Пэлем Вудхауз - Вудхауз и война

• Название: Вудхауз и война
• Автор: Пэлем Вудхауз
• Жанр: Проза

---

Тут мне и скажут: "То есть как? Вудхауз пусть очень мало, но сотрудничал и сосуществовал с нацистами!" Чем вызван гнев: тем, что нацисты ужасны, как были они ужасны и раньше, или тем, что они в то время воевали с Англией? Если причина - вторая, стоит вспомнить, что мы живем не в мифе и не в газетной статье. Люди в оккупации бывали не только старостами, но и врачами или, как аббат Сийес, "просто жили" (примеры есть в семье моей матери, и писать о них я вправе, поскольку ни семья отца, ни я сама просто не остались бы в живых). Англичане, которые в подобной ситуации не были, отпустили Вудхаузу его несчастный проступок, как отпустили и Уайльду, но интонация у них при этом совсем другая, как будто вообще говорят другие люди. Жалеть Уайльда они стали сто лет назад, сразу после смерти, теперь им восхищаются. Его порок больше не считают пороком, это скорее достоинство, так что о милости, о снисхождении нет и речи. Наверное, кто-то осуждает его без пощады, но там я таких людей не видела, зато увидела здесь - точнее, рассказывая о нем по радио, услышала и упреки в жестокости, и упреки в непозволительной мягкости.

Что до Вудхауза, таким, как мы, нелегко его простить. Нетрудно оправдать Уайльда, если им, в сущности, восхищаешься. Той слабостью или глупостью, которую допустил бедный Плам, восхититься невозможно. Его осудит со знакомой брезгливостью всякий, кто склонен смотреть на человека или снизу вверх, или сверху вниз. Накажут они самих себя - Вудхауза терять жалко: и низкая словесность, и какая-то уж очень высокая достаточно надоели, не говоря о том слое, где они беспрепятственно смешались; и многих тянет к детским книгам, даже средним, вроде "Гарри Поттера". А Вудхауз как раз и пишет детские книги, правда, никак не средние. Сердитый Беллок назвал его лучшим английским писателем в середине 30-х - вспомним при этом, из кого он выбирал! Мы резонно устали от поучений, даже Честертон иногда раздражает; устали мы и от цинизма, но нередко думаем, что надо выбирать одно из двух. У Вудхауза нет ни того, ни другого: он безупречно легок и безупречно скромен. Конечно, он учит - все писатели учат, но уж никак не прямо и не намеренно. Предпочесть его неисчислимому множеству английских юмористов может только тот, кто все-таки хочет попасть в его мир, который Ивлин Во назвал идиллическим, но можно назвать и детским. Создал он этот мир потому, что так и не стал взрослым, а невзрослому человеку сложно жить среди правильных, серьезных людей, которые так точно знают, чего бы они ни за что не сделали. Может быть, рассказ о деле Вудхауза поможет усомниться в себе, а тон его бесед вызовет не презрение, а глубокое почтение к незлобивому человеку, умевшему посмеяться над невыносимыми условиями. Он жалел других, даже врагов, но уж никак не страдал жалостью к себе - нашим любимым пороком.

Передача первая

Говорит Немецкая радиостанция на коротких волнах. В нашей Берлинской студии сейчас находится мистер П. Г. Вудхауз, знаменитый писатель, создавший образы неподражаемого Дживса, Берти Вустера, лорда Эмсворта, мистера Маллинера и других замечательных героев. Мистер Вудхауз почти целый год провел в Германии, после того как немецкие войска заняли его виллу в Северной Франции. За это время он закончил новый роман, который, как я понимаю, находится сейчас на пути в США, где будет напечатан, и приступил к работе над следующим романом. Мы подумали, что американским читателям будет интересно послушать самого мистера Вудхауза, поэтому мы пригласили его к нашему микрофону, чтобы он лично рассказал о том, как и что с ним произошло.

У микрофона - мистер Вудхауз.

Очень может быть, что мой сегодняшний рассказ покажется слушателям немного бестолковым, а мои рассуждения несколько бессвязными. Но это, как сказал бы Берти Вустер, легко поддается элементарному объяснению. Видите ли, я только что вышел на свободу после сорока девяти недель, проведенных в немецком лагере для интернированных гражданских лиц иностранного подданства, и последствия пребывания в нем еще не совсем прошли. Ко мне до сих пор не вернулось полностью мое непобедимое душевное равновесие, за которое мною в прошлом все так восхищались.

Оно понемножку возвращается, не беспокойтесь. Загляните ко мне через недельку-другую, и вы будете очень удивлены. Но пока что я чувствую себя слегка не в своей тарелке, меня так и подмывает время от времени делать паузу, чтобы заняться вырезыванием бумажных человечков или втыканием соломы в волосы, сколько их там у меня осталось.

К таким результатам, должно быть, всегда приводит долговременное нахождение за решеткой, а я начиная с 21 июля 1940 года все время проводил в разных "и-лагах". "И-лаг" не следует путать с "оф-лагом" и "шта-лагом". "Оф-лаг" - это куда отправляют пойманных офицеров, а "шта-лаг" предназначен для рядового состава. Нашему же брату, штатским иностранцам, полагается "и-лаг" - чему мы, конечно, несказанно рады.

С тех пор как я занялся этим бизнессом - то есть сидением в лагерях, мне довелось побывать ни много ни мало как в четырех "и-лагах", из них одни были более и-лаговые, другие - менее, но все-таки. Сначала нас посадили в тюрьму, потом в казарму, потом в средневековый замок. И только после этого в один прекрасный день на плацу ко мне и остальным нашим ребятам присмотрелись получше и наконец-то приняли правильное решение. Нас отправили в город Тост, что в Верхней Силезии, и поместили в местный сумасшедший дом, где я и провел последние сорок две недели.

Жилось там, во многих отношениях, вполне сносно. Вообще жизнь в концлагере имеет свои преимущества. Во-первых, не бегаешь по кабакам, и освобождается время для чтения. И кроме того, можно хорошенько отоспаться. А главный недостаток состоит в том, что не бываешь дома. Горько думать, что ко времени нашей следующей встречи моя собачка-пекинес меня уже совершенно забудет и прокусит мне икру до кости, как она неизменно поступает с незнакомыми людьми. И по-видимому, возвращаясь к жене, я должен буду запастись рекомендательным письмом, на всякий случай.

Юноши, начинающие строить жизнь, нередко спрашивают меня, как бы им попасть в концентрационный лагерь? Для этого, говорю я, существуют разные приемы. Я лично воспользовался таким: покупаешь виллу в Ле-Туке на побережье Франции - и жди, пока придут немцы. По-моему, этот способ самый верный и самый необременительный. Ты покупаешь виллу, а все остальное делают они.

На мой вкус, они бы вообще могли не появляться. Но они смотрели на дело иначе и двадцать второго мая приехали - кто на мотоциклах, кто пешком, и все как один явно с намерением погостить подольше.

Все это происходило при соблюдении тишины и порядка. Хорошо то, что Ле-Туке - мирное местечко, расположенное в стороне от больших дорог и от общего направления атаки. Армия, имеющая целью выйти на побережье, естественно, будет продвигаться по шоссе прямым ходом на Булонь, а не станет на первом углу после Этапля сворачивать влево. Так что у нас никакого шума и мордобоя не было. Для меня дело ограничилось лишь тем, что я однажды утром прогуливался с женой по лужайке перед домом, и вдруг жена, понизив голос, говорит: "Не оглядывайся, но приехала немецкая армия". Смотрю, действительно, приехала армия, бравые такие молодцы в нарядной зеленой форме, и у каждого в руке пулемет.

Когда ты неожиданно обнаруживаешь, что со всех сторон окружен вооруженными силами вражеской державы, реакция на это открытие бывает довольно интересная. Ты напрягаешься. В первый раз при виде немецкого солдата за своим забором ты испытываешь потребность подскочить вертикально вверх на десять футов, что ты и делаешь. Неделю спустя ты уже подскакиваешь только на пять футов. Ну, а потом, когда прожил с ним бок о бок в небольшой деревушке два месяца, неизбежно начинается братание, и ты сожалеешь, что не выучил в школе немецкий язык - вместо греческого или латыни. Я из всего немецкого языка знаю только одну фразу: Es ist schones Wetter - и, раз пустив ее в ход, остаюсь совершенно безоружен, так что дальнейшее наше общение поневоле проходило в форме взаимообмена нежными улыбками.

За те два месяца я достиг в технике нежных улыбок немалых высот. Моя вилла со всех сторон окружена соседскими домами, и в каждом из них жило по немецкому офицеру, которые довольно часто наведывались к нам присмотреть за порядком. А рядом во дворе стояли парни из рабочей части, и с ними у нас установились совсем близкие отношения. Не проходило вечера, чтобы двое-трое из них не забегали принять в моем доме ванну с последующим сеансом обмена нежными улыбками на крыльце.

Так день за днем весь июнь и июль текла наша спокойная счастливая жизнь, не омраченная ни единым неприятным инцидентом. Ну, может быть, было что-то раз или два, но не больше. Как-то явился господин административного вида, без малейших признаков любезности в манерах, и заявил, что ему нужен мой автомобиль. А также радиоприемник. И вдобавок еще велосипед. Последнее меня больно задело. Без автомобиля я готов был обойтись, радио почти никогда не слушал. Но этот велосипед я любил. Я посмотрел господину прямо в глаза и сказал: "Es ist schones Wetter" - самым что ни на есть суровым тоном. Мне хотелось его уязвить. И что же он мне ответил? Ничего. Что он мог возразить? P.S. Велосипед он забрал.