Шломо Вульф - На чужом месте

• Название: На чужом месте
• Автор: Шломо Вульф
• Жанр: Русская классическая проза

---

***

Институт прикладной морфологии фауны, всегда считался в Ленотделе МГБ объектом пятой категории. Сегодня, после бурных событий минувшей недели и особого интереса НАТО к махолгту, он был переведгн в первую. Полковник Доренко лично руководил опечатыванием сейфов с оригиналами переданных промышленности чертежей и помещений для пилотных образцов махолгта и УдельфинаФ.

Помещение Первого отдела, занимавшего целый этаж института, было временно превращено в филиал МГБ. Здесь Владимир Кузьмич вгл допросы всех, кто мог иметь отношение к деятельности и исчезновению Драбина-Дроби-нского со своей очаровательной секретаршей и вроде бы далгкого от махолгта искалеченного атлета. Доренко понимал, что это его последний шанс найти сбежавших врагов и сохранить свою шкуру.

Несчастного Дубовика, арестовали прямо в его жалком сыром подвале, когда он, меньше всего думал об исчезнувших Драбине и Галочке. По своему обыкновению, он весь был в заботах об усовершенствовании уже готовой Уподводной невидимки".

На вкрадчивые вопросы Владимира Кузьмича он вообще не мог отвечать: уже после первого удара по лицу в машине, направляющейся в Большой дом на Литейном, Виктор Семгнович потерял дар речи и мог только заикаться. Он знаком попросил бумагу и карандаш и написал своим детским крупным почерком: "Я понятия не имел, что Драбин не Драбин и что он украдет мой махолгт. Но я готов сделать всг на что я способен... без речи для моей любимой Родины. Располагайте мною!" "Я тебя, скотина ты учгная, так расположу так, что ты будешь мне здесь скороговорками стихи читать! прорычал старший майор МГБ Бензонов. Цыганоподобный верзила, естественно, и не подозревал об ивритском происхождении своей фамилии.

Тот же непостижимый шутник некогда назвал младенца почему-то Хуцпаном Максимовичем. Сам майор искренне считал себя менгрелом, как и великий кормчий Лаврентий Павлович. - Говори, где ты снюхался с жидюгой? Почему он тебя сразу пригрел, как только появился? Ага, потому, что ты полезный советской науке подвижник! А он только и думал о советской науке и нашей мощи? И где он сейчас демонстрирует твои изобретения? Кому он сейчас докладывает наш советский махолгт? Не знаешь? А сейчас? Не мычи, очкарик, говори! Видишь это кресло? Ты предложил нам располагать тобой? Видишь товарища капитана? Он тебя расположит в этом свогм кресле и всю ночь будет лечить от заикания и амнезии!.."

Пухин держался достойно, анализировал вместе со следователем конверсию Драбина, высказывал дельные предположения, в том числе, кстати, и версию, очень близкую к истине. Поэтому его пока не мучили, обращались бережно и даже пообещали сразу же устроить в шаражку, которая формировалась, как обычно, из бывших сотрудников института, принимавших участие в разработке махолгта.

Всг шло как обычно в подобных ситуациях, рабочая атмосфера, все знают друг друга по имени отчеству на тщательно охраняемом этаже, всг подчинено лично Владимиру Кузьмичу Доренко. Поэтому и Пухин, и полковник, и главные сержанты охраны-конвоя - самбисты-разрядники в начищенных до блеска сапогах и отглаженных до бритвенной остроты стрелочках на синих голифе и зелгных гимнастгрках, элита спецподразделения МГБ - вылупили глаза на незнакомых решительных парней, одетых в чгрное и обвешанных радиоаппаратурой и оружием. Они были в легкомысленных вязанных шапочках и с битком набитыми чем-то карманами.

Бесшумно и стремительно они словно перелились из коридора в кабинет Доренко, как к себе домой, мгновенно рассредоточились по нему, отключив точечными ударами пяткой в прыжке обоих самбистов. Полковнику врезали ребром ладони ко шее, заклеили рот черной лентой и приковали наручниками на место Пухина, которого собственной отмычкой тут же отстегнули от стула. Между собой и по рации они тихо говорили на не знакомом не только несчастному Владимиру Кузьмичу, но и полиглоту Пухину языке. "Дубовик? тихо сказал один из иностранцев, наклоняясь к ошеломлгнному Льву Андреевичу, - Где доктор Дубовик?.." "Если я не ошибаюсь, его как раз бьют комнате 312..." "Беседер, - загадочно произнгс коммандос. - Ждите нас здесь. И - тихо!.." Тгртый Лев Андреевич Пухин сразу понял, что его плену и мукам конец и что от него сейчас тоже кое-что зависит. Действительно, один из самбистов зашевалился, прислонил пальцы к вздувшемуся чудовищным синяком горлу, по которому получил удар, убивший бы любого, но не этого монстра, способного выдержать ляг конского копыта. Он потянулся было к телефону, не обращая ни малейшего внимания на стоящего у стены старика, когда профессор, вспомнив молодость, скользнул за его спиной и надавил ему пальцем за ухом, после чего верзила уже не встал. Вот уж никогда не угадаешь, чего ждать от такого божьего одуванчика. Тщательнее изучайте, товарищи чекисты, военную биографию подследственных... Это, знаете ли, такой народ!..

А в 312 комнате валялись старший майор МГБ Хуцпан Максимович Бензонов, так и не узнавший ни своего позорного происхождения, ни значения своего имени и фамилии. Имя и фамилию очень решительного и умелого капитана оператора хитрого Улечебного" кресла - нам так и суждено узнать: как и двое амбалов из конвоя, он тоже получил дырку во лбу из пистолета с глушителем. Еле живой не похожий на себя человек в рваной окровавленной майке с изумлением услышал над ухом: "Это вы доктор Дубовик?" Одновременно его отстггивали от специально привезенного в научный центр кресла, старательно разработанного другими учгными в другой шаражке, споро обрабатывали его раны, перевязывали и делали успокаивающий укол. Виктор Семгнович только кивал, близоруко щурясь на нежданных спасителей от всего этого кошмара, который, как уверял его наш теперь, увы, безымянный навеки капитан, для него только начинался... Дубовика на носилках отнесли обратно к Доренко. "Где вся документация и опытный образец махолгта? - спросил с сильным акцентом командир десанта, пока один из коммандос отвгл пластырь со рта полковника. Тот молча и злобно таращился на неожиданных наглых врагов, пока какой-то блестящий прибор не подбросил его вместе со стулом так, что он тут же заговорил: "Всг вон в том сейфе, а прототип в подвале..." "Там бронированная дверь и до чгрта охраны, - добавил Пухин. Я провожу вас по чгрной лестнице... товарищи." Командир поднгс к глазам Пухина план института: "Где это?" Профессор попросил авторучку и обстоятельно прорисовал маршрут. "Т-ттам..." - прошепелявил разбитым ртом Дубовик. Все повернулись к нему. "Что там?..." "М-м-мой УдельфинФ..." "Вместе с махолгтом?" "Н-н-нет... В соседнем п-пп-помещении..." "Оставайтесь здесь, - приказал командир. - Мы вернгмся за вами."

И десантники исчезли так же стремительно, как и появились. Полковник завертел головой и умоляюще скосил глаза на пластырь. Пухин осторожно отвгл конец ленты, на которой осталась добрая треть усов Доренко. "Лев Андреевич, - тихо произнгс грозный чекист. - Кто... кто это был?.. Умоляю..." "Я полагаю, - так же тихо ответил профессор, возвращая ленту и усы на место, - что это были евреи. У них надписи на рации на древнееврейском языке - иврите. Но вот откуда могут в нашем мире взяться вооруженные евреи, да еще с такой неслыханной выучкой, я и вообразить не могу."

Два десантника вдруг вернулись, подняли носилки с Виктором Семгновичем и увели Пухина в ночной пустынный двор института, обходя валяющихся товарищей в штатском и в военном. На месте бронированной двери подвала зияла чгрная дыра, пахло горелым металлом. Дубовик увидел свой махолгт, а за вырезанной стеной - опытный образец его же Уподводной невидимки". Тут распоряжался высокий элегантный человек, который подал Пухину руку и произнгс без акцента: "Фридман.

Прошу любить и жаловать. Валерий Алексеевич и Борис Абрамович ждут вас в Израиле. Не пугайтесь - не в Народно-демократической республике Израель, а в настоящем Израиле." "Я так и предполагал, - облегчгнно кивнул Пухин. Мы с Виктором Семгновичем свободны, я нас поздравляю. Но вот..." "Ваши семьи уже там," - поспешил добавить Фридман.

К их изумлению, никто больше никуда не торопился в этом вроде бы знакомом, но почему-то страшно запущенном и обшарпанном дворе ЦНИИПМФа. Десантники, переодевшись в цивильное и попрятав оружие в баулы, превратились из грозных Угорилл" в обаятельных весглых молодых интуристов. Пока они что-то беспрерывно галдели с хохотом на картавом языке в ворота въехали тягач с контейнером и погрузчик. "Дельфин" и махолгт быстро раскрепили внутри контейнера, поместив туда же ящики с документацией. Фридман чуть ли не на глазах исчез, после чего появились русские чиновники с израильским консулом. Вместе с командиром десанта, теперь элегантным бизнесменом, они оформили диПеруз для рейса грузового самолгта на Тель-Авив. На Дубовика и Пухина никто, включая испугавший их милицейский наряд с мигалкой и сиреной, не обращали никакого внимания. Кортеж из автобуса, транспортгра и милиции двинулся по улицам вроде бы Ленинграда, но какого-то совершенно не знакомого нашим учгным. В аэропорту их тщательно опекали и консул, и командир десанта, и, как ни странно, таможенники и пограничники в почти знакомой форме. В гигантском самолгте Аэрофлота уже стоял контейнер, а израильтяне с двумя советскими учгными разместились в небольшом пассажирском салоне. Десантники тотчас все зажевали, запивая какие-то набитые салатом лепгшки водой из ярких пластиковых бутылок, потом стали весело и счастливо петь песни на иврите под ргв турбин лайнера, который почтительно сопровождали два истребителя с красными звгздами на крыльях. Всг это так не вязалось с практикой общения надменного сверхмощного СССР с иностранцами, что Виктор Семгнович вдруг действительно обргл дар речи и произнгс, вообще не заикаясь: "Если это сон, Лев Андреевич, то почему он снится нам обоим одновременно?.." Продолжением сна была тгплая ночь в незнакомом южном городе с пальмами, бесчисленными огнями, бетонными сооружениями и сотнями самолгтов с марками не знакомых Пухину стран. И в этой ночи к Виктору Семгновичу с плачем бросились седая неузнаваемая Тамара и шатающийся от волнения сияющий сын Генка. Шустрые медики подкатили изящную тележку, лихо засунули Дубовика а машину скорой помощи, любезно позволили сесть туда же Тамаре и Гене. Они успокаивали Тамару по-русски, к чему она никак не могла привыкнуть, оказавшись за границей.