Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I

• Название: Иная судьба. Книга I
• Автор: Вероника Горбачёва
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Каждому — своё. Раз уж родился герцогом — тащи бремя власти, держи в твёрдом кулаке свою прекрасную Галлию, воюй, казни и милуй, распутывай интриги, служи королю… Это только простолюдинам кажется, что власть — благо. На самом деле — бремя, да ещё какое. Если ты сирота, да ещё незаконнорожденная — даже любящий дядя, деревенский кузнец, не защитит от насмешливых взглядов и обидных кличек. Впрочем, это ещё цветочки, а вот ягодки… Так что — терпи, девонька. Такова Судьба. А Судьба возьмёт — и сделает странный выверт. Совместит несовместимое. Сведёт тех, кому вовсе не суждено увидеться: всесильного герцога — и простую деревенскую девчонку, дрожащая от страха. Вскоре ждут её пыточная, допрос, позорная казнь… если только не сумеет оправдаться. Сможет ли?

---

Главное — жива. Спасибо, Господи, что хоть от смерти уберёг!

Куда же её всё-таки посылали? Кажется, принести что-то, а она вот с пустыми руками возвращается, потому как даже вспомнить не может, чего от неё хотели. Запилит тётка-то, запилит, что без ничего пришла, а ещё больше влетит, ежели платье попорчено. Цело платье-то? Не порвано? Без пятен? А то выставит сейчас напоказ весь свой грех невольный, и тогда уже ни дядька, ни пастор не помогут, никто не посватается. А не прикроешь позор замужеством — пойдёшь по рукам. Значит, нельзя, чтобы люди хоть что-то заподозрили.

Марта в очередной раз попыталась приподняться — и вдруг удивилась. Девушки говорили, что после близости, особенно в первый раз и не по согласию, здорово всё болит — и переднее место, и заднее порой, поэтому она уже приготовилась к неприятным ощущениям, но, оказывается, зря. Ныла разве что разбитая голова, но с этим девушка свыклась, да почему-то свербела и щипала кое-где спина. И дышать было… тяжело как-то, одежда непривычно туго сжимала бока. А женское место — нет, не болело ни капельки. И… сухое, ей-богу, сухое… Марта, хоть и в девушках ходила, но наслушалась про эти дела от подружек, да и трудно в деревне жить — и не знать, как э т о происходит… Неужто её не тронули? Тогда для чего прибили так сильно? Она не богачка, чтобы выкуп за неё требовать; лицом, может, и сошла бы за знатную, а всем остальным-то… Уж года два, с той поры, как начала расти грудь, Марта старалась напяливать на себя не те нарядные тряпки, что подсовывала тётка, а что-нибудь постарее да поплоше, а когда ругали — прикидывалась дурочкой. Только, кажется, это не всегда помогало.

В затылке снова застучало. У Марты было странное состояние — она и понимала всё, и словно её уносило временами куда-то. И тошнило сильно. Попить бы…

И всё же — тронули её или нет? Убедиться, что и впрямь она осталась невинна, можно было лишь одним способом — проверить, нет ли крови? Марта собиралась приподнять подол — но ахнула, только сейчас разглядев, во что одета. Вместо привычной грубой холстины замызганного повседневного балахона на ней было нечто гладкое, белое, приятное на вид и на ощупь, точь в точь господское платье, в каком, дай бог памяти, щеголяла баронская племянница. Однажды Марте случилось встретиться с наследницей, когда обе ещё соплячками были, то-то нагляделась… Впрочем, маленькую баронессу никто не посмел бы назвать соплячкой, даже собственный злющий дядя, чтоб ему… Со страшным бароном было связано что-то нехорошее, но память Марты снова напрочь перемкнуло. Да и не до того ей стало. Разволновавшись, она кое-как поднялась на колени, опираясь кулаками об пол, затем умудрилась встать, хоть её и шатало во все стороны, и наконец, оглядела себя, как смогла. От увиденного стало совсем нехорошо.

Платье на ней и впрямь было господское: из самого что ни на есть атласа, с верхом, затканным белыми розами, и такими же по подолу. Края коротких, чуть ниже локтя рукавчиков, пенились кружевами, а на широченные юбки пошло в своё время столько материи, что можно было бы, пожалуй, обшить всех многочисленных Мартиных племянниц. Все белые, юбки-то, правда, по низу грязью уляпаны, жалость-то какая… Дура, себя пожалей, в сердцах одёрнула Марта и взялась было за юбку, приподнять, как вдруг на левой руке ослепительно вспыхнула… звезда. Нервы, и без того натянутые, не выдержали, и Марта взвизгнула и затрясла кистью, словно на пальце у неё сидел тарантул. Прозрачные, как вода, грани звезды переливались всеми цветами радуги, камень явно был дорогой, в золотой оправе, и Марта, не в силах отвести от него взгляд, тихонько заскулила. Она-то, простота, боялась, что её изнасиловали, а всё гораздо хуже! Так плохо, что дальше некуда!

Девушка яростно пыталась стащить кольцо, но оно не поддавалось, будто кто заколдовал, лишь обдирало кожу да больно кололось оправой. С потерянным девичеством ещё можно было бы жить, но ведь теперь получается, что она — воровка! Её найдут, арестуют, отведут в тюрьму, а завтра на рыночной площади отрубят руку и заклеймят. Жизнь кончена… Кто ей поверит? Заикнёшься, будто сама не знаешь, что да как — поднимут на смех, скажут: вот дура деревенская, сама глупая — и нас за недоумков держит.

Бежать. Домой. Найти кусок сала или жира — и уж тогда кольцо снимется, непременно! Палец льдом из погреба обложить, чтобы сошёл отёк, намазать жиром и… Марта метнулась к низкой двери и вдруг споткнулась, обо что-то запнувшись. С ноги слетела туфелька, тоже явно господская, беленькая, с бантами, на высоком вычурном каблучке, к которому селянки непривычны. Мало того, что кто-то её обул, — подобрав юбки, Марта увидела на ногах белые тончайшие чулочки, прихваченные ниже колен подвязками.

Ей снова захотелось завыть. Куда она собралась? Домой? В господской одёже? Да уж лучше голышом! Мало того, что перстень, явно украденный, на руке сияет, выдаёт с потрохами, так ещё и каждый встречный-поперечный придерётся: откуда ты такая разряженная? Кого прибила? Или наряд тоже украла, как кольцо, а госпожу, с которой сняла, прикопала где-нибудь в овражке?

Она пропала. Она пропала. Она про…

Сидя на холодном земляном полу, Марта раскачивалась из стороны в сторону, взявшись за голову, и в отчаянии бормотала одно и то же: я пропала… Оттого и не слышала, как отряд рейтаров окружил лесную поляну, на которой стояла заброшенная избушка, как сомкнулась цепь вооружённых людей. Опытные наёмники действовали бесшумно: не бряцали оружием, не переговаривались, ибо план поимки преступницы был давно обговорен и вбит каждому ещё с час тому назад, в деревне, после того, как местный пастушонок, оглядываясь, не видит ли кто, сообщил капитану, что, кажись, заметил ту самую беглую девк… даму, которую третий день ищут. В сторону заимки бежала, нет, брела, спотыкалась, видать, вымоталась вся… Пастушка расспросили подробнее, сунули в зубы пару серебрушек — награда знатная за десять слов, да пригрозили отобрать, если узнают, что соврал. Обговорили план: доходят без шума, смотрят, нет ли рядом кого — вдруг у беглянки встреча с сообщниками, хорошо бы повязать всех сразу! Не исключено, что будут выставлены часовые, ведь число сообщников неизвестно, поэтому — поглядывать, зря не рисковать. А главное — брать всех живыми.

…Дверь распахнулась, едва не снесённая с петель сильным ударом. Марта зачарованно, как во сне, смотрела на чёрный силуэт мужчины, облачённого в доспехи. В спину ему светило солнце, лица было не разобрать, лишь блеснули белки глаз, странно отсвеченные синим. Ужасный человек надвигался, как рок. Судьба. Смерть.

Лязгнуло вынимаемое из ножен железо.

— Подымайтесь, ваша светлость, — спокойно сказал приятный мужской голос. — Именем закона — вы арестованы.

* * *

Возок был закрытый, душный, на высоких колёсах со странными упругими накладками. Не трясся, не выматывал душу, а мягко покачивался; после получаса такой езды Марту замутило. Но хуже всего была не тошнота, ранее неведомая крепкой деревенской девушке, и не то, что с неё не сводил глаз незнакомый рослый мужчина в кирасе и при тяжёлой трёхгранной шпаге, настолько длинной, что на неё, как на вертел, можно было насадить перепуганную и окончательно упавшую духом саму Марту. Самой скверной была деревянная груша во рту, которая, казалось, с каждой минутой всё больше распухала от слюны, и приходилось её то и дело сглатывать. И ещё — тошнотворный привкус дёгтя и чужих ртов, и впивающиеся в скулы тонкие кожаные ремешки, туго стянутые на больном затылке и не дающие кляпу отпасть, если жертва попытается вытолкнуть его языком.

Из-за этого-то кляпа она не то, что оправдаться — назвать себя не успела. Ей и пикнуть не дали. Там, в лесной избушке, сказав, что она арестована, незнакомец чуть посторонился, и в дверцу протиснулись ещё два дюжих молодца. Потеряв дар речи от страха, Марта попыталась отползти, теряя туфли, но её живо подхватили под руки и выволокли из халупы на белый свет, на зелёную траву, выставив на обозрение двух десятков вооружённых мужчин, что к тому времени окружили поляну. Куда бы Марта не повернулась — в голову ей глядели арбалеты.

Статный и мужественный капитан рейтаров бесстрастно оглядел бледную, как мел, девчонку, хватающую ртом воздух, и пожал плечами. Дело есть дело. Он всего лишь выполняет свой долг. По его знаку один из державших Марту, стянув зубами перчатку, резко и больно ткнул острым грязным ногтем под нижнюю челюсть, а когда та, невольно вскрикнула — умело загнал в приоткрывшийся рот деревянный шар, на шершавых боках которого имелось уже немало отметин. От чужих зубов. Затем, не давая опомниться, споро перехватил девичьи руки верёвкой.

— Сожалею, сударыня, — в учтивом тоне капитана не было ни грана издёвки, — но, согласно указаниям вашего супруга, вам запрещено говорить, а нам — слушать всё, что вы можете высказать. Причины вы и сами знаете. Будьте благоразумны. Следуйте за нами и не пытайтесь бежать, вам не уйти. Антуан и вы двое, обыщите дом, остальные разбейтесь на тройки и прочешите ещё раз округу. Первый, кто найдёт бумаги, получит особую благодарность от господина герцога.