие пакет с книгами, «набрасываются на посылку, начинают рвать книги, прежде чем сжечь этот подарок, сопровождая свои действия проклятиями и ругательствами»[492], которые в напечатанном в 1996 г. русскоязычном сценарии фильма дословно не передаются и которые не слышны во всех вариантах фильма, сегодня доступных через youTube[493].

После подготовки к печати 122-го выпуска серии война закончилась.

Отныне Лютер, буква за буквой, подкрадывается к настоящей своей фамилии. Кое-какие заметки выходят еще за подписью «– М—»[494] – то ли по первой букве фамилии главного редактора берлинской русскоязычной газеты «Русский вестник» 1918 г. М. В. Мейера (бывшего редактора петербургской немецкой газеты «Sankt-Petersburger Zeitung», в которой Лютер печатался), то ли по первой букве имени своей супруги Меты. Впоследствии он переходит на свои собственные инициалы А. Л., в частности в издаваемой М. Горьким в 1923–1925 гг. берлинской «Беседе»[495], пока не вернется окончательно к полному имени. Псевдонимами из «Родной речи», насколько нам известно, после 1918 г. Лютер больше не пользовался.

Культурное шефство над все еще задержанными в немецких лагерях пленными царской и уже Красной армий теперь, в конце 1920 – начале 1921 г., берут на себя другие силы. Объединенная коммунистическая партия Германии (ОКПГ), а конкретно ее «Русская секция», распространяют в лагерях брошюры, напечатанные на русском языке в Германии в таких издательствах, как «Новый мир» и «Издательство Отто Франке» (Otto Franke’s Verlag GmbH), и оплаченные деньгами «правительства России»[496]. Теперь это их цель – «просвещать» интернированных и пленных русских солдат. Скрываются ли среди авторов «тысяч брошюр», распространенных Коммунистической партией в лагерях (таких, например, как повесть «Доктор Гейн» В. Дедовского – возможно, псевдоним по подмосковному городу Дедовск[497]) и носители немецких фамилий под русским псевдонимом, нам выяснить пока не удалось.

В частности, не удалось выяснить, печатался ли тогдашний генеральный секретарь ОКПГ Эрнст Рейтер (Ernst Reuter; 1889–1953) под своим немецким псевдонимом «Фрисланд» (Friesland) или другим псевдонимом в русскоязычной печати того времени, например в недоступном нам пока органе Русской секции Коммунистической партии «Красный набат». Эрнст Рейтер, бывший немецкий военнопленный в России и впоследствии председатель Поволжского Комиссариата по немецким делам, вернувшись в конце 1918 г. в Германию, вскоре был арестован за то, что жил «под ложной фамилией» («unter falschem Namen») в Германии[498]. Известно, что он пользовался в немецкой печати того времени немецким псевдонимом (партийной кличкой) Фрисланд. Но в просмотренной нами русскоязычной печати этот псевдоним самостоятельно не использован и употребляется только в сочетании с его настоящей фамилией[499]. А после выхода из Коммунистической партии в конце 1921 – начале 1922 г. он уже не пользовался этим псевдонимом вообще.

Теперь настало веймарское время «золотых двадцатых годов», и псевдонимы выбирались по другим причинам.

Соперник Лютера на переводческой ниве, родившийся в Митаве (Елгава, Латвия) переводчик и писатель Иоганнес фон Гюнтер (Johannes von Günther; 1886–1973)[500] и также живший с 1914 г. в Германии, выступил в 1921 г. как переводчик на немецкий язык рассказа неизвестного доселе русского автора Владимира Аратова (Wladimir Aratow), под которым скрывался не кто иной, как сам переводчик фон Гюнтер. Рассказ вышел в сборнике эротической литературы «Der Moskowitische Eros» (Московский Эрос), изданном на немецком языке в Мюнхене в издательстве Orchis Verlag[501]. Наряду с переводом фон Гюнтера мнимого Аратова и реальных Бальмонта, Брюсова и других, в том же сборнике имеется еще один рассказ другого неизвестного доселе автора – Николая Поленова (Nikolaj Poljenow), за которым скрывается еще один не менее известный переводчик[502] Александр Самойлович Элиасберг (1878–1924)[503]. Вспоминая 50 лет спустя свой тогдашний поступок, Иоганнес фон Гюнтер расценивает написание своей «нежной кошонерии» под псевдонимом как «благословенный» литературной традицией «акт фальшивомонетничества», оправданный только требованием времени в «легкомысленных книгах». Он как будто раскаивается в содеянном, «не совсем чистом» («nicht ganz sauber») и «не совсем честном» («nicht ganz rechtschaffen»)[504].

Ближе к 1933 г. он, как и другие упомянутые здесь писатели, уходит от своих русских псевдонимов.

После прихода к власти Гитлера и публичного сожжения книг в 1933 г. имя Иоганнеса фон Гюнтера встречается в числе 88 писателей-подписантов, давших в октябре 1933 г. – как дело «чести» – «Клятву верности» («Gelöbnis treuester Gefolgschaft») Гитлеру[505]. Оно встречается впоследствии также – под свастикой – на афишах театральных постановок[506] и в печати времен Третьего рейха. Пользовался ли фон Гюнтер после 1933 г. псевдонимами, нам неизвестно[507].

Другая судьба у Эрнста Рейтера. Он, давно бросивший свой псевдоним, сразу по приходе к власти Гитлера был отправлен в концентрационный лагерь. Обосновывалось это в характеристике, данной ему гестапо не то нацпредательством, не то нацвредительством, когда заявлялось о его «антигосударственной деятельности» («staаtsfeindliche Tätigkeit») во время русского периода его жизни, наносившей ущерб немецкому делу («dem Deutschtum abträgliche Tätigkeit»)[508]. Освобожденный из концентрационного лагеря через два года с помощью английских квакеров[509], Рейтер покинул Германию и вернулся только после Второй мировой войны, чтобы стать первым правящим бургомистром Западного Берлина.

А Лютер? Поступив 1 февраля 1918 г. на службу в лейпцигскую Немецкую библиотеку и получив гражданство Германии в 1920 г., он продолжает печататься в русскоязычной печати. Представленный в немецком издании «Кто есть кто» («Wer ist’s». 10. Ausg. 1935) как ариец («ar.»), он теперь, после 1933 г., сотрудничает с гитлеровским «Новым словом», где причисляет себя к русским[510], и пишет рецензии под своей настоящей фамилией то в «Новом слове»[511], то в «Новой жизни»[512]. Скоро вспомнили и о его опыте работы времен Первой мировой войны.

В 1943 г. берлинское Министерство пропаганды Геббельса (субсидирующее с недавнего времени немецкие издания Лютера[513]) приступило к подготовке книг на русском языке «для библиотек остарбайтеров»[514], которых в то время насчитывалось до полутора миллионов человек. Изготовленные по заказу Министерства пропаганды книги впоследствии выходили под маркой «Издательство Р. Геррозе». Несколько книг было набрано или напечатано фирмой «Типография А. Гайне (Гайна)». Обе фирмы были расположены в г. Грефенгайнихен. Разумеется, упомянутые в названиях фирм господа «Р. Геррозе» и «А. Гайне» вовсе не являлись их владельцами; настоящим хозяином был издатель, носящий другую фамилию[515]. Всего в этом издательстве, по предварительным подсчетам Бориса Равдина, вышло 17 названий книг на русском языке (плюс примерно столько же книг на украинском)[516]. На русском языке печатались книги оригинальные и переводные, причем бросается в глаза, что среди переводов с немецкого не было юношеской работы финансиста серии Геббельса – романа, посвященного «германской судьбе» Михаэля и его антиподу, «студенту философии» Ивану Войнаровскому («он – русский, и в этом его […] великая драма»)[517].

Именно об этой затее Министерства пропаганды, по всей видимости, идет речь, когда Артур Лютер сообщает Эриху Бёме в письме от 22 августа 1943 г., что «одну неделю» и «несколько дней» назад, т. е. где-то в первой половине августа 1943 г., ему нанес визит «некий господин», «который в своем издательстве и в своей типографии должен изготовить те книги, которые Министерство пропаганды хочет распространять на оккупированных территориях и среди пленных»[518]. А еще несколько дней спустя, в почтовой открытке от 30 августа 1943 г., Лютер подтверждает фамилию этого господина «из Грефенгайнихена»[519] Эриху Бёме, к которому за советом тоже обратились. Но участвовать в этом проекте, судя по сохранившимся в архиве Эриха Бёме письмам, ни тот, ни другой уже не стали – ни под своей фамилией, ни под псевдонимом.