Семен Лопато - Искушение и разгром

• Название: Искушение и разгром
• Автор: Семен Лопато
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90041-1

Настоящая женщина — это женщина, у которой есть что-то, за что можно простить все остальное. Именно с такой женщиной сталкивается герой романа, когда в конце 90-х ему приходится выполнять незаконное поручение на территории одной из стран СНГ, к которому по политическим соображениям невозможно привлечь спецслужбы. История аварийно упавшей крылатой ракеты, которую необходимо вернуть на Родину, опередив посланцев западных «партнеров», заставляет героя пройти через целую череду трагикомических обстоятельств, где техногенные загадки, эротика, убийства, побеги из заключения и потери друзей сплетаются в один причудливый клубок. Книга — как оборотень: в какой-то момент она почти превращается в шпионский детектив. Но в ней действуют живые люди, с их страстями, пороками, иллюзиями и убеждениями, многие из которых рушатся на сломе эпох, в том смертельно опасном водовороте, в котором закрутилось вместе глобальное и личное.

---

— Доживем до пенсии, почувствуешь.

— Я не шучу.

— Я тоже. Я не понимаю, где же еще можно чувствовать ласку и внимание.

— Вот очень жаль, что ты этого не понимаешь.

— Ну понятно. Ласка и внимание — это вскопать пять соток огорода. После этого, очевидно, секс будет особенно волнующим.

— Это бесполезный разговор.

— Я вижу.

Сергей тоскливо посмотрел в окно.

— Слушай, а может, нанять кого-нибудь? Любые деньги плачу.

— Ты что, батраков хочешь найти? Ну попробуй. Я не знаю, где их взять можно.

— А может, Сереженьку нанять, раз такое дело? Ему, наверно, все равно, куда перегной таскать.

— Между прочим, Сергей Петрович очень хороший человек. И всегда помогает.

— Ну вот, пусть он это и сделает. И со счастливым выражением лица. Как раз как ты хотела.

— Это не я хотела. Это хотела твоя мама, когда ты занимался музыкой. Ты это сам только что говорил. Ты что, не помнишь?

— А… — Сергей махнул рукой. — Один хрен — бабье…

Жена, неожиданно прыснув, потянулась к нему.

— Я с тобой повешусь когда-нибудь…

Сергей привычно обнял ее.

— Так, значит, в воскресенье ты поедешь?

— Поеду, я же сказал.

— Ну хорошо. Только веди себя прилично с соседями. С Евгением Дмитриевичем особенно. А то он с прошлого раза меня все расспрашивает, когда ты наконец приедешь. Все насчет удобрений с тобой посоветоваться норовит.

Сергей усмехнулся. В последний свой приезд прошлым летом, осатанев от окружающей обстановки, он, зайдя вместе с женой с визитом вежливости к соседям, пожилой супружеской чете, стал изображать из себя знатока и любителя сельского хозяйства, разразившись за столом монологом о проращивании семян и прореживании рассады, почерпнутым из случайно увиденной накануне телевизионной передачи. Выйдя затем с хозяевами в сад, он долго мял между пальцами комочки земли и рассуждал о семенах и подвязывании кустарника, произведя сильнейшее впечатление на ничего не подозревающих старичков и игнорируя негодующие жесты жены, втихую дергавшей его за штаны.

Почувствовав, что жена смягчилась, он подтолкнул ее к кровати. Она не противилась. Женский организм устроен замысловато, но если один раз в нем разобраться, более он не дает осечек. Привычно пройдя по проторенному пути, он дождался, пока она дважды кончила, кончил сам, поцеловал ее и, перемолвившись несколькими ласковыми словами и пожелав ей спокойной ночи, отвернулся к стенке. Они спали врозь, каждый под своим одеялом. Спать в обнимку она не любила.

4

Следующее утро выдалось хмурым. Дочка убежала во двор к подружкам, жена, попив кофе, затеяла «уборку», вечный процесс, никогда не приводящий к результату. Сергей, которого в периоды смутного состояния духа всегда тянуло на эпическую поэзию, сидел на захламленном балконе на старых ящиках, листая «Песнь о Роланде» и поглядывая в серое небо, когда раздался телефонный звонок. Перебравшись через устроенную женой баррикаду из сдвинутых кресел, журнального столика и гладильной доски, Сергей дотянулся до аппарата.

— Алло.

— Приветствую тебя максимально.

Сергей удивленно опустился на подлокотник кресла. Это был Николай, один из самых старых его друзей и, в сущности, один из двух друзей, которые у него реально были. Человек абсолютно самодостаточный и крайне редко звонивший Сергею, как, впрочем, и кому бы то ни было еще, он был для Сергея одним из тех людей, чье присутствие ощущается скорее незримо, чем в реальности, и с неизвестным, но легко угадываемым мнением которого и взглядом на вещи невольно и привычно сверяешь свои мысли и поступки. Последние годы они виделись редко, от силы раз в полгода, при этом, впрочем, раз в два-три месяца разговаривая по телефону, каждый раз по несколько часов, к негодованию соседки Сергея по лестничной клетке, с которой он имел спаренный номер. При этом звонил всегда Сергей, такой порядок установился годами, и, чем бы ни был вызван звонок Николая, это было своего рода сюрпризом.

— Извини, что беспокою тебя в такой ранний час. Я тебя ни от чего не отвлек?

Сергей, заинтригованный, опустился в кресло.

— Да как тебе сказать… В общем, нет. Я тут как раз читал про гибель Оливье.

— Оливье? Ах да, понимаю. Что делать, теряем лучших людей. Но, ты знаешь, кажется, я отчасти развею твою печаль.

— Ты что, досочинил другой конец?

— Гм, ну нет. До такого я еще не дошел. Как любили говаривать в старину политобозреватели, переписать историю не удастся никому, хотя сами частенько этим и занимались. Оливье и Роланд спят вечным сном на дне Ронсевальского ущелья, и отрицать этот факт не смеет даже Европейская комиссия по правам человека. Но, кажется, луч света блеснул с другой стороны. Мне тут принесла благую весть одна из моих подчиненных на работе. Она тут на днях была на книжной ярмарке в «Олимпийском». Так вот, невероятно, но факт. Кажется, вышел третий том Дельбрюка.

Сергей убежденно покрутил головой:

— Этого не может быть. И знаешь почему? Потому что этого не может быть никогда.

— То же и я ей сказал, но встретил решительное несогласие. Она мои сомнения отвергла с порога. Даже не знаю, что подумать. Конечно, она далека от подобных увлечений, ездит туда за совершенно другими книгами и вполне могла принять за Дельбрюка какого-нибудь Дельвига или Делакруа, но тем не менее она решительно утверждает, что это был именно он.

— Ну да, и аргументирует это тем, что на обложке была изображена женщина с обнаженной грудью и со знаменем.

— Да нет, ты знаешь, она и обложку описывает довольно похоже. Я, в принципе, давно просил ее это отслеживать, раз уж она там бывает. Одним словом, имеется свидетельство, и, по-моему, мы не имеем права его игнорировать. Да и то сказать, пора, давно пора.

— Предлагаешь съездить?

— Как тебе сказать… Я думаю, если мы не используем этого шанса, история нам этого не простит.

Сергей усмехнулся. Ганс Дельбрюк, автор «Истории военного искусства в рамках политической истории», один раз был издан в России в тридцатые годы ограниченным тиражом, однако с тех пор стал неслыханной библиографической редкостью. В молодости участник франко-прусской войны, обладавший ясным, спокойным умом и редкой для историка способностью писать только о самом главном, он рассматривал войну с точки зрения жизненной логики и здравого смысла, въедливо отделяя в источниках историческую суть от литературных наслоений и создавая порой столь убедительные реконструкции труднообъяснимых событий, что против них просто нечего было возразить. Еще в студенческие годы Сергей единственный раз в жизни держал в руках четвертый том старого семитомного издания Дельбрюка, там же, в магазине прочитав главу, посвященную тактике швейцарской пехоты. Он не купил тогда эту книгу не столько из-за непомерной цены, которую, в принципе, мог бы одолеть, сколько из-за ясного сознания невозможности когда-либо собрать остальные шесть томов и нежелания впоследствии скрежетать зубами от обиды, воображая, что могло в них содержаться. Больше всего его тогда поразила въедливая дотошность анализа и изложения. Дело происходило в те приснопамятные годы, когда единственным источником информации для интересующихся были приветливые восьмисотстраничные кирпичи под названиями «История войн и военного искусства», где Наполеон появлялся уже на двадцатой странице, а из оставшегося объема пятьдесят страниц отводилось Гражданской войне и семьсот — Великой Отечественной, причем страницы пестрели номерами корпусов и дивизий без малейшей попытки хоть что-либо внятно объяснить. Первый том нового издания Дельбрюка вышел три года назад, второй — год спустя, однако впоследствии на ярмарке в «Олимпийском» продавцы на лотках на вопросы о третьем томе в течение двух лет неизменно отвечали: «В следующем месяце должен выйти», наводя Сергея с Николаем на мысль, что издательство просто прогорело. Новейшая информация Николая давала новую надежду, хотя и слабую. Попробовать, впрочем, стоило. Прерывая затянувшееся молчание в трубке, Сергей вздохнул.

— Ну что ж, в любом случае потомки нас поймут, а история нас оправдает. Давай съездим.

Договорившись встретиться у метро на проспекте Мира, они повесили трубки. Жена, заставшая окончание разговора, расстелила в комнате половичок.

— Куда поедешь?

— В «Олимпийский». Вышел третий том Дельбрюка.

Жена уверенно покачала головой:

— Этого не может быть. — Она была в курсе дела.

— И тем не менее.

— Ну-ну. С Николаем?

— С кем же еще. Нас, таких психов, в Москве всего двое. Если б издательство догадалось выпустить эту книгу тиражом в два экземпляра, план по реализации был бы выполнен гарантированно. Тираж просто смели бы с прилавков.

Жена при воспоминании о Николае на секунду задумалось, придя в своих размышлениях к тому единственному вопросу, который она могла задать: