Бернар Миньер - Круг

• Название: Круг
• Автор: Бернар Миньер
• Жанр: Триллер
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-66372-9

Из затерянной в горах психиатрической клиники, где содержатся опаснейшие психопаты, маньяки и серийные убийцы, сбежал самый опасный из них — Юлиан Гиртман. Полтора года он ничем не давал о себе знать. Но однажды в маленьком элитном городке Марсак на юго-западе Франции неизвестный преступник жестоко и изощренно убивает преподавательницу местного лицея. Все следы указывают на участие в этом кошмаре Гиртмана, во всем просматривается его индивидуальный почерк. Однако майор Сервас, расследующий это убийство, постепенно начинает подозревать, что улики, указывающие на Гиртмана, — лишь фикция, отлично срежиссированный мрачный спектакль, цель которого — запутать его, Мартена Серваса, и навести на ложный след. Но кто же разыгрывает этот спектакль? Сам Гиртман, всегда тяготевший к рискованным играм, — или кто-то искусно копирует маньяка?..

---

Внезапно свет в баре замигал, по экрану пошли помехи, и картинка исчезла. Зрители возмущенно загудели, но изображение тут же восстановилось. Гроза… Она кружила над Тулузой, как стая ворон. Сервас ухмыльнулся, представив себе погрузившийся в темноту бар и лишившихся футбольного наслаждения зрителей.

Он и сам не заметил, как вернулся мыслями к привычной, но оттого не менее опасной теме. Юлиан Гиртман не подавал признаков жизни уже восемнадцать месяцев…[3] Ровно восемнадцать — но не было дня, чтобы сыщик о нем не думал. Швейцарец сбежал из Института Варнье[4] зимой 2008–2009-го, через несколько дней после визита Серваса. Во время этой встречи в камере майор сделал изумившее его открытие: у них с бывшим прокурором Женевы была общая страсть — музыка Малера. А потом один из них совершил побег, а другого завалило лавиной.

«Восемнадцать месяцев», — подумал он. Пятьсот сорок дней и столько же ночей, когда ему несчетное число раз снился один и тот же кошмар. Лавина… Он погребен в саркофаге из снега и льда, воздух заканчивается, руки и ноги онемели от холода, и тут его тела касается щуп: кто-то в бешеном темпе машет лопатой, отбрасывая снег. Его ослепляет свет, он жадно, раззявив рот, глотает морозный воздух. В проеме возникает чье-то лицо. Это Гиртман. Швейцарец хохочет, бросает: «Прощай, Мартен!» и снова закапывает его…

Мелкие детали жуткого сна менялись, но заканчивался он всегда примерно одинаково.

Серваса спасли, он выжил, но продолжал умирать в своих кошмарах. Часть его существа действительно умерла той страшной ночью в горах.

Чем занят Гиртман в данный конкретный момент? Где он обретается? Мартен внутренне содрогнулся, вспомнив величественный заснеженный пейзаж… горы головокружительной высоты, хранящие покой затерянной долины… здание с толстыми стенами… засовы, щелкающие в глубине пустынных коридоров… И дверь, за которой звучала знакомая музыка: Густав Малер, любимый композитор Серваса — и Юлиана Гиртмана.

— Лучше поздно, чем никогда, — буркнул Пюжоль, и Сервас рассеянно взглянул на экран. Один игрок покидал поле, другой выходил на замену. Очевидно, это и был тот самый Анелька́. В левом верхнем углу экрана было обозначено время — 71-я минута матча — и счет — 0:0, что, по всей видимости, и повысило градус напряжения в баре. Сосед Серваса, толстяк весом килограммов сто тридцать, обильно потевший в рыжую бороду, фамильярно похлопал его по плечу и произнес, дыша в лицо алкогольными парами:

— Будь я главным тренером, дал бы всем этим бездельникам хорошего пинка по заднице! Жалкие неудачники, даже на чемпионате мира еле ноги по полю таскают.

«Интересно, много ли двигается сам жирдяй, — подумал Мартен. — Наверняка ходит не дальше этого бара, да еще в магазинчик на углу, за пивом!»

Он спросил себя, почему не любит смотреть спорт по телевизору. Неужели из-за того, что его бывшая жена Александра не пропускала ни одной игры любимой команды? Они прожили вместе семь лет, хотя Сервас всегда, с самого первого дня, был уверен, что долго их брак не продлится. Они все-таки поженились — и продержались целых семь лет. Сервас и сегодня не понимал, почему они так долго не желали смириться с тем очевидным фактом, что подходят друг другу не больше, чем фанатик-талиб и шлюха. Что осталось от их союза? Восемнадцатилетняя дочь. Но Сервас гордился своей дочерью. Да, именно так — гордился. Ему не всегда нравилось, как она одевается и красится, он терпеть не мог ее пирсинг и дикие прически, но похожа Марго была именно на него, а не на мать. Как и он, она любила читать, как и он, поступила на самое престижное подготовительное отделение по литературе в Марсаке. Лучшие студенты приезжали сюда учиться даже из Монпелье и Бордо.

По трезвом размышлении он не мог не признать, что его в сорок один год волновали только две вещи: работа и дочь. А еще книги… Но книги — другое дело, книги — не центр существования, но вся его жизнь.

Может ли человек довольствоваться любимым делом и ребенком? Из чего складывается жизнь других людей? Сервас заглянул в опустевший, с остатками пены на стенках, стакан и решил, что пора остановиться. Нужно было немедленно облегчиться, и он направился в сортир. Дверь была грязной до омерзения. У писсуара спиной к нему стоял лысый мужик и шумно мочился.

— Не сборная, а инвалидная команда, — произнес он, когда сыщик начал расстегивать ширинку. — Без стыда не взглянешь.

Он закончил и вышел, не утрудив себя мытьем рук, а Мартен долго и тщательно намыливал ладони, полоскал под краном, потом подставил их под сушку; выходя же, нажал на ручку локтем — из брезгливости.

Когда Сервас вернулся на свое место, матч близился к концу, но счет остался прежним, а зрители достигли точки кипения: они были оскорблены в лучших чувствах. Сервас решил, что если все пойдет так и дальше, произойдут народные волнения.

Его соседи изрыгали проклятия и взывали к игрокам, не сводя глаз с экрана:

— Ну давай же, давай!

— Отдай мяч, кретин, да отдай же мяч!

— На правый фланг, на пра-авый!

Это означало, что игра наконец оживилась. И тут в кармане Серваса завибрировал мобильник. Он достал телефон — не навороченный смартфон, а старую добрую модель фирмы «Nokia». Сообщение было переадресовано на голосовую почту.

Сервас набрал номер.

И застыл.

Голос в телефоне… Он узнал его через полсекунды. Полсекунды вечности. Пространство-время сжимается — так, словно двадцать лет, прошедшие с их последнего разговора, пролетели за два такта биения сердца. От звука этого голоса у Серваса скрутило желудок; ему на мгновение показалось, что комната начинает кружиться. Крики одобрения и гул вувузел[5] стихли, потерялись в тумане. Настоящее съежилось до размеров атома.

«Мартен? Это я, Марианна… Пожалуйста, позвони мне. Это очень важно. Умоляю, позвони, как только получишь это сообщение…»

Голос возник из прошлого — и в нем был страх.

Самира Чэн бросила кожаную куртку на кровать и взглянула на толстяка, который курил, лежа в подушках.

— Мне пора на работу, так что давай одевайся и отваливай.

Мужчина был лет на тридцать старше Самиры, но ее не смущали ни его возраст, ни жирный живот, ни седые волосы на груди. Они отлично порезвились, остальное значения не имело. Она и сама не была записной красавицей и уже в лицее поняла, что большинство мужчин считают ее уродиной. Нет, не так: уродливым они находили только ее лицо, зато тело — невероятно сексуально-притягательным. Это двойственное чувство заставляло чаши весов склоняться то в одну, то в другую сторону. Любовников у Самиры Чэн было великое множество: она давно усвоила, что красавчики — вовсе не обязательно лучшие любовники; ей нужен был крутой секс, а не Прекрасный Принц.

Широкая кровать угрожающе заскрипела, когда пузатый любовник Самиры выпростал ноги из-под простыни и потянулся за своей одеждой, брошенной на стуле рядом с высоким зеркалом. Паутина, пыль, барочная люстра, подвешенная к балке (лампочки горели через одну), тростниковые циновки, комод и шкаф в испанском стиле, найденные у торговцев подержанными вещами, занимали остальное пространство. Самира надела трусы, натянула футболку и исчезла в устроенном в полу люке.

— Водка или кофе? — крикнула она снизу.

Самира проскользнула на маленькую, тесную, как камбуз, кухоньку, выкрашенную в красный цвет, и включила кофеварку. Дом был погружен в темноту — горела только лампочка над головой Самиры. Она купила этот старый дом в двадцати километрах от Тулузы всего год назад, не торопясь его реставрировала (выбирая случайных любовников по «профессиональному» принципу: электрик, сантехник, каменщик, маляр, кровельщик…), а пока занимала не больше пятой части обитаемого пространства. В комнатах на первом этаже не было никакой мебели — только стремянки у стен и козлы с банками краски и инструментами. Временную спальню Самира оборудовала на чердаке. Она сделала по трафарету надпись серебряными буквами на красной стене: «Посторонним вход на стройку запрещен», а на футболке, обтягивавшей ее маленькую грудь, красовался девиз «I LOVE ME».

Грузный мужчина с трудом спустился по ступенькам лестницы-трапа. Самира протянула ему чашку обжигающе горячего эспрессо, откусила большой кусок от яблока, увядавшего на кухонном столике, скрылась в ванной и пять минут спустя появилась в полной «экипировке». За отсутствием гардероба, все ее тряпки висели на металлических плечиках, под пленкой, белье и футболки лежали в пластиковых ящиках, а десятки пар сапог выстроились в ряд у стены.

Самира надела джинсы с прорехами на коленях, ботинки на плоском каблуке, новую футболку и ремень с заклепками, потом нацепила кобуру с табельным оружием. И камуфляжную парку — на случай дождя.

— Ты еще здесь? — удивилась она, вернувшись в кухню.