Гэв Торп - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I

• Название: Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I
• Автор: Гэв Торп
• Издательство: Кузница книг InterWorld'а
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Все началось примерно семнадцать тысяч лет назад, когда в мире появились Древние. Неведомые и могучие существа, решившие, что нашли неплохое местечко для жизни. Они повелевали пространством и, возможно, временем. Были способны творить жизнь и вообще больше всего напоминали богов. Освоившись на новом месте, они начали создавать разумных существ себе в помощники.

Однако идиллия созидания была нарушена Силами Хаоса, пожелавшими уничтожить молодой мир. Голодный и алчный, Хаос ринулся в материальный мир, сметая все на своем пути. И когда казалось, что все потеряно, силы порядка все-таки вырвали победу из лап Хаоса, заперев его путь в этот мир.

После этого разумным расам пришлось приспосабливаться к новым реалиям — Хаос, пускай и запертый, продолжал влиять, порабощать и изменять.

Однако столетия сменяли друг друга, старые раны мало-помалу заживали, эльфы, гномы, люди и прочие творения Древних знакомились друг с другом и худо-бедно учились жить вместе.

Это уже не были золотые века под защитой Древних. Войны сменяли одна другую, и кровь щедро лилась на землю, однако после кошмара Хаоса даже такое существование воспринималось, как благо.

Книга производства Кузницы книг InterWorld'a.

https://vk.com/bookforge — Следите за новинками!

https://www.facebook.com/pages/Кузница-книг-InterWorldа/816942508355261?ref=aymt_homepage_panel — группа Кузницы книг в Facebook.

---

Совсем запутавшись, он встряхнул головой. Он не услышал его.

По крайней мере, уже не имело значения, что он пропустил название читаемого произведения. Он узнал первые строчки, бесчисленное количество раз слыша их ранее, да и читая тоже.

— «Дитя ненависти», — прошептал он беззвучно. — Да, несомненно.

Он успокоился, чтобы послушать старую притчу, не уверенный, слышал ли он её вживе, или это память подсовывала ему в уши столь знакомые слова.

— В далёком прошлом, в одной из провинций Бретоннии правил благородный граф по имени Бенуа, коего прозывали «Оргюль», Гордец, за неимоверное тщеславие. Это было его стремлением — торить свой собственный путь во всех делах, а так как он был сильным человеком, крупным телом и щедро одарённым природой, редки были времена, когда разочарование постигало его. Никто, однако, не может противостоять смерти: и случилось так, что его жена, которую он — в своей, конечно, манере — возможно даже любил, умерла при родах их первого ребёнка, а вскоре и дитя последовало за ней.

Обезумевший от ярости и печали, пошёл он по сёлам и городам своей земли, попрошайничая или крадя себе еду, спал в канавах и сараях, пока прохожие не стали смотреть на него, как на обычного бродягу.

И вышло так, что одним вечером он встретил женщину исключительной красоты, что кормила гусей у реки, когда две луны были полны. Сражённый её сочувствием, он раскрыл себя, сказав: «Я граф Бенуа, твой господин и хозяин. Моя жена умерла. И теперь я выбираю тебя моей новой супругой и, чтобы скрепить соглашение, я возьму тебя прямо сейчас». Хоть видел граф отражение своё в лужах, из которых пил, и тем самым знал, насколько он был грязен и неопрятен, но он привык везде торить свой собственный путь.

Однако прекраснейшая из женщин, которую звали Иветт, была сведуща в тайных знаниях. Она поняла, что он не давал пустых обещаний. И сделав реверанс, она произнесла ему в ответ: «Мой господин — это честь для меня и моей семьи. Но брать меня сейчас вы не должны. Это Ночь Жестоких Лун, время, когда силы Хаоса приносят волны видений из Северных Пустошей, и пыль искривляющего камня, как говорят, приносится ветрами. Вместо этого приходите ко мне завтра, и я охотно соглашусь стать вашей невестой».

Взбешённый, граф Бенуа бросил её на землю и использовал так, как и намеревался, несмотря на её предупреждение. Столь жестоко овладел он ей, что она потеряла сознание, а граф, сделав своё дело, закинул её на плечо и без посторонней помощи понёс к замку своему и, домой придя, наказал слугам, дабы позаботились они о ней.

На следующий день, когда она проснулась, то сказала графу: «Я сдержу своё слово. Пришлите священников, чтобы мы смогли вступить в брак». Он сделал это, ибо очень красива была она. Но не знал он, что вышла замуж за него она в наказание. Возможно, не знала и она. Случилось это на Ночь Жестоких Лун.

В своё время она родила сына и назвала его Эстеф. Он вырос высоким и пригожим, достойным наследником. Но была в нём некая угрюмая дикость, так что порой он и его юные спутники пропадали на буйных кутежах, тогда как в другие времена чёрная тоска брала его в оборот, и никому не говоря, он уходил бродить в одиночестве и лишь бормотал под нос ругательства.

Это случилось в день, когда ему исполнилось восемнадцать, когда он перерос своего отца и стал проворней его на мечах, и был в день тот он в тисках подобного отчаяния. И в этот день его мать поведала ему, как он зачат был против её воли. И в тот же миг он бросился на поиски графа и нашёл его, и пронзил его, и на зубчатых стенах играл в кикболл головой своего отца, и потому все нарекли его проклятым. И они были правы.

Мораль же такова: мы всегда должны быть на страже, ибо хитрость Хаоса безгранична.

Чтец закрыл книгу. Самые медленные едоки среди воспитанников лихорадочно проглотили последние крохи. Все встали, когда настоятель произнёс заключительное благословение — и Хенкин вновь не смог уловить имя Бога Закона, ибо пугающая мысль отвлекла его.

«А ведь, — подумал он, — что-то из того мальчика было и во мне, и по-прежнему оставалось! Слава богу, отец послал меня сюда, ибо иначе… И у меня были подобные приступы чёрной меланхолии, и я тоже неистовствовал и думал, что это смешно — бить окна или грабить крестьян, едущих на рынок! К тому же моя мать никогда не приветствовала физические знаки внимания отца, поэтому я был и остаюсь единственным ребёнком в семье… Был ли Эстеф тоже?» История умалчивала.

Но было не время для удивления. Мальчики провели перекличку, быстро, но тихо, и отправились в дормиторий, за исключением тех, в чьи задачи входили сбор тарелок и уборка. Он ожидал, что настоятели и остальные члены персонала подойдут, чтобы поговорить, узнать, почему он решил нанести этот визит, а это, в свою очередь, даст ему возможность выразить благодарность за то, что внезапно наполнило его сердце, когда мораль о судьбе графа Бенуа запала ему в душу. Но ничего подобного не произошло. Торжественно кивнув ему в свою очередь, они тоже покинули зал, и оставили его в одиночестве, за исключением одного из старших мальчиков. В его руках была свеча, и он тихим голосом сообщил ему, что должен проводить Хенкина до отведённой тому комнаты. Что ж, по крайней мере, ему было позволено спать в одиночку, а не на одной из сотни жёстких полок, застеленных мешками, набитыми ломаным папоротником, что служили воспитанниками матрасами, без подушки и только лишь под одним изодранным одеялом, совсем таким же, под которым он дрожал в старые времена. Впрочем, отведённая ему комната оказалась лишь немногим более роскошной…

В прошедшие годы он не привык ложиться в столь раннее время, так что сначала даже был уверен, что не сможет заснуть. В некотором смысле он приветствовал ожидание. Словно вернулись некоторые пережитки его юности, он рассчитывал подумать над своей досадой на столь холодный приём. Однако стоило закрыть ставни, вровень с которыми уже стоял туман, как могучая волна усталости накрыла его с головой. Зевнув так широко, что едва не вывихнул челюсть, он отбросил в сторону ботинки и одежду, прополоскал рот и плеснул в лицо воды из надтреснутого кувшина, а затем задул свечу и лёг. Он заснул даже прежде, чем успел накинуть на себя одеяло.

Он проснулся в непроглядную полночную темень. Но не безмолвную. Камни, окружавшие его, даже сам воздух, казалось, резонировали в такт грохоту огромного медного гонга…

Уже приготовившись разгневаться на сие событие, нарушившее его сон, всё тело его неожиданно тряхнуло в трепете ожидания. С ним пришла ясная и пронзительная мысль, скорее обнажённое чувство, чем обычные слова. Тем не менее, это могло быть истолковано как…

«Я забыл! Только теперь я вспомнил! Как это могло ускользнуть из моих воспоминаний, то, что предлагало вознаграждение за холод и голод, то, что делало долгие мучительные месяцы, проведённые в помещениях, лишь чуть-чуть лучше, чем тюремные камеры, потраченными не зря? Это вызов в Тихое Собрание!»

Он вскочил на ноги, судорожно хватая сапоги и одежду, отмечая шорохи вокруг, за стенами, и внизу, в дормитории, да даже на крыше, где кружили совы и, несомненно, летучие мыши: мягкое хлопанье их крыльев добавилось к чудесным раскатам гонга. Трясущимися от волнения пальцами, он таки смог, наконец, завязать шнурки и рванул к выходу.

И тут же умерил свой бег. Конечно. Он должен быть умеренным и спокойным, как и всё здесь. Воспоминания захватили его, когда он увидел воспитанников, один за другим появлявшихся на лестнице перед ним, двигавшихся так, словно всё ещё были во власти сна, но уверенно и с твёрдой решимостью.

Он пристроился позади и обнаружил — чего не ожидал, когда только прибыл, но что теперь казалось вполне естественным — настоятеля, который собственной персоной стоял рядом с открытой дверью, в которую просачивались завитки тумана. Откинув капюшон, он вместе с двумя служителями вручал мальчикам зажжённые факелы. Служители, неподвижные под своим капюшонами, тем не менее, обладали замечательным сходством с библиотекарем братом Юргеном (железные ключи и всё остальное) и братом Вилдгансом, который был главным воспитателем Хенкина. Однако в данный момент он был не в том состоянии, чтобы его обеспокоило нечто подобное.

Да, настоятелем был Альберих. И да — он словно бы не постарел ни на год. А теперь встал прямо перед Хенкиным, когда тот сошёл с последней холодной ступеньки каменной лестницы, и поклонился. Поклонился! Молча — его действия говорили больше, чем слова.

Сердце Хенкина забилось в унисон с гонгом, пока его шаги, так же, как и шаги воспитанников, подстраивались под бой. Понимая, что эта церемония была в честь него, в честь его решения вернуться, он проследовал за тройную линию факелов, которые держали мальчики. «Юрген» и «Вилдганс» пристроились по бокам, в то время как настоятель шёл позади.